понравилось. Быстро работаешь, бегаешь туда-сюда — нормально. Я же не плотно, не как они — целыми днями.
— А когда мы ей первый раз иголку к вене поднесли, она в обморок грохнулась, — усмехается Яна.
— Хотела учиться на штукатура-маляра. Но по блату устроили на ламповый завод, выучилась на цоколевщицу. А работаю грузчиком. Знаешь почему? Мать пьет с отчимом, и бывают драки. Мне работа позволяет физическую форму держать. Я, дай бог, сильнее, могу отпор дать, защищаю младшую сестренку, старшую. Отчим-алкоголик, как напьется, держать себя в руках не может, обзываться начинает, и ему постоянно попадает от меня. Не могу терпеть оскорбления в свой адрес.
Паше чуть за 30, но он совершенно сед. Красивый, темные внимательные глаза. Все не забывает Ваджиков вариант, примеряет на себя.
— На стройках был бригадиром — 40 человек под на чалом, я только освободился, самый молодой. А когда зарплату задерживают, на объект по 10 тысяч дают, и разруливай как знаешь. Ну, выдаешь парням по тыще, себе, конечно, больше берешь. Только на мобильный по 300 три раза в неделю клал. Вот рабочие забухали, я тоже с похмелья — нет, приходишь, убеждаешь выйти на работу. Лидерские качества у меня — по край ней мере, были.
У меня и в тюрьме три соседа было, я жил человеком. Крикнешь в окно: «Тюрьма, тюрьма, дай мне погоняло, кумовское, воровское!» Ну и орут в ответ: лысый там, кирпич. И всегда угадывали. Парни просят: «Песню спой». Я пою, и тут атасник идет. Хату размораживают, вохра забегает, раз — отфигачили. Пацаны такие: «Из-за тебя». Но сами же просили. Били нас прутиками, дубинками, чтобы синяков не было. К оперу как ведут — киянкой обязательно по жопе давали. Хачики в охране ходили — Аниф и Ворон. Один держит, второй фигачит. У Ворона еще привычка такая — сначала криком пугает, потом фигачит.
Сам Паша уверен, что еще выкарабкается.
— Руслан, ноновец, подходил ко мне тоже тогда. Спрашивает: «За сестренку в тюрьму пойдешь?»
— И что ты сказал?
— Сказал — нет.
Приходит Дамир, приносит лимонад. Страшно хромает — «с жадности» задул десять кубиков в вену на ноге, и теперь нога гниет и требует уколов уже настоящего обезболивающего. Хвастается, что лимонад «натуральный, никакой химии».
Сейчас Дамир колется в «метро» (широкие вены под мышками — Е. К.). По тыльной стороне рук уже пошли красные опухшие потеки — крокодил быстро разрушает организм. Вены воспаляются изнутри, синяки загнивают, из-под кожи выходит гной. Быстро меняется цвет лица на серо-зеленоватый, крошатся зубы, нарушается походка. Первыми почему-то убиваются легкие — двусторонние пневмонии у крокодильщиков через одного. И крокодильщики умирают не от передозов — от «общего заболевания», когда внутренние органы отказывают один за другим.
Дамиру есть где варить, но шел мимо, и вот — до дому не дотерпел. Он скоро надеется завязать и излагает план своего спасения: «Мама квартиру мою продает через месяц. Забирает меня к себе. То есть варить будет негде, а значит, я перекумарю. А на деньги с квартиры мы купим мне машину: или «Шевроле Круз», или
«Пежо» 508, — не решил еще». Именно из-за машины Дамир не встает на учет — «права отберут»: «А машина — мой второй наркотик, без нее мне незачем выздоравливать».
Вмазываются. На 20 минут квартира погружается в тишину.
Лекарства кончились, мы идем в аптеку.
— Ругаемся каждое утро, — говорит Яна. — Никакой любви уже не осталось — привычка просто. Сремся из— за ничего. Я его бешу, он меня бесит. С Лидой сколько раз дрались. За волосы ее таскаю. Просто она не пони мает, что мне сложно вводить. Я еще первый кубик вво жу, а она уже вмазалась, уже отвисла и говорит: «Сна чала свари нам следующую дозу, а потом колись». Ну и таскаю ее за волосы.
В первой аптеке у равнодушной провизорши покупаем 20 таблеток. «Тут дешевле, — объясняет Яна. — Всего 128, в другой было бы 160».
Другая аптека — через дорогу. Худощавая, с короткой стрижкой, лет 40, аптекарша вежливо улыбается навстречу.
— Давно у вас не была, — здоровается Яна.
— Да уж, — улыбается аптекарь. — Лечились, что ли?
— Так вы сказали, что у вас нет ничего.
— Есть уже все, кроме «тропика». Ну и «Седал-М» разобрали уже сегодня.
За 16 рублей покупаем 5 инсулинок. Встав у ларька, Яна неспешно сдирает упаковку, прячет шприцы во внутренний карман. «Менты могут отобрать», — поясняет.
«Тропик» идет покупать Катя. Тропикамид продается по рецептам, но все крокодильщики знают три аптеки в районе, где можно купить так. Поэтому ввод рецептов на кодеинсодержащие, который планируется летом, никого не пугает. «Как торговали, так и будут торговать, — пожимает плечами Яна. — Да и до лета доживут не все». Планировать что-то дольше, чем на неделю, бессмысленно. Будущего нет.
— Сейчас хорошую кофточку запачкаешь, — гово рит Катя. — Симпатичная кофточка какая, ай!
Лида методично отдирает корку от левого плеча, течет кровь. На плече был ожог. На кухне очень греет батарея, и в бессознательном состоянии к ней все «приваливаются и привариваются». У каждого от батареи уже есть несколько шрамов. Постелить на батарею тряпку, да все как-то не до того.
— Ты чем это колешься, Кать? — уточняет Лида.
— Смывы колю. С боков фурика намыла.
У Кати уходят вены. Руки уже исколоты до локтей. Катя то и дело снимает иглу со шприца и ковыряется внутри спичкой — вычищает свернувшуюся кровь. Матерится, краснеет.
— А в ногу что не колешь? — интересуется Яна.
— В ноги? Да вы че, никогда в жизни!
— Так вон из большого пальца вена торчит. Пошевели иглой там.
— Да где?
— Ты с «тропиком» колешься?
— Да.
— Смывы колешь?
— Я боюсь эти вены трогать, они лопаются.
— Если аккуратно, то возможно. Это с виду так. Катя начинает тихо плакать. Шприц трясется в руках.
— Паш, уколи Катьку, — просит Лида. Но Паша сначала вмазывается сам, а потом с полузакрытыми глазами начинает искать вену на руке у Кати.
— Вот эта ушла, а в эту не могу попасть, — объясняет Катя. — Паш, пиздец, она надувается!
— Перетяни жгутом, чтоб шишки не было, — говорит Паша и засыпает.
Катя перематывает руку и морщится.
— Вот так мне тоже парень задул, два дня с рукой ходила, температура 41. В 31-ю больничку зашла и в холле сознание потеряла. Ни тела, ничего не чувствовала. Рука раздулась, вскрывали. Руку спасли.
У Яны все получается мимо, и она устало приваливается к батарее. За окном быстро темнеет, валит снег.
— Паша говорит, что дома сможет перекумарить.