Читать интересную книгу Дороги Младших Богов - Андрей Сердюк

И рассказал ему о постигшей меня пять минут назад веселухе — о встрече с его, Серегиным, двойником.

Эмоционально всё преподнес. На радостях, что схожу с ума не в одиночку.

Он внимательно, не перебивая, выслушал и сделал взбодривший меня вывод:

— Ага, значит, вот как. Значит, здесь не только Магошин двойник появляется, но и мой. Ладно. Хорошо…. Тогда выходит, что где-то рядом с моим двойником бродит и твой.

— Думаешь? — озадачился я.

— А что тут думать? Девчонка же, сам слышал, сказала, что мы уже сегодня сюда заходили. Причем вдвоем. Но мы-то не заходили.

— Да, мы не заходили.

— Врубаешься?

— Врубаюсь… Ну, то есть врубаюсь, что наши двойники тут толпами разгуливают, но пока не врубаюсь, что всё это означает.

— Узнаем, — обнадежил Серега. — Должно быть всему этому маскараду какое-то рациональное объяснение. Разберемся.

— Ну-у спасибо. А может, ну его на фиг, может, свалим, пока нас в этот омут не засосало? — осторожничал я. — Вольным ветром подышать я, Серега, конечно, не против, но на охоту за привидениями не подписывался. Что-что, а инстинкт самосохранения у меня развит прекрасно.

— А тебе разве не по кайфу узнать, что это тут за дела такие стремные пошли? — стал брать меня на «слабо» Серега.

Он упорно не хотел возвращаться к производству прибавочной стоимости и увеличению капитализации нашего брошенного на заботу автоответчика частного предприятия.

— Хочу ли во всю эту фигню врубиться? — переспросил я, чтобы потянуть с ответом. Помял ухо и попытался хитрожопо выкрутиться: — Скорее да, чем нет, но только «да» какое-то, знаешь, Серега, хиленькое и равнодушное, а «нет» — такое настойчивое и заботливое.

— Да не бзди ты, Дрон. Надо разобраться, раз уж… Это, впрочем, по ходу дела. Главное — где-то здесь Магоша блукает. Забыл? Нельзя его бросать одного.

— Ну да, — вздохнул я, — как говорил брат Данила, русские своих на войне не бросают. Так? Типа сам погибай, но товарища… Все эти дела?

— Верно, — кивнул Серега.

Меня не очень вдохновляла эта вот сентенция про «сам погибай», но она ведь возведена у нас в принцип, а с принципами у Сереги это строго. Даже не рыпайся. И поэтому он тут останется. По-любому. Стало быть, и мне придется. Ведь мы друзья. И почти братья. Мы молоко… Ну, вы в курсе уже.

Но и всё-таки я спросил у него с дохлой надеждой, что он скорое свое решение переиграет:

— С чего ты взял, что настоящий Магоша еще здесь? Может, он уже на каком-нибудь лесовозе к городу подъезжает.

— Это вряд ли, — не согласился Серега и объяснил: — Сам подумай, я здесь, и мой двойник здесь, значит, если здесь бродит двойник Магоши, то и он должен быть где-то рядом.

— Не очевидно всё это, но какая-то бледная логика присутствует, — пришлось мне согласиться. — А где будем искать?

У Сереги уже был план.

— Для начала обойдем по-быстрому окрестности. Разделимся — ты туда, я сюда. При любых раскладах ровно через час встречаемся на этом самом месте. А там посмотрим.

— А не лучше вдвоем пойти? Парным, так сказать, патрулем?

— Если будем «мы с Тамарой ходим парой», до ночи хрен успеем. Ты в темноте хочешь шарахаться?

— Нет.

— Тогда разбегаемся. И лучше знаешь как?.. — Серега почесал маковку и предложил: — Лучше всего по спирали искать. Так оно ловчее выйдет — больший охват и обзор. Ты давай по часовой заходи, до вон тех, видишь, зарослей. А я против пойду, до того вон оврага. И, если что, ори.

Я кивнул и сказал:

— Ты тоже ори, если что. Я всё же с пушкой.

И мы, сверив часы, погнали нарезать ведьмины круги.

Сначала мне ничего так было, думал, вот иду себе, типа в войнушку играю или в пейнтбол — кто, мол, не спрятался, я не виноват.

Сначала.

А подальше отошел, и волнительно стало — представил себе, как клоны-гопники сейчас толпами навстречу попрут. Или на их гнездо, не дай бог, наткнусь. Как себя вести тогда? Чего хватать? Куда бежать?

Даже остановился.

Но плюнул — чего зря заморачиваться-то? — и растер. Пару раз кулаком себе в грудь врезал, зарычал протяжно уссурийским тигром и постановил: считая всяких там двойников нечестью-нежитью-нелюдью, с образованиями этими контрафактными не церемониться, а гасить гадов на месте всеми доступными средствами.

Я, б… — человек. И, как всякий из этого натерпевшегося племени, склонен к простым решениям.

Короче, поправил я волыну в кобуре, что под левой рукой у меня по-прежнему висела, и дальше двинул.

А чтобы отвлечься от мыслей-хабалок, начал притчу сочинять. О Последней Сигарете.

Я вообще-то часто притчи сочиняю. Питаю склонность, если заметили, к подобному жанру. Хотя точно и не знаю, есть ли такой жанр. А также того не знаю, можно ли называть результаты моего праздного словоблудия притчами.

Ну не знаю и не знаю. По барабану. Незнание не мешает мне их придумывать. Я и придумываю. Мне это по кайфу. Мне это то, что доктор прописал. Психотерапия.

Вот почему по ходу дела — притча о Последней Сигарете. Короче.

Во времена недавние, а может, и давние — это кому как — жила-была одна такая Сигарета. Такая же, как другие, — ничем не примечательная сигарета с фильтром.

При рождении своем очутилась она вместе с другими в обычном картонном боксе. Попала в пачку. В самую обыкновенную…

Впрочем, это для нас с вами коробка та проходит по разряду обыкновенных, а для нее была она целым миром. Причем единственным. И неповторимым, кстати. Хотя Сигарета наша и слышала, конечно, — как не слышать? — красивую легенду о том, что за пределами их собственного существует некий иной мир. Огромный и удивительный. И непостижимый для сигаретного ума. Ибо в мире том чудесном обитает только Он — Тот, в чьих руках находится и пачка, и судьбы сигаретные.

Заметим, что некоторые декадентски настроенные ее подруги мечтали всенепременно попасть в тот волшебный край, пусть даже и ценой собственной жизни. Кстати, по легенде, переход в мной мир и был сопряжен со смертью. Там так прямо и говорилось (впрочем, может, и не прямо, а иносказательно), что при попадании в Тот Мир — который зовется вообще-то Тем Светом, поскольку в отличие от здешнего заливает его не тьма, но свет, — тело любой сигареты превращается в скрюченный окурок, но зато душа ее возносится в дали горние — в царство вечных и прекрасных снов.

Время шло. И вскоре многие сигареты стали действительно исчезать. И ритуал их исчезновения был всегда грандиозен в своей простоте, но впечатляюще при этом обставлен: пачку внезапно заливал нестерпимо яркий свет, и Его рука быстро уносила куда-то очередную жертву.

Нашу Сигарету (а была она весьма впечатлительна) это действо приводило каждый раз в священный трепет. И неизбежно стала она рефлексировать на этот счет.

Временами думалось ей, что как это прекрасно — умереть, уснуть, увидеть сны…

Видеть сны, в которых существование лишено жестокости ментальных и физических мук, — о чем, казалось бы, еще и мечтать.

Но, с другой стороны, ее пугала перспектива того, что никаких снов Там не будет, что Того Мира в природе не было и нет, что этот Сиюсекундный Свет, заливающий время от времени привычную реальность, лишь иная ипостась Вечной Тьмы, лишь тень ее. И в общем…

В общем, из оппозиции «быть — не быть» ей как-то милее показалось вот это самое «быть». Пусть в тесной и убогой пачке, но «быть».

Такую для себя, короче, выбрала она жизненную парадигму.

Мало того — решила она прожить как можно дольше и стать последней сигаретой. Последней из живых. И стала даже называть саму себя нарочито, пытаясь обмануть судьбу, Последней.

И какое-то время ей на самом деле удавалось избегать печальной доли. Даже очень удавалось. Даже очень-очень. Пока их не осталось только две.

А дальше приключилось вот что.

Однажды пачка открылась, ее скромные пределы, как обычно, залил свет, и был Голос: «Последнее желание приговоренного — святое». И был другой Голос: «Здесь последняя. Последнюю как-то… А-а, нет, тут две».

И произошло то, что произошло. Чьи-то дрожащие пальцы подхватили Последнюю Сигарету, и вскоре адское пламя превратило ее тело в жалкий окурок. И было вдавлено оно в щербатую кирпичную стенку. Ну а душа ее, как и было обещано, вознеслась. Сквозь колючую проволоку в серую срань осеннего неба.

Едким вонючим дымком…

В общем, всё тут всем предельно ясно: приговоренный к высшей мере выкурил свою последнюю сигарету, которой оказалась наша Последняя Сигарета. И тут же был расстрелян. Не за это, конечно. За что-то другое. Такие дела…

Ну а затем приводивший приговор в исполнение палач засунул свой тэтэшник в потертую кобуру, вытащил последнюю сигарету и, швырнув смятую пачку на залитый кровью бетон, тоже закурил. С чувством выполненного долга.

Кстати, эта последняя сигарета стала последней его сигаретой. Чаша переполнилась той самой смертельной каплей никотина, и заболел он. Скорее всего, раком легких. И вскоре умер. В утро первого в том году снега… И всё.