Читать интересную книгу Трое сыщиков, не считая женщины - Фридрих Незнанский

— Я предложил ему заняться расследованием покушения на Свентицкого, да он сперва вроде согласился, а потом отказался.

— Сейчас Шура всякое благодеяние воспринимает в штыки, думает, что окружающие так поступают из жалости. Ему нужно время, чтобы понять, как необходима следствию его помощь. Если вы будете заниматься расследованием, то он рано или поздно не выдержит и подключится. Он без этого жить не может. Я прекрасно знаю его характер. Только требуется какое-то, не очень длительное, время, чтобы ему остыть, чтобы боль от обиды притупилась. Тут уж ничего не поделаешь.

— Так беда в том, Ирина Генриховна, что лишнего времени нет. Ведь все лучше делать по горячим следам. Этому, кстати, меня учил сам Александр Борисович. Потом следы исчезают, их обнаруживать труднее и труднее, улики пропадают, свидетели забывают.

— Понимаю. Ну, давайте я помогу вам. Хотите, я встречусь с генеральской женой и поговорю с ней?

— Вы? — изумился Плетнев.

— Да. А что тут особенного? Дело в том, что дома Шурка бывает очень откровенен и охотно рассказывает мне о своей работе. Причем не один год. Тут поневоле начнешь приобретать кой-какие навыки. Поэтому я могу поговорить с ней.

— А под каким соусом? Как вы представитесь?

— Представлюсь частным детективом. Кстати, у меня есть визитки «Глории». Вы домашний телефон Свентицких знаете?

— Первым делом узнал.

— Скажите мне…

Как и следовало ожидать, утром Турецкий позвонил жене, попросил прощения за то, что вчера не вернулся домой.

— Сейчас хлебну кофейку для бодрости души и тела и приеду.

— Если мне нужно будет подъехать в училище, я оставлю тебе записку.

— О’кей, старуха!

Ну, судя по жаргону, его настроение стало приходить в норму.

После разговора с мужем Ирина Генриховна сразу позвонила Свентицкой. По голосу было понятно, что та спала или, в лучшем случае, едва проснулась. На просьбу частного детектива из «Глории» о встрече Наталья Викторовна откликнулась без большого энтузиазма:

— Встретиться-то можно, только я не совсем понимаю зачем. Ищут преступника, который стрелял в моего мужа. Для этого нужны свидетели. Меня-то при этом рядом не было. Какая вам от меня польза?!

Турецкая принялась терпеливо говорить генеральше о том, как при отсутствии очевидцев косвенные свидетельства помогают выйти на след преступников — исполнителей или заказчиков, докопаться до истины. Близкие люди даже не подозревают, насколько ценно может быть их любое слово для следствия. Они могут не придавать значения какой-либо мелочи, а именно она станет той каплей, которая перевесит чашу весов в пользу следствия.

Говоря все это, Ирина Генриховна почувствовала воодушевление. Как будто в самом деле была профессиональным сыщиком. Отчасти это так и есть — все-таки она закончила курсы по криминальной психологии, была там на хорошем счету, проходила, правда недолгую, практику в МУРе, выполняла кое-какие поручения Дениса Грязнова для «Глории». Собеседница почувствовала ее заинтересованность и согласилась. Более того, согласилась на условиях Турецкой. Той же хотелось непременно встретиться у Свентицких дома. Казалось, что жилище может много сказать о человеке, его характере и привычках.

— После одиннадцати я поеду в больницу, — сказала Наталья Викторовна, — там у них в это время кончается врачебный обход. Посижу до обеда и вернусь домой. Можем договориться на три часа.

— Спасибо, постараюсь не опоздать. Скажите, пожалуйста, ваш адрес.

В университете Петра Щеткина считали самородком. Еще бы — приехал в Москву из глубинки, из маленького приволжского городка Ярославской области, и с первого раза при гигантском конкурсе поступил на юридический факультет. При этом он не имел не то что блата, у него вообще в столице не было никаких знакомых. Больше того — первое время он поражал интеллигентных преподавателей и однокурсников своей серостью. У себя в городе Петр мало что видел, почти не читал газет и книг. Не говоря уже о модных новинках, вроде Пастернака и Хемингуэя, он, как выяснилось, не читал даже «Анну Каренину». Однако парень смекалистый, голова светлая, походил по музеям, библиотекам, театрам, выставкам. У него была феноменальная память, поэтому все прочитанное через несколько лет мог пересказать в подробностях. Так что достаточно быстро его эрудиция не уступала другим студентам.

В основном Петр дружил с такими же иногородними, как и он сам, то есть с соседями по общежитию. К москвичам у него было настороженное отношение. Балованные, зажравшиеся, все-то им легко давалось, люди они ненадежные. Лучше держаться от такой публики подальше.

Подобных радикальных взглядов он придерживался и в университете, и в аспирантуре, куда из-за своего таланта поступил без проблем. Правда, в аспирантуре Щеткин не доучился. Собирая данные для диссертации, ему пришлось тесно связаться с работниками оперативно-розыскной службы. Их деятельность настолько увлекла Петра, что теоретическим изысканиям молодой человек предпочел живую оперативную работу.

Щеткин не сделался настоящим москвичом. Его назначили в подмосковный город Коломну начальником уголовного розыска. Зато москвичкой стала его сестра Татьяна, которая в Москве вышла замуж за парня, с которым познакомилась, отдыхая на Пицунде. У Володи были две комнатки в общей квартире на Тишинской площади, молодожены во время учебы Петра предложили ему поселиться у них: они в одной комнате, он — в другой. Так и сделали, жили без особых эксцессов. Потом произошли большие изменения — у Татьяны и Володи родилась дочка, Оленька. Вскоре после этого скончался старичок, занимавший третью, самую большую комнату в квартире. Володя — писатель, журналист, у него есть право на дополнительную жилплощадь, к тому же существовало веяние не создавать новые коммуналки. Освободившаяся комната отошла к ним, и теперь Татьяна с мужем проживала в отдельной квартире, да еще в таком прекрасном районе.

Из Коломны Петра перевели в МУР по просьбе Турецкого. Петька оказался слишком принципиальным для провинциального городка со своими извечными законами. И вот уже — полтинник, а он все в майорах бегает. Самого же Сашу Щеткин увидел после долгого перерыва, когда произошел взрыв детском доме. Он тоже участвовал в расследовании этого дела. Щеткин много слышал об успехах Александра Борисовича, который первым из их университетского потока стал «важняком». Читал служебные материалы о сотнях дел, расследованных Сашей, и порой искренне завидовал ему. Оказалось, Турецкий, к которому он относился прохладно, помнил о нем.

Вечером Щеткину позвонил Антон Плетнев из «Глории», с которым они вместе расследовали теракт в детском доме, а потом ловили и самого террориста, и рассказал о покушении на генерал-лейтенанта Свентицкого.

— Сейчас имеется единственный свидетель, генеральский водитель, и никаких стоящих версий о причинах. Я пытался поговорить с его женой, да неудачно, только испортил дело. Саша, между прочим, хотел бы, чтобы и ты подключился к этому делу. Если согласен, с твоим начальством он вопрос решит.

— Я не против. Но ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?

— Нет, Петр, с ней займется другой человек, Ирина Генриховна. А я хотел попросить тебя съездить со мной в «Красную звезду».

— В редакцию газеты?

— Нет. Есть у них тезка под Москвой.

— А-а, это что-то связанное с подводными лодками?

— Опять холодно. Это собачий питомник.

— Ой! — скривился Щеткин. — Это же для меня страшнее пистолета.

В свое время, став московским студентом, Петр втайне переживал два обстоятельства: несмотря на то что вырос недалеко от Волги, он не умел плавать и боялся собак. Причем в детстве он проявлял к этим животным своеобразный интерес: любил привязать к собачьему хвосту пустую консервную банку и заливисто хохотал, когда те с грохотом носились по двору. Собакам такая забава не нравилась, несколько раз Петю здорово покусали, после чего он поневоле стал от них шарахаться. Последнее же столкновение произошло уже в Москве, когда гулял возле дома с маленькой племянницей. Рядом были и другие дети. Неожиданно на площадку выскочил сорвавшийся с поводка ротвейлер. Щеткин начал отгонять собаку от малышей, и пес так цапнул его за руку, что Петр два месяца ходил с повязкой. Вдобавок пришлось делать уколы от бешенства, на чем, кстати, он особенно настаивал, считая, что нормальная собака так вести себя не может.

С плаванием обстояло проще: походил пару месяцев в бассейн в Лужниках и научился. А вот боязнь собак осталась.

— Антон, без меня обойтись нельзя? — спросил он. — Я собак терпеть не могу, и они меня тоже не переваривают.

— Так они же там сидят в вольерах, Петр. Диких я тоже боюсь, — тактично сказал Плетнев. — Без тебя же никак не обойтись. Александр Борисович сказал, что, как старший товарищ, мудрый и чуткий, ты окажешь мне неоценимую помощь.