35
Ангелов дело такое —Им бы только плясать,А наше дело другое —Стариться и умирать.Ангелы знают — кромеРадости нет ничего,А мы, мы разлиты в кувшины,Как разное вроде вино.Я знаю, о Господи Боже,Что мучусь я оттого,Что Ты не сумел ДругогоСоздать из себя самого.
36
Быстрей молись — чтобы молитвДруг к другу липли кирпичи,Сплошь, чтобы не было зазора,Не уставай днем и в ночи.Чтоб вырастал большой соборБез окон и дверей. Ни щели.Чуть замолчишь — внутри уж вор,Нечистые скользнуть успели.
37. Чудище
Я — город, и площадь, и рынок,И место для тихих прогулокДля перипатетиков-духов,И ангельский театр, и сад.Я — город, я — крошечный городВеликой Империи. ОстровВ зеленых морях винограда.Но что так стучат барабаны?Враги подступили. Осада!Я — тихий, и кроткий, и круглый,И в плане похож на гвоздику.Но что это трубы так воютПротяжно, несчастно и дико?
И крики я слышу — «СмолуВ котлах нагревайте!Ройте колодцы!»Восходит косматое солнце.Погибнет и крепость, и замок,И вся наша библиотека,Что мы собирали от века.Вы слышите — ДемонСоблазна стоит при вратах.А я в это время в башнеТорчала лицом к небесам,Сдавленная кирпичамиПо рукам и ногам.Враги приближались, влажнойИ грязной блестя чешуей:Отдайте нам чудище в башнеИ более ничего!И тут была страшная битва,И дым, и грохот — и сноваНаш город тихийЖивет задумчивой жизнью,Похожий с высот на гвоздику,Империи остров великой,И перипатетики-духиГуляют в прохладных аллеях,И чуткое чудище в башнеИх слушает странные речи.
38. Экономка
Закат точильщиком склонился,Остря блистающие вербы.Смотрела в Солнце Экономка,Губу прикусывая нервно.
«Сестра, мне кажется, что СолнцеНе там садится — право, право!Оно всегда за той березой,А нынче забирает вправо».
«И звезды учишь?» ПоднялаОна из пыли хворостинкуИ как овечку погнала:«Левее, Солнышко, скотинка!»
39. Теофил
У нас в монастыреКрещеный черт живет —То псалтирь читает,То цепь свою грызет.
Долго он по кельям шалил…С Серафимой… Молод еще.То сливками в пост блазнил,То влепится в грудь ей клещом.
Серафима с молочной бутылкойВбежала ко мне:«Смотри, говорит, поймала —дрянь какая на дне».
А там бесенок корчитсяРазмером с корешок,Стучит в стекло пчелою,Рук не жалея, рог.
Горошинки-глазенкиС отливом адской бездныСверкают: «Ой, пустите!Я улечу! Исчезну!»
«Что мы с ним делать будем,Когда он в нашей власти?Ты, бес, летать-то можешь?» —«Приучены сызмальства, —
Он тонко отвечает, —Да вас не повезу!»Ну, мы тут смастерили,Накинули узду.
Поводья привязалиИз тонкой лески —Хоть крутился, кусался,Вытянули беса.
Серафима говорит:«Стань побольше, будто конь!Эх, куда бы полететь?Ну, давай, бес, на Афон».
Понеслися, полетели,Будто молния вдали,Да монахи им не далиКоснуться Святой земли.
Никчемушный, непригодный,Жалкий бес!Сам и виноват — в бутылкуТы зачем полез?
Мы его отнесли к Аббатисе,Та взглянула, сказала: «Сжечь!Но, впрочем… Для поученьяМожно и поберечь».
«Веруешь ли?» — спросила.Черт затрясся, кивнул.«Хочешь, чтоб окрестили?»Он глубоко вздохнул.
Отнесли его в церковь, крестили,Посадили на цепь,Дали имя ему Теофила —И на воду и хлеб.
Что ж, и злая нечистая силаТоже знает — где свет и спасенье.И дрожит тенорок ТеофилаВыше всех сестер в песнопенье.
Кланяется, не боится креста,Но найдет на него — и взбесится.Пред распятьем завоет ХристаИ — следи за ним — хочет повеситься.
Так он с год у нас жил и томился,Весь скукожился и зачах,То стенал, то прилежно молилсяНапролет всю ночь при свечах.
Заболела нечистая сила,Помер, бедный, издох.За оградой его могила.Где душа его? Знает Бог.
40
Я вчера псалмы читала ночьюНад покойником — фабричным счетоводом.Было холодно. Луна светила яро,Тени по стене перебегали,Медленным водоворотомМеж бровей покойника крутились.Я читала, а читать мешалаМне душа покойного, садиласьПрямо на страницы и шумела,Все она ругмя ругала тело.А покойник супился печально.«Что же ты со мной, душою, сделал?Ты же Будда! Ты же мог быть Буддой!Он же Будда!» — мне она кричала.Я ж читала твердо и крестилась.А покойник супился печально.«Что же ты со мной, душою, сделал?Жил как с нелюбимою женою,Как с женой глухою и забитой.Ну так и лежи теперь, как ящикС драгоценными камнями, с жемчугами,Но в земле зарытый, позабытый.Ты меня глушил вином, работой,Болтовней и грязною любовью.Я тебе кричала, говорилаИзо всех твоих священных точек.Ты не слушал — вот теперь томись.Мне, задушенной и сморщенной, куда,Покалеченной, куда теперь деваться?»Так она кричала, выла, ныла,А покойник супился печально.Он лежал небритый, очень острый,С белой розою бумажною в кармашке.
41. Два стихотворения о вдохновении
I
Когда я стихи говорюВ келье — в пустыню ночиСлетается целое воинствоИ образует Ухо.Я перед ними кочетЖертвенный. Голошу.Мелькают, бледные, садятся ближе,Подобны торопливому ножу.Средь них — как в облаке — себя я вижу,Им жизнь дика, я жизнию дышу.И думаю — за что ж мне эта сила?Мне, жалкой, а не светлым им?Да потому же — что цветок из ила,Из жертвы кровяной — молитвы дым.
II
Когда белое Солнце восходит Луной(На Луне живут Заяц и духи) —Крови темный прибойПодползать начинает глухо.Пена морская тогда на губах,Мечется ум фрегатом — совсем плох.«Где же я? В Луне? корабле? волнах?Где же я?» — по слогам повторяет Бог.
42
С тела жизни, с ее рожиСоскользну — зовут. Сейчас!Как ошметок наболевшей кожи,Под которым леденеет третий глаз.
43. Огненный урок
Мальчишки на заднем дворе развелиЖивой огонь из ящиков и тряпок,И он гудел, как сердце, и сиял —Напрасно март в него слезами капал.Мы с Аббатисой мимо шли, и яВсе плакалась и хныкала и нылаПро жалкую и к жалкому любовь,О том, что не совсем я мир забыла.Ей надоело. На руки меняСхватила, как беспомощную мышку,И в сердцевину жидкую огняШвырнула. «Во дает!» — пропел мальчишкаИ бросился куда-то наутек.А я горящий приняла урок.
Мне Аббатиса говорила так:«Терпи, терпи — миг, пустяк!Гори, дитя, гори, старушка,Расчесанной душиБинтом огня перевяжиВсе язвы, зуды,Намажься жаром,Огня тоской».И наконец меня оттудаКривою выгребла клюкой.«Дитя, не больно? СаламандройБыла ты в прошлом. В настоящемЯ поменяла твою кровьНа пламень легкий и кипящий».Я стала новой, золотой,Звенящею, странноприимной.Огонь трещал, а мы пошлиВ обитель, напевая мирно.Я стала крепкой, золотой,Какими идолы бывают,Когда они вдруг забывают,Что сами были — Бог простой.Когда на взгорьях средь лесовСтоят, упершись лбами низко,Забытые. Вдруг из боковПолевка прыснет с тихим писком.
44