доски.
– Ты умеешь пилить?
– Ну да, это же… а, да. Ты в Москве не часто бензопилой пользуешься?
– У нас там деревья пилить нельзя, – ответил я, нахмурив брови.
Да и не нужны там доски.
Мы открыли калитку, и, не заходя домой, пошли в лес. Огромный массив равнодушной природы не обращал на нас внимания, когда мы, вооружившись идеей, пробирались в мир теней под аккомпанемент треска веток, шуршания травы и щебетания птиц. Многие деревья выглядели старыми: без коры, сухие, поникшие – они словно подражали жителям деревни, взошли с ними и уйдут с ними, но все же на пути встречались большие стволы, столбом уходящие далеко вверх. Мы обошли добрую сотню деревьев, пока не наткнулись на одно, которое точно нам подходило: береза, коих здесь немного, выглядела крепкой, стояла прямо, но одна ветка, довольно толстая, в двух метрах от земли, шла чуть ли не параллельно ей, а потом снова уходила вверх. И рядом еще одна, повыше, тоже росла под большим углом от ствола.
– Лучшая находка за сегодня, – прокомментировал Андрей.
– Угу…
– Сначала надо сделать лестницу к ветке, а потом забьем там доски, не слишком длинные, около метра, чтобы держались. Потом также на второй ветке, и переход можно сделать… как думаешь? – он повернулся ко мне, мальчик со странной улыбкой и проницательными глазами. Он был как-будто счастлив, словно исполнил давнюю мечту детства, хотя мы еще даже одной доски никуда не прибили.
– Да… и канат спустить оттуда, и потом как тарзан кататься. Звучит слишком круто, – я начал сомневаться – этакий защитный механизм, включающийся, когда ты получаешь огромную дозу надежды и радости в один миг. Он говорит тебе: “Нет, постой, не может все быть так гладко, оглянись вокруг, что-то явно не так…”, и ты слушаешь, начинаешь искать преграды на пути, стараясь умерить ожидание.
Откуда он у меня?
– Слишком круто? Сарказм? Хотя ты…
– Что? Не, не, я просто подумал, что это все надо построить, а… это сложно, да?
– Ну да, конечно. Сложно, – он ухмыльнулся, – Круто.
– А ты горишь идеей, Андрюша, как восковая свеча.
– Свеча… странное сравнение. Да, я… ну, это действительно круто, а? Прям!.. не знаю как сказать, но мне нравится.
– Я понял. А почему домик на дереве?
– Э-э-э, – он так и замер с этой паузой, постояв секунд пять, – Не скажу. Сам особо… не знаю.
У него правда было много странностей, как вот это – я видел его волнение и нарочитую паузу. Он ушел в себя на эти пять секунд, а когда вернулся, решил молчать. Я уже встречал такое, хоть и прожил немного. Что-то личное, наверное.
– Ну ладно, пошли искать доски тогда.
Тени бегали по земле, и, бросив взгляд в глубь леса, я видел только слившийся воедино темный частокол да сети ветвей и листьев. Я обернулся. Рядом с нами, стоя, как всадник, одинокий дуб пускал корни в землю, пытаясь удержаться в мире, а где-то там, в сотне метров отсюда, обрастала сорняком бабушкина картошка.
– Давай. Знаешь что… у дядь Пашы должны быть старые доски еще со стройки, думаю, он нам даст парочку.
– О! Тогда можно к нему пойти, где он живет?
– На моей улице, километра два идти.
– М-м-м… два километра с досками…
– Они не сильно тяжелые, по одной в руку нормально будет.
Мы вышли из леса и уже проходили мимо бани, когда входная дверь отворилась и на крыльцо вышла моя бабушка.
– Ох ты! Максим, привет, это Андрей с тобой?
– Да, это я, теть Оль! Здравствуйте!
– Привет, привет, как там твой папка?
– Да вроде ниче, живой, – в шутку ответил Андрей, улыбнувшись.
– Ну, неплохо. А вы чего туда-сюда ходите?
– Доски ищем, – ответил я, – Идем к дядь Паше.
– Доски? Зачем?
– Домик на дереве построить хотим.
– А-а, вон оно что. Ну так тут есть какие-то доски, там, за баней валяются.
– Да ну.
– Дядька твой сарай строил, осталось оттуда. Можете взять, мне они не нужны, да и ему тоже, наверное. Делать тут уж нечего, – она посмотрела на огород, начинающийся с зелени, кустов жимолости и рядов помидоров, – Уже полоть надо. Я сейчас пойду поливать, дотяни мне шланг до помидор, пожалуйста. Он там, сзади тебя, возле бочки.
Я оглянулся, нашел желто-серую резиновую трубу и распылитель, и потащил все это через клубнику в сторону заросших томатов, стараясь не задевать по пути все эти культурные растения. Часть клубники пострадала от моих стараний.
– Аккуратней! – кричала мне бабушка, – Только на лук не наступи! Снова поломанный будет. Вот! Молодец! Спасибо, – она взяла из моих рук шланг, нацепила на него распылитель и показала мне какой-то жест: выглядело так, словно она что-то повернула в руке, но я не понял, что она имела в виду, и встал как истукан.
– Воду включи, говорю. Там же, где шланг брал, – она махнула рукой куда-то за мою спину.
– А, хорошо.
Я переключил краник и из шланга начала брызгать во все стороны вода. Возле краника стекала, уходя к клубнике, маленькая струйка, пробивающая путь сквозь черные камешки земли. Там еще бегал какой-то таракан с красно-черной спинкой. Забавный такой.
– Ну что, пошли? – Андрей стоял рядом, – Ты знаешь зачем маленькие ростки помидоров укрывают железными ведрами без дна? – он показал на одно такое ведро, стоящее чуть дальше ряда, который поливала бабушка, – У?
– Э-э-м, – я покачал головой, – Защита?
– Да. Маленькие ростки слишком просто сломать.
– Ты типа выпендриваешься?
Он улыбнулся.
– Типа.
– В школе такому не учат, – развернувшись, сказал я, – Пошли.
– В школе многому не учат.
За баней был чужой огород, почти вплотную, метра два до него от стены. Доски лежали друг на друге в два ряда, чересчур длинные, местами потрескавшиеся и сгнившие. Над досками, видимо, укрывая их, расположился красный профнастил, оставшийся от сарая, удерживаемый двумя кирпичами. Мы их убрали, стащили на землю профнастил, держась за его концы, и стали выбирать подходящие доски.
– Вот эту, – Андрей с видом мастера своего дела указывал мне на хороший улов, – И эту. Еще эту можно.
– Тащу, тащу, полегче, – я пытался за один конец вытащить доску, но она зацепилась за другую, – Дай хоть одну взять.
– Давай, я беру.
Мы достали пять досок, каждая из которых была не меньше трех метров в длину.
– Пока хватит. Эти лучше по одной таскать, но если хочешь…
– Я не утащу.
– Ладно, бери одну.
Андрей взял две. Он, вообще-то, был довольно маленьким, чуть ниже меня, и таким же худощавым, как я.
– Кстати, а тебе сколько лет то?
– Только сейчас вспомнил? Пятнадцать