– Кто ее тебе плетет каждое утро? – все-таки спросила я. Не сдержала любопытства.
– Да когда как, – ухмыльнулся Дэйн. – Но вообще вакансия свободная. Хочешь занять?
Я смутилась и ушла от ответа:
– Мне пора.
– Спасибо за флэшку. Заходи, как будет время. С женщинами здесь беда.
Он отсалютовал указательным пальцем и улыбнулся – большой начальник грозного Уровня, с извечной на лице маской пошловатого «котяры», которая нет-нет да пропускала на поверхность таящееся в глазах одиночество.
* * *
Это была та же суббота.
Та самая, утром которой я забрала и перенесла в Нордейл Мишу. Еще минуту назад, по местному времени, он сидел во дворе детского интерната с привязанной к хвосту веревкой, ожидающий, возможно, самого худшего события в жизни. А минуту спустя и целую прожитую жизнь я стаяла у окна бывшей спальни, наблюдая за тем, как на жухлую траву ложится белая крупа.
Снег здесь еще не укрыл землю. Но уже скоро.
Оглядываться не хотелось. Спальня была вроде той же… и какой-то другой. Пустой и заброшенной. Для меня она стала бывшей, для мамы продолжала оставаться настоящей. В какой-то момент я осознала, что ощущение «чужести» распространилось не только на собственную квартиру, но и на мир вокруг.
Двор, знакомые дорожки, мусорные баки, песочница, стоящая рядом железная горка – все это было настолько же знакомым, насколько и неродным, будто бутафорские декорации из просмотренного вчера вечером фильма. Отсидел киноленту, вышел из зала и забыл все, что видел.
В спину усмехался и давил укоризненный, сквозящий в каждом движении мира взгляд: «Вернулась? Давай-давай, проваливай…. У нас тут забот хватает, нечего притворяться, что тебе интересно…»
Я раздраженно передернула плечами.
Он был прав – мне было неинтересно. Я любила мать, но больше не хотела вникать в здешние проблемы, заботы и разговоры. Не хотела залипать в эту паутину, не хотела быть поглощенной бытом. Хотела просто сделать то, что должна была, и уйти.
«Иди-иди…» – полный равнодушия ответ.
Пустая спальня, смотрящий в сторону экран монитора, отвернувшаяся к окну фиалка.
Скрипнула половица в коридоре, потом щелкнула задвижка в туалете.
Кто-то проснулся.
Потом был длинный день, из которого яркими пятнами выделились несколько событий. Яркими не значит приятными.
Полтора часа непрерывных поисков в интернете увенчались успехом. Кошачий приют был найден в пределах досягаемости – тридцать минут на троллейбусе, выдох на самой последней остановке. На звонок ответили: рыжие есть и даже несколько. Приехать забрать? В любое время. Взнос приюту добровольный и по желанию на поддержку и корм животным. Здесь оказалось просто.
А вот произошедшее дальше полностью выбило из колеи, расстроило намеченные планы, смазало восприятие реальности и заставило рамки привычного мира в очередной раз накрениться.
Завтракали на кухне вместе.
Дядя Толя порадовал всех замечательной яичницей с сосисками и тостами с джемом, я уплетала за обе щеки, не успев поесть в Нордейле. За окном летела снежная крупа, в душе царило удовлетворение от того, что Миши там больше нет. Давно.
Разговаривали обо всем: что скоро совсем заметет, что нужно принести из погреба картошки, что билеты на авиалиниях подорожали. На вопрос отчима, по какой причине мне внезапно понадобился рыжий кот, я ответила коротко: «подруга» решилась завести питомца, я вызвалась помочь с поисками. Ведь сколько животных в приютах, а как здорово одному из них дать теплый дом и сытую жизнь.
Родня одобрительно кивала: Диночка выросла доброй и отзывчивой к чужим несчастьям, чем не радость?
Чашки с чаем и печенье (совершенно не к месту напомнившее мне про Дэйна) разместились на столе, когда мама с беспокойством обронила:
– Дин, ты вроде… как-то изменилась.
Несколько секунд я сидела неподвижно, стараясь казаться беспечной, потом осторожно подняла глаза. Кто-кто, а мать всегда увидит больше остальных. На душе заскребли кошки. Как объяснять? Может, пронесет?
Не пронесло.
– Повзрослела, что ли… И внешне сильно схуднула. Ты, часом, не болеешь? Ведь вот только тебя видела – таких впалых щек не было. Никакие таблетки не используешь, чтобы вес сбросить, а то бабушка говорила, что ты собой недовольна. От пончиков отказывалась….
Бабушку эту! Полотенцем бы по попе….
Чаепитие вмиг потеряло всякую радость. От неприятного разговора не уйти, даже если сейчас замять, все равно через день-два опять поднимется. Врать – поперек горла, а объяснений, которые бы удовлетворили и успокоили, как назло не находилось.
Мамины глаза придирчиво бороздили мое лицо и фигуру, отмечая каждую возникшую на месте выпуклой дуги впадинку.
– Прямо ввалились щеки-то! Дочь, мне это не нравится… Давай, может, в больницу сходим, вдруг правда какая болезнь, вдруг это…
Она не смогла закончить предложение, не решилась. «Рак. Дочь, вдруг это рак?» – вопрошал ее испуганный взгляд. Ведь от него люди просто тают на глазах, хотя есть продолжают как обычно.
Моя растерянность сменялась отчаянием.
Тишина, повисшая в кухне, требовала ответа.
– Дин? Чего молчишь-то? Ты расскажи, если тебе какой дури присоветовали, а ты и…
И вдруг, когда уже казалось, что отчаяние перерастет в панический невроз и придется городить кучу бессвязной ерунды, неожиданно снизошло невероятное спокойствие и ощущение мощной, рождающейся где-то в глубине силы.
А еще через секунду глаза открыла древняя «сущность».
(Сорок минут спустя)
– Я не знаю, что это было! Оно уже приходило, просыпалось во мне – какое-то существо, не я…
Дрейк был беспардонно оторван от совещания, и я едва сдерживалась от того, чтобы кинуться ему на грудь «Пожалуй, объясни, поддержи…»
Он был сух, внимателен и как всегда недосягаем.
– Дальше. Бернарда, что произошло дальше.
Заломив руки, я продолжила:
– А дальше, я сказала ей спокойным таким, странным голосом, как будто не своим: «Мама, я всегда такая была. Всегда. Ты просто забыла». Только говорила это не я, это говорило ОНО! И было ощущение, что каждое слово из моего рта расходилось невидимыми кругами по воде. Сквозь людей, сквозь воздух, сквозь стены. Как такое может быть?
– Реакция мамы? – Дрейк умело вернул повествование в правильное русло.
– Мама… – я замерла, мысленно вернувшись на кухню. И сделалось нехорошо, муторно и почему-то стыдно. – Она… она просто смотрела на меня, а в глазах пусто, как у куклы. А через секунду тряхнула головой, как будто вспомнила что-то, и сказала «Да, дочь, конечно, всегда была такая. Мне показалось, наверное…» И дядя Толя… он тоже согласился. Они поверили, будто я их перепрограммировала! Как болванчики, как манекены… И закрыли тему, стали снова про другое говорить. А я даже доесть не смогла и за котом не поехала,… а сразу к тебе.