— Стало быть, вы знаете, что война закончена?
— Конечно. А у вас есть предписание на этот счет?
— Увы, да, — с кислой миной произнес Кэйдер. — И мне это не по душе. — Он бессильно развел руками. — Я с вами откровенен. Да иначе и нельзя с тем, кто читает мысли, когда захочет. Меня не тревожит этот внезапный развал, все равно я не могу ничего поделать. Все наше движение превратилось в груду обломков…
— И это к лучшему. Потому что вы сражались не за самоуправление. Тайную авторитарную диктатуру при всем желании нельзя назвать автономией.
— Волленкотт был прирожденным лидером, но стать диктатором у него кишка тонка!
— Ему и не нужны кишки, — сказал Рейвен. — Кишечными делами занимался Торстерн.
Кэйдер удивленно поднял брови.
— Причем тут Торстерн?
— Вы о нем знаете?
— Как и любой венерианин. Он — один из семи самых могущественных людей планеты.
— Первый из семи, — поправил Рейвен. — И он решил, что сможет прибрать к рукам всю планету. Волленкотт принадлежал ему душой и телом, пока недавно мы не предоставили ему свободу.
— Предоставили свободу? Вы хотите сказать, что?.. — Кэйдер о чем-то задумался, хмурясь и барабаня пальцами по столу, и наконец прорычал:
— Такое могло произойти. Я лично никогда с Торстерном не встречался. Говорят, он — человек сильный и честолюбивый. Если Волленкотт и таскал для кого-то каштаны из огня, то — да, скорее всего именно для Торстерна. — Он снова нахмурился. — Но я никогда его не подозревал. Замаскировался он хорошо.
— Да.
— Боже мой, Торстерн! — Кэйдер посмотрел на гостя. — Зачем же он избавился от Волленкотта?
— Нам удалось убедить Торстерна прекратить кровопускания Земле и заняться легальным бизнесом. И Волленкотт, до сей поры кадр весьма ценный, тотчас стал помехой. Ну а от помех Торстерн избавляться привык.
— Не могу поверить! — с негодованием произнес Кэйдер. — Но приходится. Все складывается одно к одному.
— Ваш ум подсказывает мне, — подчеркнул Рейвен, — что сепаратистское подполье распалось на группировки, и вы боитесь, что найдутся люди, которые попытаются задобрить власти, выдав остальных. Вы считаете, что слишком многие знают лишнее, то, что им знать не нужно…
— Я ставлю на остальных, — мрачно сказал Кэйдер. — Предательство — это игра, в которой можно поставить на любую сторону. На моей совести меньше грехов, чем у некоторых.
— Гипнотизер Стин на вашей совести?
— Стин? — Кэйдер откачнулся в кресле. — Я его и пальцем не трогал. Он улетел с Земли на «Звездном Духе» через пару дней после вашего отлета на «Фантоме». — Он значительно посмотрел на собеседника. — Как раз когда у меня появилось свободное время поразмышлять о судьбах мира, помните?
Рейвен без всякого сочувствия кивнул:
— Помню.
— Больше я о нем не слышал.
— Он умер. Медленной смертью.
— Это сделал Халлер! — с внезапной энергией воскликнул Кэйдер.
— Неверно по двум причинам. Халлер умер, можно сказать, «по собственному желанию». Кроме того, он умер быстро.
— Какая разница? Что один, что другой — покойники.
— Разница не в их конечном состоянии, — серьезно и веско сказал Рейвен, — но в скорости их перехода в это состояние. Как-то раз вы выказали забавное желание похоронить меня внутри моего скелета. Если бы вы сделали это с достойной быстротой, я, наверное, прошел бы сей путь, искрясь весельем. — Он весело рассмеялся. — Но если бы вы неоправданно замедлили процесс, я бы возмутился.
Кэйдер захлопал глазами:
— Это самое безумное рассуждение, которое я когда-либо слышал!
— Безумна вся троица наших миров, — ответил Рейвен.
— О, да, я знаю, но…
— Кроме того, — продолжил Рейвен, — вы еще не слышали и половины. Я пришел сюда не для праздной болтовни.
— Это вы уже сказали. Вам что-то нужно, и это не деньги.
— Я оказал вам услугу. Теперь я хочу, чтобы вы оказали услугу мне.
— Та-ак! — протянул Кэйдер, с нескрываемым подозрением рассматривая Рейвена. — Какую?
— Я хочу, чтобы вы убили Торстерна, если в этом возникнет необходимость.
— Вот, значит, в чем дело! Я вам отвечу. Вы избавили меня от некоторых неприятностей, хотя не думаю, что они были бы серьезными. Мне грозило максимум семь лет тюрьмы, и, скорее всего, я вышел бы через шесть месяцев. Короче говоря, вы скостили мне эти шесть месяцев — и вы считаете, это стоит убийства?
— Вы не обратили внимания на ключевые слова: «Если возникнет необходимость». Если она действительно возникнет, это не будет убийством — это будет казнь.
— А кто будет определять, возникла необходимость или нет? — спросил Кэйдер, пристально глядя на Рейвена.
— Вы.
— В таком случае этот момент вообще не настанет.
— Несколько недель назад вы были не столь мягкотелы.
— А теперь с меня довольно. Займусь своей торговлей, буду примерным гражданином — при условии, что меня оставят в покое. Между прочим, хотя власти упорно называют меня землянином, сам я считаю себя венерианином. И я не стану убивать другого венерианина ради того, чтобы потрафить землянину. — Засунув большие пальцы в карманы жилета, он придал лицу непреклонное выражение. — Рад был бы оказать вам услугу, но просите вы чересчур много.
— Если б вы знали, как это мало.
— Много! — повторил Кэйдер. — Добавлю еще кое-что: когда требовалось кого-то убить, вы отлично справлялись сами. Почему же сейчас вам понадобились помощники на грязную работу?
— Вопрос ребром. Есть две веские причины.
— Да?
— Во-первых, я уже привлек к себе слишком пристальное внимание и не хочу привлекать еще. Во-вторых, если возникнет необходимость убрать Торстерна, может статься, что первым звонком будет мое исчезновение с этой юдоли слез и печали.
— Вы хотите сказать?..
— Меня убьют.
— Вы и так знаете, что у меня на уме, — сказал Кэйдер. — Я у вас в долгу, и если вы умрете, особенно не обрадуюсь. Но и плакать не стану.
— Станете! — возразил Рейвен.
— Это еще почему?
— Потому, что это может означать, что следующая очередь ваша.
— Следующая? Куда?
— На ликвидацию.
Поднявшись из-за стола, Кэйдер оперся о него руками и заговорил резким тоном:
— Вы что-то разнюхали? Ну и кто лее собирается меня убить? Зачем ему это нужно? Мы с вами — противники, почему он должен включить нас в один список?
Жестом усадив Кэйдера и выждав, пока тот успокоится, Рейвен сообщил:
— С точки зрения обычного человека у нас с вами есть кое-что общее — ни меня, ни вас нельзя назвать обычным человеком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});