— Так ты хочешь, чтобы я позвал Стивена, или позвонишь ему? — спрашиваю я, покончив с нашим разговором. Покончив с ней.
— Я ему позвоню, — шипит она, затем поднимает стекло.
Быстро сдав назад, Тина выруливает с подъездной дорожки на улицу. Как только пикап исчезает, я направляюсь в дом и захожу на кухню, где спорят Обри и Стивен.
— Я не хочу спагетти. Они были два вечера назад, — ворчит Стивен.
— А я хочу спагетти, — отвечает Обри, пробормотав сначала что-то в ответ, чего я не услыхал.
— Ты не единственная, кто будет их есть, Бри.
— Папа! — кричит Обри, свирепо глядя на брата, когда я вхожу в дверной проем кухни. — Ты хочешь спагетти?
— Чего я хочу, так это чтобы вы двое не спорили обо всем на свете. — Я подхожу к холодильнику, беру пиво и откручиваю крышку.
— Хорошо, но ты хочешь спагетти? — спрашивает дочь, и я, сдерживая улыбку, поворачиваюсь к ней.
— Не хочу тебя огорчать, но ты в меньшинстве. Выбери что-нибудь другое.
— Здесь нужна еще одна девушка, — ворчит она, переводя взгляд с брата на меня. — Как насчет запеченной зити?
— Брось, Бри. Мы не будем есть пасту.
— Прекрасно. — Дочь запрыгивает на стойку и скрещивает руки на груди. — Тогда сам и готовь.
— Ладно. — Стивен закатывает глаза и идет к холодильнику, но вытаскивая фунт говяжьего фарша, останавливается, услышав голос сестры.
— Что сказала мама? — спрашивает Обри.
Сделав глоток пива, прислоняюсь спиной к стойке и перевожу взгляд между ними.
— Вам не о чем беспокоиться.
— Мне обязательно идти к ней домой в пятницу? — задает Обри тот же самый вопрос, который задавала в течение последнего месяца, перед обязательной поездкой на выходные к матери.
— Да.
Ее плечи сникают.
— А что, если я не хочу?
— Бри. — Стивен качает головой, бросая говяжий фарш на столешницу и свирепо глядя на сестру.
— Что? Ее никогда не бывает дома, когда мы там, так какой смысл идти?
— Прошу прощения? — Я отвожу горлышко бутылки от губ и изучаю каждого из них.
— Бри, это неправда.
Ее руки сжимаются в кулаки, а лицо краснеет.
— Правда, Стивен, но ты бы этого и не знал, потому что, когда мы у мамы, ты гуляешь с друзьями, а я торчу дома одна.
— Может, тебе стоит завести друзей, — рычит сын, но я сыт по горло. Так чертовски сыт, что чувствую, как по венам растекается огонь.
— Стивен, мама оставляет вас одних по ночам, когда вы бываете у нее дома? — Его взгляд обращается ко мне, и он сглатывает. — Вспомни наш разговор снаружи, приятель, прежде чем ответишь на этот вопрос, — предупреждаю я.
— Иногда, — шепчет он, понимая мой тон.
— Все время, — тихо вставляет Обри.
— Как долго это продолжается?
— С конца учебного года, — бормочет Стивен, отводя от меня взгляд.
— Да с тех пор, как Томас Кинк вернулся в город. — Обри закатывает глаза, и я замираю.
— Томас Кинк? — Я не очень хорошо знаком с этим парнем, но слышал о нем. Летом он всегда здесь, а зимой приезжает в город раз в месяц. — Мама встречается с ним, Стивен? — спрашиваю я, и он прикусывает губу.
— Не знаю. Наверное. — Сын пожимает плечами. — Почему это имеет значение?
— Потому что вам по четырнадцать, а не по восемнадцать. Ваша мама знает, что вас нельзя оставлять одних, чтобы тем временем встречаться со своим парнем.
— Ты оставляешь нас, когда уходишь на работу.
— В этом случае я прошу Мэй или Аарона присматривать за вами. Я в двух кварталах отсюда и могу заскочить, если что-то случится.
— Мама всегда говорит нам, как с ней связаться, — защищается он.
Бри настороженно смотрит на него.
— Ага, а помнишь, когда я позвонила ей в прошлые выходные? Она даже не взяла трубку и не перезвонила после того, как я оставила сообщение.
Иисусе. Какого хрена?
— Это было один раз, Бри. Перестань драматизировать.
— Я перестану драматизировать, когда ты перестанешь ее защищать! — кричит она, спрыгивая со стойки. — Я ее ненавижу. — Руки дочери сжимаются в кулаки, а щеки розовеют.
— Обри, — рявкаю я, и ее глаза поворачиваются ко мне и загораются огнем.
— Это правда, папа. Я ее ненавижу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Успокойся, — требую я, замечая на горизонте признаки подростковой истерики.
— Я просто не понимаю, почему должна ездить туда. Почему не имею права выбрать, с кем мне оставаться. Я не хочу к ней, ненавижу приходить к ней домой.
— Это пиздец, Бри! — кричит Стивен, и я поворачиваю голову в его сторону.
— Следи за языком.
— Мама позволяет ему ругаться. Мама всегда позволяет ему делать все, что он хочет, — тараторит Обри, глядя на брата.
— Прекратите оба. Сейчас же! — рявкаю я, и их взгляды устремляются на меня. — Пока я не удостоверюсь, что вы под присмотром в доме вашей матерей, вы больше не останетесь у нее на ночь.
Хлопнув ладонью по столу, Стивен рычит:
— Это пиз… пипец, папа.
— Нет, пипец — это когда ваша мать оставляет вас одних на ночь.
— Такое было всего пару раз.
— Достаточно одного раза, чтобы случилось что-нибудь плохое, Стивен.
— Папа, в городе безопасно, — продолжает защищаться он, и я качаю головой.
— В городе безопасно зимой. Летом к нам со всего мира стекаются желающие подработать на консервных заводах, лодки бросают якорь на ночь, и мужики сходят на несколько часов на берег и расслабляются. Обычно они слишком много пьют и, в конечном итоге, делают глупости, из-за которых отправляются трезветь в камеру.
— Но...
— Никаких «но», приятель. Подумай об этом хоть секунду, и ты увидишь, что я прав. Со стороны матери нехорошо давать тебе волю, и определенно нехорошо оставлять вас с сестрой одних на ночь.
— Я все равно хочу видеться с мамой.
— И ты будешь. Я не запрещаю, мне просто нужно убедиться, что мы с ней на одной волне, а уж потом ты останешься у нее.
— Хорошо, — бормочет Стивен и я смотрю на свою девочку. — Я знаю, что вы с мамой не всегда сходитесь во взглядах, но она твоя мать. Единственная, другой у тебя нет, — говорю я Обри, и она плотно поджимает губы. Я вижу, что она борется со слезами, когда кивает. — Итак, что у нас на ужин?
— Тако, — ворчит Стивен, и я опираюсь на стойку, делая еще один глоток пива, чертовски желая, чтобы мне не приходилось снова вести гребаный разговор с Тиной.
***
Подъезжая к Арни, ожидающего у своего грузовика, смотрю направо, и мой взгляд застилает красная пелена при виде пса, о котором шла речь: он привязан к столбу, сквозь редкую шерсть – спутанную и грязную, просвечивают кости. Мы приехали в трейлерный парк на вызов одного из соседей, который жаловался на непрестанный лай. Засранец ни хрена не сказал о явно брошенном животном. Заглушив мотор, выскакиваю навстречу Арни.
— Я опросил соседей. До сегодняшнего дня никто из них не видел пса, но лай продолжается уже несколько дней.
— Этот пес был привязан к столбу больше, чем несколько дней, — бормочу я, оглядывая окрестности.
Большинство трейлеров и домов здесь сдаются задешево, и в них живут только летом, когда мужчины и женщины приезжают работать в порт или на консервные заводы.
— Мы с тобой это знаем, — отвечает Арни, направляясь к кабине своего грузовика. Открыв дверцу, он достает пакетик вяленой говядины. — Давай попробуем подобраться поближе и посмотрим, с чем имеем дело.
Я киваю, и мы пересекаем грязный двор, направляясь к псу. Даже издалека вижу, что веревка на его шее уже так давно, что и начала въедаться в мех и кожу.
— Эй, — зову я, подходя ближе, и понимаю, что собака не кобель, а сука, у которой явно было несколько пометов. Она начинает отчаянно вилять хвостом, опуская голову к земле, будто готовясь играть.
— Не думаю, что нам нужно звать Пола, — заявляет Арни, имея в виду нашего местного сотрудника службы по контролю за животными, и по совместительству одного из лучших механиков в городе. Достав из пакетика кусочек вяленого мяса, он протягивает его собаке, и та тут же проглатывает его, не жуя.