Читать интересную книгу Цеховик. Отрицание - Дмитрий Ромов

тебе Танюша! — грозно хмурится она. — Ну-ка! Руку сюда, живо!

— Ты только понежней, ладно? А то вон вся вена уже в дырках.

— Нет, вы гляньте на него! Понежней!

Она снова наклоняется надо мной выставляя свои пленительные прелести. Я разумеется, охотно ими любуюсь, пытаясь представить без покрова халата. Может я, конечно, и поехал умом, а всё происходящее вокруг меня лишь плод воображения, но натуральность и правдоподобность у этого плода просто потрясающие.

Тело моё, к примеру, моментально и очень остро реагирует на то, что подрагивает перед моими глазами. Реагирует так, как если бы мне действительно было семнадцать лет и в жилах текла не кровь, а чистый тестостерон.

— Ты куда пялишься?! — багровеет медсестра.

— Тань, ну ты просто прелесть, честное слово, — говорю я с отеческой интонацией и даже на мгновенье забываю, где и в каких обстоятельствах нахожусь. — Эх, было бы мне лет двадцать пять сейчас…

Я мечтательно закрываю глаза, имея в виду, что был бы я помоложе…

— Будет когда-нибудь, если доживёшь, — отвечает она, будто бы даже смягчаясь. — Но если ещё раз иголку вытащишь, и до завтрашнего дня не дотянешь. Понял меня? Я своими руками тебя задушу.

Я улыбаюсь. Кажется, в моём сумасшествии есть и приятные моменты.

— Только ради этого стоило бы рискнуть. Тань, а у тебя парень есть? — спрашиваю я, чем заставляю её расхохотаться. — Если что, я пока совершенно свободен.

— Ну, Брагин, — говорит она отсмеявшись, — а ты, я смотрю, тот ещё гусь. Там к тебе мать пришла. С врачом сейчас разговаривает. Вот я ей скажу, какой ты больной.

Валяй, говори, мать эта не моя явно, ну да ладно, посмотрим. Медсестра убегает, а Платоныч качает головой:

— Балагур ты, Егор. Но вот что я тебе скажу. Не знаю, что там у тебя с матерью произошло, но я её видел, переживает она за тебя. Сильно переживает. Ты ещё молод, не знаешь, что к чему, но мне поверь, над матерью куражиться — это последнее дело. Так что ты смотри, будь мужчиной, а не обидчивым мальчиком. Понял меня?

Я ничего не отвечаю, а только пристально смотрю ему в глаза. Кто ж он такой, Платоныч этот? На урку не похож, но и на обычного работягу тоже… Ладно, это мы выясним… Попозже.

В палату входит женщина чуть моложе сорока. Миловидная, подтянутая, можно даже сказать красивая. Я бы на такую клюнул. В моём вкусе, чем-то на Жанку мою похожа. Нет, это я так, чисто к слову, безо всякого подтекста. В общем, дама выглядит хорошо. Косметики минимум, кожа чистая, гладкая. Взгляд вот только печальный, прям горе в глазах.

— Егорушка, — говорит она и из глаз её выкатываются слёзы. — Ты как, сынок? Как себя чувствуешь?

Я немного подвисаю. Как-то язык не поворачивается её матерью назвать. Бросаю взгляд на соседа. Он выразительно поднимает брови, типа, ну, чего молчишь, и буравит взглядом так, будто в прицел на меня смотрит.

— Да всё хорошо… мам… ты не волнуйся, — наконец говорю я и неестественно улыбаюсь. — Я даже вставал уже. Мне правда от медсестры влетело, но она тебе уж нажаловалась, наверное.

Мама смахивает с ресниц слёзы, ставит на стул самошитую хозяйственную сумку из плащёвки и садится ко мне на кровать. Она с тревогой смотрит на меня, а я смотрю на сумку. У меня бабушка такие шила. Вот прямо точь-в-точь.

Мама истолковывает мой взгляд по-своему и спохватившись говорит:

— Я тебе передачку принесла.

Она снова встаёт и вытаскивает китайский термос, голубой с крупными розами и алюминиевой кружечкой вместо крышки. У нас дома такой был. Один-в-один… А ещё она достаёт три некрупных апельсина. Я замечаю на них наклейки в виде маленьких чёрных ромбиков. Марокко.

— В термосе бульон куриный и апельсины вот, к новому году выбросили. Завтра мандаринчики тебе принесу. Хочешь?

Честно говоря, меня малость подташнивает, так что бульон я точно не хочу, а вот апельсин можно попытаться…

— Мам, да ты не переживай, здесь знаешь как кормят хорошо, — вру я, даже и не зная, что здесь на самом деле дают.

— Манкой на воде? — спрашивает мама. — Можно подумать я не знаю, что здесь за еда. Тебе поправляться надо, хоть скоро и каникулы, но пролетят не заметишь как. Надо будет в школу, а ты вон…

И она начинает плакать. О, нет! Только не женские слёзы! Сразу жену вспомнил, которая чуть что сразу в рёв. Но тут другое дело, и хоть сердце моё давно загрубело, слёзы матери способны растопить даже его. Сыновьих чувств я к ней не испытываю, но сочувствие мне совсем не чуждо, особенно если вспомнить мою собственную маму.

— Мам, послушай, не надо плакать. У меня может и не сотряс даже. Невропатолог ещё не смотрел. А капельница… это физраствор всего-навсего. Его всем льют, вон и Юрию Платоновичу тоже ставили, а у него видишь, голова в порядке. Знакомься, кстати.

— Здравствуйте, — чуть кивает мама в его сторону. — Анна Никифоровна.

— Большак Юрий Платонович, — мгновенно отзывается тот. — Очень приятно. Хороший парень у вас. Боевой.

Мама кивает и ещё сильнее заливается слезами.

— Мам, если ты из-за милиции, то не бери в голову. Это недоразумение. Ко мне капитан приходил. Перепутали они чего-то, я же защищался. Это на меня хулиганы напали. Не я на них. Вон, у Юрия спроси Платоновича.

Мама с надеждой смотрит на него, а тот крякает и кивает, да мол, так и есть…

— Вы сами слышали? — спрашивает она.

— Да-да, — говорит сосед неохотно, — слышал что-то такое…

Когда мама уходит он сердито выговаривает мне за подставу, а я скармливаю ему бульон. Сам не хочу. А вот апельсин действительно нормально заходит и мне даже как-то лучше становится.

Невропатолог после осмотра сообщает, что жить буду, сотряс есть, но относительно лёгкий, всё-таки руку я успел подставить по ходу. А вот шапка слетела наверное, если судить по заштопанной ране. Ну, как бы там ни было, могло быть намного хуже. Говорит, дней через пять можно будет выписываться, а через пару недель идти в школу. Ну, или на нары, как там закрутится.

И хоть этот мир прекрасного прошлого всё ещё представляется мне вымышленным, думаю, свыкаться с ним гораздо приятнее в условиях домашнего уюта, чем в казённом доме да ещё и с отмороженными малолетками.

Невропатолог ставит мне ретроградную амнезию. Это даже неплохо в моём нынешнем положении. Вопросы о прошлом Егора Брагина я старательно обхожу, но врач попадается въедливый и быстро выводит меня на чистую воду. В принципе, теперь есть железная отмазка,