В ладейку еще заскочил и Глузд – из той смены, что, возвращаясь, наткнулась на утопленников…
– Можно мне на нос? Ой… разрешите, господин сотник?
– Рядом там примостись. Со Звениславой…
– Ага.
Скрипнули уключины. Вспенили воду весла. Отвалив от пристани, ладейка ходко поспешила вниз по реке…
Излучина напротив Медвежьего урочища выдавалась далеко в реку пологим лесистым мысом, или лучше сказать – сама Горынь-река делала здесь весьма крутой изгиб. За следующим мысом уже синела широкая Припять. Там же располагался и дальний пост Младшей стражи.
– Вон! – замахал руками Глузд. – Вон оно, плесо!
Звенислава недовольно дернулась:
– Тихо ж ты, скаженный! Едва в реку не сбросил… Нельзя спокойно сказать?
– Дак я и спокойно…
– А зачем так руками махать? Ровно как мельница… Ты вообще спокойно-то хоть когда-нибудь можешь?
– Да я…
Повернув, лодейка резко ткнулась носом в песок… Не удержавшись на ногах, Глузд кубарем полетел в воду.
– Ну вот! – засмеялась девчонка. – Что я говорила? Хорошо, не глубоко, не утонет.
Миша тоже соскочил на отмель:
– Ну, где тут твои утопленники? Веди, показывай…
– А вон, господин сотник! Прям за осокой…
За камышом, за высокой осокою, грустно покачивались на ветру тяжелые, еще зеленые, венчики рогоза, чуть выше, в густой траве, лежали уложенные рядком мертвецы. Все трое.
– Какие ж это утопленники? – подойдя, присмотрелся сотник. – И что там такое торчит? Не стрел ли обломки?
– Так я и не говорил, что утопленники… – Глузд обиженно повел плечом. – Доложил только, что мертвяки. Корягины, я их знаю…
– Митоня Хряськов… Елизар Ухметьев… Ефимушко… – глянув, сразу же пояснила Звеня.
Сказала и вдруг, схватившись за сердце, тяжело опустилась в траву.
– С Митоней я в детстве играла… Елизар мне всегда мед лесной приносил… А Ефимушко… Ефимушко как родной у нас – тиуном… Господи-и-и… Кто ж их? За что? Господ-и-и-и…
Подтянув коленки к груди, девушка уткнулась в ладони лицом и зарыдала…
– Пусть поплачет, – тихо промолвил Михайла. – Поплачет – полегче станет… Однако, друже Глузд, скажи-ка, откуда их могло на отмель-то вынести?
– Так ясно ж, господин сотник, – из реки!
– Понятно, что не с неба! – сотник не удержался, съязвил, зорко оглядывая округу.
– От Щучьих мостков могло принести, – подумав, сообщил Регота. – Ну, мостки там старые… мы проплывали…
– А! – вспомнил Глузд. – Там деревня когда-то была старая… После мора забросили… Потому как вымерла вся! Дома да тын на бревна мужики забрали, а мостки остались… они уж старые все, гнилые…
Сплавали, не поленились, к мосткам… где обнаружили еще трех метрвецов! Увидел их Глузд, который отошел в камыши отлить…
Увидев трупы, перекрестился, оглянулся:
– Господин сотник! Тут…
– Этот – наш, этого я не знаю… А этот вот… – Звенислава вдруг закусила губу. – Это – Твердило Лодочник… Арсений. Он любил, чтоб Арсением звали… Давно уж в Туров уехал… По праздникам все наезжал, ко мне захаживал. Но так… дед велел его на порог не пускать. Так и сказал: буде появится – гнать взашей нищеброда!
– Не похож он на нищеброда… – склонившись над мертвецом, Миша тщательно обыскал одежку. – Пояса нет – видать, сняли… Рубаха недешевая… но, видно, побрезговали или просто не захотели возиться… Звеня, ты сказала – лодочник?
– Ну да, в Турове-то он – на перевозе, у пристани.
– А где тогда лодка? – вскинул глаза Глузд.
Девушка отмахнулась:
– Не лодка – челн… Ой! А у наших ведь тоже лодка должна быть! Новая! Они в Туров-то за ней и ходили – купить. Сговорились дешевле, чем у Неждана Лыка. Ну, еще хомуты там, упряжь – по мелочи…
– И этих – стрелами…
– А лодку, видно, забрали.
– Или – утопили… Господин сотник?
– Да! Осмотрите все здесь.
Больше всего сейчас сотника интересовал неопознанный труп. Кто же это? Попутчик? Знакомый? Или – один из убийц…
– Глузд, ну-ка рубаху на нем задери… И кровь сотри… Ага-а… Не на стрелу – на нож взяли. – Выпрямившись, Михайла задумчиво почесал бородку. – Довольно ловко – прям между ребер. Так бить не каждый сумеет… Тут особая сноровка нужна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Коренастый, серая сермяжная рубаха, порты, обмотки… кожаные башмаки-поршни. Редкая рыжеватая борода, приплюснутый нос… По виду – крестьянин, смерд… Хотя судя по ладоням – вряд ли! Мозолей-то от сохи нет! Да и от косы – вот здесь вот, у большого пальца… Зато на подушечках пальцев – характерно! Такое у гитаристов бывает… и еще – у лучников!
– Из лука он бил, – усмехнулся Миша. – Думаю – вполне умело.
Звеня вскинула брови:
– Так что ж это получается – тать?
– Очень может быть… может… Однако следов драки не видно… Глузд!
– Я, господин сотник!
– Как думаешь, откуда мертвецы в осоке взялись?
– Так – с мостков же! Упали – их теченьем-то и принесло… Этих вот двоих – от мостков. А вот этого… – парнишка указал на плосконосого незнакомца. – Этого могло и от берега. А те, что на плесе, – тех от самого конца мостков. Оттуда они и упали…
– Или – с лодки, – подсказала Звенислава. – Что же, выходит, лодку-то нашу купленную тати с собой увели? Уплыли…
Сотник повернул голову:
– А что была за лодка?
– Откуда ж я знаю? – резонно возразила дева. – Но должны были большую купить. Сено с покоса возить, ну и в город чего-нибудь на продажу. Вот, верно, как ваша ладейка… только поуже да раза в два поменьше.
– Однодревка с бортами-насадами, – покивал Миша. – Шесть весел, трое гребцов. Значит, лиходеи ее и прихватили…
– Господине! – урядник Регота Сивков вдруг закричал с мостков. – Лодку затопленную нашли! Эвон…
– Ага, – хмыкнув, потер руки Михайл а. – А пошли-ко и мы – поглядим…
Затопленная лодка оказалась не особенно и большой – узкий челнок с местом для гребца на корме и двумя скамеечками для пассажиров посередине. С пробитым дном, она лежала на боку, на отмели, не так уж и глубоко.
– Узнаешь? – зайдя в воду, Миша обернулся на Звениславу.
Та быстро разулась, подвернула подол…
– Его челн. Арсения… – тихо промолвила девушка. – Катал меня как-то… Господи… вот ведь – судьба. Хотел из бедности выбиться… выбился… Ох ты ж, Боже, Боже…
Шмыгнув носом, девушка поспешно отвернулась и пошла к берегу… Худенькие плечи ее дрожали, по щекам текли слезы…
– Арсений, Арсений… Хоть и не люб был… Да за что же тебе судьбина такая злая?
– Господин сотник, – обратился Регота, дождавшись, когда Михайла выберется на мостки. – Покойнички-то все на лодью не поместятся…
– Потом за ними вернетесь… Да! Оставь кого-нибудь присмотреть.
Усевшись в лодейку, сотник поманил пальцем Глузд а:
– А ну-ка, парень, рядом здесь примостись… И, пока плывем, кое-что поведай… ты ж у нас утром с дальнего поста сменился, так?
– Так, господин сотник, – присев на край скамейки, парнишка согласно кивнул. – Хотите спросить, не было ли чего подозрительно? Так ничего такого… Мы доложили бы, кабы было…
– Поутру кто-то по реке плыл? – быстро спросил Миша. – Из незнакомых.
– Отрок один был, из «журавлей». На вид – как нашим первогодкам, тощий, скулы такие… широкие… И немножко выпученные глаза… А лодка у него большая – едва управлялся!
Глузд, пока говорил, то поворачивался, то дергал шеей, хватался то за собственное ухо, то за рукоять весла – ни секунды не мог посидеть спокойно, такой уж был человек.
– Лодка, говоришь? А подробнее!
– Подробней Остроухин Кирьян видал, из моей стражи. Он близко подходил – а я в кустах, на стороже. Подослать Кирьяна, господин сотник?
– Да. Пусть до обеда зайдет. – Сотник прищурился и покусал губу. – Отрок в большой лодке – один… А говоришь – ничего подозрительного!
– Так его на Припяти-реки свои ждали.
– Это он так сказал?
– Он.
Вернувшись обратно в Михайловский городок, Миша напился квасу и принялся думать, расхаживая по горнице взад и вперед, благо помещение было просторным, без обязательных лавок вдоль стен.