Читать интересную книгу Баланс столетия - Нина Молева

1913, май. Болгарские войска напали на Сербию и Грецию. К Сербии и Греции присоединились Румыния и Турция. Болгары разбиты наголову.

1913, 10 июля. Подписан в Бухаресте мирный договор. Сербы захватывают Албанию. Австрия начинает готовиться к войне при поддержке Германии. Россия отказала сербам в военной силе.

1913, октябрь. Сербы освободили Албанию под давлением военного ультиматума Австрии. Приезд в Санкт-Петербург наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда не улучшил отношений между Россией и Австрией. В русской печати пропаганда захвата Галиции — идея неопанславистов.

1914, 28 июня. В Сараеве убит эрцгерцог Франц Фердинанд. Австрия решила разгромить сербов. (Кайзер согласен.)

1914, 23 июля. Сербскому правительству предъявлен австрийский ультиматум — вмешательство во внутренние дела Сербии. Основание — борьба с антиавстрийской пропагандой. Срок — 48 часов.

1914, 25 июля. Сербия не согласилась (надежда на Россию?).

1914, 28 июля. Австро-Венгрия объявила войну Сербии.

1914, 30 июля. В России объявлена всеобщая мобилизация.

1914, 31 июля. Ультиматум Германии России: отменить мобилизацию. Отказ.

1914, 1 августа. Германия объявила войну России.

1914, 3 августа. Германия объявила войну Франции.

1914, 5 августа. Англия объявила войну Германии.

1914, 14 ноября. Русские войска подошли к Кракову. Боже, сохрани наши жизни!»

* * *

Эвакуация! Всего Западного края! Сразу после объявления всеобщей мобилизации. Все государственные учреждения — административные, судебные, финансовые, институты, все до единой гимназии, реальные училища и духовные и даже музыкальные учебные заведения. Софья Стефановна говорила: никто не верил в то, что придут немцы, и не допускал даже мысли оказаться под их правлением. Поезда из Варшавы и других польских городов направлялись преимущественно в Москву. «За образцовую организацию эвакуации» Иван Гаврилович Матвеев получил благодарственное письмо от самого императора. Семья генерала также оказалась в старой столице.

И это было тем большим чудом, что русская армия, хотя и готовилась к войне, в последний момент была захвачена врасплох. Как иначе объяснить, что в последних числах июля генерал Матвеев был отпущен в отпуск в Кисловодск, где его и застало сообщение о всеобщей мобилизации. До варшавского штаба ему с трудом удалось добраться лишь в день объявления Германией войны Франции.

Казалось, вся русская Варшава переехала в Москву. Впрочем, и польская тоже. Здесь было так много знакомых, образ жизни почти не изменился: встречи, визиты, чаепития, даже лекции и заседания всяческого рода обществ и кружков. О Варшаве старались не говорить. Как о тяжелобольном. Бог даст, пронесет грозу. Бог даст, все обойдется. Новостями обменивались коротко. Вполголоса. В доме Юрасовских чаще, чем у других. Ведь в этой семье все мужчины становились военными — из поколения в поколение. Даже мелькнувшая в истории семьи Сибирь, после 1831 года, ничего не изменила. К тому же для Лавровых это были соседи по Орловщине.

Станция Благодатная в пятидесяти верстах от Орла. От нее четырнадцать верст до села Мишково. Перед последней своей поездкой на Кавказ Лермонтов побывал здесь у своего товарища М. П. Глебова. Бродил по берегам заросшей плакучими ивами речки Должанки. Глебов пережил приятеля всего на четыре года. В 1890-х годах Мишково стало собственностью одного из четырех братьев Юрасовских — Александра Константиновича.

Александр и Константин Константиновичи участвовали в Русско-японской войне. Капитан 2-го ранга Константин Юрасовский погиб 31 марта 1904 года на контрминоносце «Страшный». Воспитание двух его осиротевших дочерей взял на себя брат Иван, известный акушер-гинеколог.

По окончании кампании Александр Константинович вышел в чине штаб-ротмистра в отставку. Появление в его жизни Мишкова не было случайностью. Поклонник творчества Лермонтова, он окончил то же, что и поэт, Николаевское кавалергардское училище, где, кстати сказать, существовал лермонтовский музей. Сам Юрасовский еще в 1902 году издал в Орле в качестве иллюстрированного приложения к газете «Русское слово» очерки и рассказы под названием «Мелочи жизни», стал составителем «Краткого генеалогического описания рода дворян Юрасовских со времени переезда их в Россию в 1642 году». Были Юрасовские выходцами из Польши и числились дворянами Орловской губернии.

В 1909 году Александр Константинович заказал в Париже и поставил в орловском Мишкове бронзовый бюст Лермонтова. После его смерти в 1911 году поместье перешло к Ивану Константиновичу. Вместе с реликвиями — портретом и шапкой поэта.

Четвертый брат, Алексей Константинович, не уехал из Орла. Служил по финансовой части. Имел сыновей — Константина и Святослава. Их навсегда разделил Октябрь 1917-го. Константин, окончив Орловский кадетский корпус, воевал в Галиции, служил у Деникина и Врангеля. Осенью 1920-го бежал из Ялты в Константинополь. Погиб Кока, как его звали в семье, в 1938-м в Барселоне. Святослав стал военным врачом в Красной Армии и был убит в 1941-м под Вязьмой.

Дом доктора Ивана Константиновича Юрасовского на Арбате, в Большом Николо-Песковском переулке, стал первой московской квартирой Матвеевых. Выделявшийся среди других доходных домов, построенных в начале века, своей комфортностью, он был известен всей Москве. В нем находилось, занимая два этажа, «Образцовое родовспомогательное учебное заведение». Курс, пройденный у Юрасовского, служил лучшей рекомендацией для акушерок и повивальных бабок. На каждый очередной выпуск приезжали члены городской думы и даже генерал-губернатор. Не обходила вниманием «доброго доктора» и великая княгиня Елизавета Федоровна, чьи приюты и ясли он бесплатно консультировал.

NB

1915 год. Май. Из письма И. Э. Грабаря. Москва.

«…Вы, верно, забыли о знаменитых „немецких“ погромах в мае 1915 года в Москве, когда все склады моего издателя Кнебеля, сорок лет служившего культурному делу России, но родившегося в Галиции, подверглись полному разграблению и уничтожению. Ведь потому-то я и вынужден был прекратить выпуск „Истории [русского искусства]“, что все негативы — до 20 000 штук, снятые под моим руководством, а в значительной степени и мною лично и мне лично принадлежавшие, были уничтожены. Среди них были не сотни, а тысячи драгоценнейших уник, документов, ныне уже не восстановимых, ибо я исколесил всю Россию, весь Север, все значительные усадьбы в центральных губерниях, а вы хорошо знаете, как много из всего этого богатства погибло от ветхости, огня и дурных инстинктов. Тогда же были приведены в негодность и клише. Молодые люди, „патриотически“ настроенные… пересматривали один негатив за другим, любовались ими и затем их растаптывали на мелкие кусочки, „чтоб немцу не склеить их“. И когда полуграмотные приказчики, со слезами на глазах, умоляли их пощадить хоть негативы, так нужные культурной России, они только неистовее принимались за свое сатанинское дело. Я плакал навзрыд, когда мне принесли в деревню, где я жил и работал, ужасное известие…»

* * *

Паоло Стефано казалось, что обычная, простая жизнь осталась в Беллуно. Хотя газеты говорили совсем об ином. «Но кто же верит газетам!» — записал дирижер в дневнике.

Конечно, Италия воевала. Воевала против Австро-Венгрии, но там все должно было выглядеть иначе. Кто бы на самом деле добрался до Вала Беллуно! В горах просто нет места для настоящих сражений. Музыка уже не могла занимать все его мысли. В записных книжках появились заметки о сообщениях с театра военных действий. Фронтов множество, важным представлялся только итальянский.

В мае 1916-го австрийские дивизии двинулись на Азьяго — в тылы главных сил Италии. Это была карательная экспедиция. Азьяго пал. Если бы не прорыв русских войск у Луцка, это было бы полное поражение. По счастью, генерал Брусилов вынудил австрийцев перебросить главные силы в Галицию. Краков кишел военными. Постои. Контрибуции. Страх за дочерей. И подрастающего сына. Петля затягивалась.

Конец лета принес облегчение. Италия возобновила наступление, овладела Горицей, частью Карсо, двинулась на Изонцо. Немцы уже не могли рассчитывать на помощь австрийцев. Атаки на Изонцо стали в сентябре слишком серьезными. Только что это меняло? Итальянские фамилии у австрийских чиновников вызывали все большее подозрение. Дирижер стал реже выходить на улицу: выдавало произношение.

Противостоять происходящему не хватало сил. Австрийцы снесли средневековые стены и башни Вавеля, королевские здания, костелы только для того, чтобы сделать здесь плац для строевых занятий. Осмелились вынести из кафедрального собора все саркофаги и королевские гробницы, чтобы очистить место для солдатских богослужений.

Жители Кракова собрали немыслимую сумму — три с половиной миллиона австрийских крон, чтобы выкупить у австрийского правительства свой Вавель. В 1905-м солдаты наконец оставили замок, а спустя шесть лет и весь Вавель. Предстояло снова собирать средства — теперь уже на восстановление загаженной народной святыни. Паоло Стефано дал несколько благотворительных концертов.