Далее шли строфы, восхваляющие девушек за успехи в учёбе и работе.
По приезде я не удержался от того, чтобы не описать в стенной газете моё путешествие. Так как я считал себя не лишённым остроумия, то изобразил в комическом виде свои приключения со свамовским патроном, с буксой, с осмотром машинного отделения на пароходе. Приврал, конечно, для большей выразительности. В общем, получилось здорово. Называлась статейка «Шабшаевец в отпуске, или электроприключения будущего инженера». Я ждал восторженных отзывов.
Яков Фабианович любил, придя на лекцию, сперва поговорить о текущих событиях. В этот раз он начал с того, что прочёл опус одного молокососа в стенгазете, который разъезжал по железным дорогам, ломал казённое оборудование, попадал в милицию по подозрению в шпионаже, чем рисковал серьёзно скомпрометировать Институт.
— А потом ещё хвастается! Если такое электрохулиганство будет продолжаться, то он, Каган-Шабшай, ему, молокососу, ноги переломает.
Я вывел отрадное заключение, что ноги мне будут ломать не тотчас, а не раньше, чем я сверну ещё по крайней мере пару лампочек.
Да, аплодисментов в мой адрес не последовало.
Осенью, после отпуска, меня направили на СВАРЗ — Сокольнический вагоноремонтный завод, который входил в систему МГЖД — Московских городских железных дорог. Под городскими железными дорогами подразумевался только трамвай; метро в Москве ещё не существовало, как, впрочем, автобуса и троллейбуса.
СВАРЗ выполнял капитальный и текущий ремонт вагонов, изготовленных Коломенским и Мытищинским заводами, и моторов завода «Динамо». Контроллеры, реостаты и мелкую аппаратуру он изготовлял сам. Во дворе разветвлялись и входили, каждые в свои ворота, многочисленные рельсы. Внутри цехов они продолжались линиями, проходившими над смотровыми канавами. По ним въезжали вагоны и становились длинными рядами в затылок. В одном цеху вагоны поднимались на козлы — на капитальный ремонт, в других оставлялись на тележках — на текущий.
Вагоны в капитальном ремонте предельно раскулачивались, и на них, как муравьи на гусеницу, набрасывались слесаря, электромонтёры, сварщики, маляры. Они ползали по вагону, щекотали его из канавы под брюхом, лазали по крыше. В первые дни моего пребывания на заводе случился трагический случай. Молодой маляр, кончив красить крышу одного вагона, хотел перепрыгнуть на соседний. При этом он, как обычно, ухватился за трамвайный провод. На беду он стоял на какой-то железине, а на другом конце её лежала проволока, которая спускалась на землю. Бедняга получил удар напряжением 550 вольт, руки свела судорога и он повис на проводе. Он не мог даже крикнуть. Через минуту товарищи заметили, что он висит, выключили линию и сняли тело. Он был уже мёртв.
Меня поставили на текущий ремонт, включив в бригаду рабочих, которая работала всегда в ночную смену. Сюда приходили аварийные вагоны, которые мы за ночь должны были привести в приличный вид. Обычно надо было устранить замыкание в моторе, ликвидировать утечку сжатого воздуха. Бригада работала торопливо, бегом и состояла из каких-то мрачных, невероятно грязных людей. Мы вели жизнь моряков. Мы ныряли в канавы, так как все основные механизмы помещались под полом вагона, и принимались копаться в невероятно замызганных деталях. А они, щедро смазанные тавотом, налепляли на себя за день всю скверну из разбрызгиваемых вагоном луж. Чтобы добраться до какой-нибудь гайки, приходилось счистить у себя над головой пуд грязи. Из букс на голову капало смазочное масло, детали были страшно тяжёлые. Нижнюю половину ярма мотора снимали втроём с помощью домкрата. В канавах было темно. У каждого из нас была лампочка на длинном проводе, которая обычно привешивалась с помощью крючка за ворот спецовки и очень стесняла движения. Изоляция была вся в клочьях, и лампа постоянно била током. К тому же в канаве было зверски холодно. Даже когда начались морозы, ворота цеха постоянно стояли открытыми. Да и как иначе — вагоны приходили и уходили всю ночь.
Сначала мне доверяли только светить другим да поддерживать детали. От скуки я описал эту ситуацию в стихах:
Иные перегоныНа жизни ставят штампы;Под брюхом у вагонаСвечу ручною лампой.
Чуть слышу из-за шума:«Эй, малый, наподдай-ка!»Враждебно и угрюмоМотор таращит гайку.
Из леса арматурыСвисает жирно сало,Две буксы, словно куры,Нахохлились у вала.
А сверху с видом важным(Средь гаек он — профессор)Под полускатом каждымНатужился компрессор.
В канаве воздух мокрый,Как скрежет, холод слышен,Маляр за ворот охройМне поливает с крыши.
Светить в канаве — горе.От лампы стынут руки…Так вот оно, то море,Куда несут науки.
Под конец дело пошло веселей. Мне стали поручать самостоятельный ремонт компрессоров и щёткодержателей. Когда работаешь один, то можно немного заняться кладоискательством. Для этого надо откинуть люк в полу и счистить недельную грязь с верхней половины ярма мотора. Туда проваливаются через щель деньги, которые роняют пассажиры. В бригаде ходили легенды, будто кто-то когда-то нашёл там царский золотой, влипший, как допотопный моллюск, в каменноугольные слои, будто бы кто-то откопал золотое обручальное кольцо… Мне больше пятака находить не доводилось. Но и это ничего!
Наконец, меня перевели в воздушную бригаду. Вопреки поэтическому названию она состояла не из птичек колибри и даже не из аэронавтов, а из весьма земного толстенького старого бригадира, катавшегося, как колобок, по цеху, долговязого рабочего Сеньки и ещё нескольких незначительных личностей. Главное — в цеху было тепло, хотя приходилось лазить в канавы, но ненадолго и только под вагоны капитального ремонта, следовательно, чистые. Ну, конечно, с пятаками пришлось расстаться.
Бригада называлась воздушной, потому что делала на вагонах воздушную проводку, которой приводились в действие тормоза. Кроме того, в наши обязанности входил ремонт компрессоров, установка баллонов, регулировка редукционных клапанов, манометров и т. п. Бригада была дружная, работала сдельно и, так как я проявлял большое усердие, то у меня вскоре установились с рабочими хорошие отношения. Здесь я узнал, что такое клубик (от немецкого Kluppe), вороток и плашка, научился нарезать наружную и внутреннюю резьбу на трубах, гнуть их по заданному радиусу, предварительно насыпав в них песку, чтоб не сминались, затягивать хомуты на баллонах (на кобылах я уже умел) и многим ещё воздушным трюкам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});