Все поселковые женщины
Набирали воду.
Трогая мочки ушей,
Она как взрослая говорила:
– Ты будешь хорошо учиться,
Вот увидишь.
Девочку звали Мила,
На два года
Старше меня.
* * *
Жду не дождусь,
Когда в моём саду
Нарциссы расцветут,
Любимые цветы мои.
Но в этот год
Зима такою
Долгою была.
Боюсь, что к сроку
Нарциссы не распустят
Лепестки.
* * *
Так ошибиться…
Словно тысяча
Белых бабочек
Прилетели и сели
На ветви.
Нет!
Яблони расцвели…
* * *
В поле весеннем
Ветер гладит
Молодые травы,
Как любящий отец –
Детей по головке.
Завидую им…
* * *
Скала…
На каменной странице
Рисунки сохранились.
О, чья рука
Нам знаки подаёт
Из тьмы веков?
Молчит ущелье,
Небо молчаливо,
И время молчаливо,
Летит неумолимо…
Матовое солнце
Матовое солнце
Литература / Муза Казахстана / Поэзия
Теги: Казахская литература
Алмаша АРЕНОВА
Астана – город мира!
Я нежной кожей ощущаю сны
И превращаюсь в обострённый слух.
Я вижу снова строфы Астаны,
Прозревшей через много-много лет.
В ней бабочки, стрекозы, комары
И зябкость холода
континентального пейзажа.
В походке европейца прорезь глаз –
Казахская. Эмалевое небо
Вдруг отражает мощь воображенья.
Литературный и культурный фон,
В них радость торжествует бесконечно.
В богемном смысле, славя город мира.
Переживая тонко впечатленья,
В каком порядке
мне расставить ценность?
Наивна иерархия понятий,
и что важнее –
Солнце или небо, боль в сердце,
Чувство мести или жажды?
Что интересней знать всем поколеньям,
Живущим от начала до начала?
Однажды разыграется здесь пьеса,
В каком порядке или по значительности
Плоды минутной мысли прочитают?
Что будет иллюзорным и ошибочным,
Или загадочной и нераскрытой тайной?
* * *
Посвящается подругам – коллегам Раушан и Гульсаре
Мужья казахские любить и чтить умеют
Степных красавиц и красавиц гор,
Под благородным солнцем тайно млеют
Верблюжьи колючки, саксаул…
Мечтательные образы казашек
В романах классиков описаны не раз,
Когда наступит час счастливых спазмов,
В моей семье родится вновь прозаик…
История «Казахского Парижа»,
История «Казахского Нью-Йорка»…
Не замкнуто в эмоциях уик-энда,
Слишком возвышенна казахская душа!
Ночной хайвей, неоново бурлящий,
Или нагретый воздух Астаны
Вдруг превратится в дышащее слово,
Степное пенье, музыку домбры…
* * *
Заснежена столица,
Цветёт Алма-Ата,
А чувства мои нежны
Сегодня и всегда…
Не смешанные чувства –
Красивое танго…
Пишу стихи и песни,
Где грустно и смешно…
Играла б в оперетте,
Поёт моя душа,
А в качестве оркестра –
Подарок наш – Айша!
Люблю меняться вечно,
Люблю дарить тепло,
Как матовое солнце,
Как птичье молоко…
* * *
Я не боюсь путешествий,
Можно обратно в юность,
Гольфстрим на яхте Аренова
Переплыву новым летом.
Новое лето приветливо,
Юность приятно знакома,
Как удержаться на грани
Документального возраста?
Лично мне и не верится,
Сорок исполнится скоро,
Пронумерованы цифрами
Все мои лучшие годы.
Где-нибудь встречусь на Бронной
И поболтаю с подружкой,
Кафе на три кованых столика
У ворот Литинститута.
Самозабвенно и преданно
Любит меня моя юность,
Чувства мои повзрослели,
Дети догнали по росту.
Жизнь изменилась стремительно,
Бросила службу и дружбу
И полюбила уверенно
В возрасте строгого юношу!
Лучезарная беременность
Эстетика жизни как образ,
Роскошный ковёр, нотный знак.
Награды находят нас сами,
Мы так обожаем играть!
Курносики милы, их любят,
И метаморфозы приятны.
Роскошные волосы, ноги,
И кожа нежна, словно бархат.
Живот округлился внезапно,
И щёчки припухли слегка,
А в целом досталось всё даром,
Но добыто в поте лица!
Смехопанорама
Беззаботный, счастливый, заливистый смех
Над удачною шуткой подруги.
Мой раскатистый хохот посеять спешит
Снегопады смешинок под грохот.
В детстве, в детском саду я смешила детей.
В школе всех одноклассниц, округу.
Помню Литинститут, там смешила я всех,
От вахтёра до ректора Сидорова.
Степанцов, Пеленягрэ смешили в ответ.
Однокурсники падали на пол,
А на утро болели у всех животы,
И гримасничал каждый, и плакал.
Продолжаю смеяться, всё стерпит мой стих.
Я смеялась и в Лите, и в МИДе.
Одного за другим я рожаю детей,
И роддом сотрясаю от смеха…
Между фольклором и литературой
Между фольклором и литературой
Литература / Библиосфера / Мировая словесность: взгляд из XXI века
Алпатов Сергей
Теги: литературный процесс , литературоведение
Подходит к концу объявленный Президентом РФ Год литературы, ставший концептуальным рубежом, временем самоанализа и сверки ориентиров по многим аспектам развития отечественной словесности. Настоящая публикация продолжает серию статей под рубрикой «Мировая словесность: взгляд из XXI века» – совместный проект МГУ имени М.В. Ломоносова и «Литературной газеты», открывшийся проблемной статьёй заведующего кафедрой истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ Михаила Михайловича Голубкова «Время держать ответ».
По справедливому суждению М.М. Голубкова, «за последние 15 лет русская культура утратила присущий ей на протяжении последних трёх столетий литературоцентризм». Столь резкое изменение её статуса – из «важнейшей сферы общественного сознания, в которой формировались национально значимые культурные образы, модели личного и социального поведения, важнейшие принципы русского взгляда на мир» в «сферу частную, локальную, едва ли не приватную», растворённую в обширном и бесформенном океане «клиповой» культуры массмедиа – обусловлено целым рядом экстралитературных факторов, подробно освещённых и проанализированных в названной выше статье.
Вместе с тем и в самом «силовом поле» русской литературы происходили и происходят на наших глазах качественные изменения. Достаточно вспомнить бурную дискуссию прошедшего месяца в российском и европейском литературных сообществах, вызванную присуждением Нобелевской премии по литературе Светлане Алексиевич. Сформулированные Шведской королевской академией наук и озвученные её постоянным секретарём Сарой Даниус критерии награды – «за полифоническое звучание прозы» и «создание нового литературного жанра, выходящего за рамки обычной журналистики», – породили горячие споры не только о характере творческого метода конкретного автора, но и о новых границах современной литературной системы или, ещё точнее, о новых пограничных сферах взаимодействия, взаимообогащения и размежевания, самоидентификации документальной журналистики, антропологического интервью, концептуальной эссеистики и собственно художественной прозы.
В этом контексте проблемы взаимодействия фольклора и литературы составляют немаловажную часть современных теоретических и историко-литературных исследований, идёт ли речь о вопросах генезиса архаических форм словесности, о взаимовлиянии жанровых систем классической литературы и традиционного фольклора, о «почве» и «исторических корнях» творчества наших современников. Вместе с тем восприятие фольклора и литературы как раз и навсегда разошедшихся регистров словесной культуры оказывается в значительном числе случаев серьёзной методологической ошибкой. Проведём небольшой историко-культурный экскурс.
В марте 1798 года между Санкт-Петербургом и губернскими городами Прибалтики завязалась интенсивная переписка в рамках проводимого Тайной экспедицией следственного дела «О газетах, издаваемых в Курляндии под названием масленых». Обеспокоенные неутихающими революционными волнениями в Европе, столичные власти весь Великий пост пытались добиться правды о формате, тираже и содержании местной неподцензурной прессы.