Читать интересную книгу Цеховик. Отрицание - Дмитрий Ромов

тут поподробнее, пожалуйста. Они мне что, превышение необходимых мер обороны хотят предложить? Ага, сейчас прям.

Конопатая Татьяна Михайловна выходит из палаты, талантливо крутя задом, так что все трое присутствующих мужиков по достоинству оценивают её мастерство.

— Товарищ, — обращается мент к моему соседу по палате, — вы бы не могли нас оставить на десять минут?

— Извиняй, командир, — хрипит тот в ответ, — слыхал, что Татьяна Михайловна сказала? Нельзя нам, на режиме мы. Ты если что поможешь утку подержать, а то, чувствую, приспичит мне сейчас?

Стебётся мужик, сто процентов. У него ж вроде только рука сломана. Капитан ничего не отвечает и только губы поджимает. Он берёт фанерный стул на металлических ножках и, придвинув к моей кровати, опускается на него.

— Так, ну давай, несовершеннолетний преступник, поговорим.

У капитана уставшее несвежее лицо с неопрятными усами подковой и потухший взгляд. Он кряжистый, с большими руками, похожий на работягу.

— Какой я преступник? — недовольно реагирую я.

— Вот ты и расскажи. Давай по порядку. Фамилия, Имя, Отчество, дата рождения.

Он достаёт из кожаного планшета лист бумаги и ручку. Чего ему сказать-то? Что я подполковник Добров? Почему-то мне кажется, что он не поверит.

— Говорить трудно, товарищ капитан, — отвечаю я, тяжело сглатывая. — Вы же и так знаете…

— Знаю-знаю, порядок такой. Ладно. Брагин Егор Андреевич, двадцать пятого января шестьдесят третьего. Так?

— Угу, — мычу я.

Надо запомнить. Только сейчас-то какой год?

— Вчера, семнадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года, в восемнадцать часов в гаражном массиве между улицами Весенняя и 50 лет Октября напал на гражданина Каховского Андрея Константиновича, нанёс ему телесные повреждения и отнял пятнадцать рублей.

— А чё не сто пятнадцать? — выдыхаю я. — Это что за новости?

— А так же нанёс телесные повреждения ещё двум несовершеннолетним гражданам, воспитанникам детского дома, между прочим. Подтверждаешь?

— Вы рожи-то этих граждан видели? — спрашиваю я. — Не кажется странным, что я один на четверых напал?

— На троих.

— Четвёртый с гаража кирпичом припечатал.

— Так подтверждаешь или нет, Брагин? Я тебе советую сейчас во всём признаться и вернуть деньги пострадавшему. На учёт в инспекцию по делам несовершеннолетних ты, считай по-любому встал. Но можешь и на малолетку загреметь. Сечёшь?

— И что надо сделать, чтоб не загреметь? — спрашиваю я.

Даже интересно, что за хренотень такая?

— Вернуть деньги, извиниться и написать чистосердечное. Больше ничего не могу посоветовать.

— Вообще-то, товарищ капитан, всё не так было, — говорю я спокойно. — Я шёл между гаражей, а ко мне подошёл ваш Каховский и трое его подельников. Потребовали десять рублей. Я отказался. Они на меня напали. Один из них пытался нанести удар холодным оружием, а самый мелкий убежал и залез на гараж. Я отбивался от троих, а тот, что убежал, кинул в меня кирпич с крыши. Как вам такая версия?

Капитан хмыкает и подождав пару секунд, говорит:

— Брагин, ты можешь, конечно настаивать на своей версии, но я тебе сразу говорю, во внимание её никто принимать не станет. Во-первых, ваш физрук сказал, что ты был не в себе, то ли пьяный то ли на наркотиках. А во-вторых, кто ты и кто Каховский? Сам-то подумай.

— Во-первых, вот он я. Берите кровь, делайте анализы на наркологию. Чего впустую воздух сотрясать? Во-вторых, и кто же такой этот ваш Каховский? Преступник, и уже не малолетний, между прочим. Так? Организатор группировки. Сейчас они школьников щиплют, а завтра будут шапки с людей срывать, а потом и дурью барыжить.

— Чего? — кривится милиционер. — Дурь — это то, что у тебя в голове.

— Вы кстати не представились и документ мне не показали, — продолжаю я.

— Грамотный больно? Ну и поедешь в колонию, раз грамотный. Там с такими, как ты знаешь что делают? Извинись перед Каховским и отделаешься лёгким испугом. С учёта тебя снимут после восемнадцатилетия. И всё, будешь чистый и свободный.

— Да кто такой этот ваш Каховский? — снова спрашиваю я.

— Сынок второго секретаря обкома, — отвечает мой сосед по палате. — Он с генералом милицейским вась-вась.

Ах, вот оно что… Ну, ясно всё с тобой, капитан.

— Так значит, чистый и свободный? — повторяю я, чувствуя, как к горлу подступает злость. — Да я таких, как ты, знаешь сколько повидал? У этих орлов детдомовских всё на рожах написано, вся история. Стопудово они у тебя на учёте стоят, тут и к бабке не ходи. А ты мне чё впариваешь? Агитируешь за советскую власть? Слышь, дяденька милиционер, а ты не оборотень в погонах? В третье управление КГБ давно заглядывал? Так я тебе могу помочь совесть очистить.

Капитан вскакивает.

— Ты, Брагин, за языком-то следи, — говорит он не то с недоумением, не то с испугом. — Я понимаю, ты головой ударился. Но оскорбление при исполнении…

— Выкормыш Щёлоковский, — цежу я сквозь зубы.

— А ну повтори!

— Иди, показалось тебе, — говорю я и отворачиваюсь к стене. Не хочу смотреть, как он изображает из себя большого и могучего начальника.

— Не ожидал от сопляка отпор получить? — посмеивается мой сосед. — Иди, капитан, иди. Парень по состоянию здоровья не может на вопросы отвечать, не помнит ничего. Потом придёшь, когда выздоровеет.

— Я тебя предупредил. Решай сам, Брагин, — зло говорит капитан. — Надеюсь, мозги у тебя на место встанут.

Он выходит хлопнув дверью так, что рифлёное стекло в ней ещё долго дребезжит.

— Слышь, Егор, — говорит сосед, — лихо ты его.

Я не отвечаю.

— Серьёзный ты, как я вижу. Я кстати Юрий Платонович. А ты вроде как Егор, так что ли?

— Похоже на то, Юрий Платонович, — поворачиваю я голову.

— Гляжу парень ты интересный, только не пойму зачем милиционеру всё рассказывать взялся. Им же вообще верить нельзя.

Я тяжело смотрю на него. Что за зверинец, честное слово! Один питомец лучше другого.

— А ты, Юрий Платоныч, человек авторитетный похоже.

— Ух, ты! Взгляд-то какой. Волчонок прям. Авторитет, сынок, годами зарабатывается, десятилетиями. Так что ты полегче на поворотах. Не с ментом базаришь.

— Понятно.

— Ну и хорошо, раз понятно. Я тебе вот что скажу. Собственные проблемы самому решать надо, а не на посторонних надеяться. Усёк?

Дедушка мой приговаривал: «Усёк, Васёк?». Интересно, если сейчас действительно восьмидесятый год, значит он живой ещё. И родители тоже. Хм, ну и дела… Или, если у меня крыша поехала, то я их не и узнаю сейчас? Или они теперь Брагины, а не Добровы?

— А олимпиада закончилась уже? — спрашиваю я.

Юрий Платонович довольно долго не отвечает, а потом говорит:

— Не похоже, что ты комедию ломаешь. Не помнишь что ли?

— Тут помню, тут не помню, — отвечаю я цитатой