Читать интересную книгу Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий

— Слушаю.

— Это Плюи, — отрывисто произнес ученый. — Извините за поздний звонок. У меня есть вопрос. На какое значение отклоняется центр той вашей окружности от проецируемой оси Ускорителя?

Мсье Жераль удивленно подышал в трубку, собираясь с мыслями.

— Шестнадцать и восемь десятых градуса. Можно считать — семнадцать. У вас появилась какаято версия?

— Возможно, — сказал Плюи. — Вы не знаете, какая точка находится в проекции Ускорителя на противоположной стороне земного шара?

— Что?! — потрясенно спросил Жераль.

— Извините, это я сам себе! — быстро поправился Плюи. — Доброй ночи.

Он положил трубку. Наполовину осушил стакан с джином. Достал из кармана новую записную книжку и ручку, что-то подсчитал. Потом принялся ходить по дому, открывать дверцы шкафов, выгребать из стеллажей книги и бумаги. Он что-то искал. Потратив на бесплодные поиски полчаса, он, в конце концов, спустился в подвал, где среди старой мебели и прочего хлама обнаружил то, что ему было нужно. Старый школьный глобус.

Плюи вернулся с ним в гостиную, прихватив по дороге из кабинета циркуль, линейку и старинный, еще прадедушкин стилет — с витой костяной рукоятью, витым набалдашником, витым перекрестьем и потемневшим от времени трехгранным клинком… Уселся в кресло. Поставил рядом недопитый джин. Пристроив глобус у себя на коленях, он отмерял какие-то расстояния циркулем на линейке, а затем прикладывал его к маленькой модели земного шара.

— Семнадцать градусов, десять или тридцать — принципиальной разницы нет, — бормотал он себе под нос. — От этого зависит только площадь измененной зоны… Главное — подтвердить сам факт! Вот здесь наш излучатель…

Он отметил карандашом на глобусе черную точку, потом обвел еще раз, и еще — так что получилось жирное пятно.

— Вот отсюда пошел сноп энергии…

Плюи встал, кряхтя, положил глобус на пол, приставил к пятну острие стилета и, навалившись, проткнул толстый картон.

— И где же мы, в конце концов, оказались?

Он перевернул глобус. Трехгранное острие вытарчивало из западной части Ирака, недалеко от Сирийской пустыни.

— Хорошо, что там безлюдная местность, — сказал Плюи и стал потягивать оставшийся джин, рассматривая торчащий из глобуса кусочек острой стали.

Ирак. Расстрелянная колонна

Уцелевшие амеры повели себя по-разному: кто-то попытался убежать в степь — тех перестреляли, как зайцев; кто-то поднял руки и сдался. Времени возиться не было, «вертушки» могли подоспеть. Поставили америкосов в шеренгу на колени, шлемы скинули, вколотили две очереди в бритые затылки. Даже раздевать не стали.

Ну а потом случилось это.

Хашир нутром почуял неладное. Он побежал… нет, все-таки пошел, бежать уже не было смысла, — к разбитому «Хаммеру» с дымящим капотом. Он еще не видел подробностей, но по застывшей фигуре Бахри, напоминающей повешенного на невидимой веревке, понимал — что-то случилось.

Гражданские исчезли! Их не было! Только что лежали два тела, недвижные и, казалось, бездыханные. А теперь исчезли без следа. За кого теперь брать выкуп?!

— Бахри! В чем дело?

Бахри стоял, нелепо задрав голову вверх, по выгнутой шее бегает кадык.

Вверху, над дорогой, бесшумно парило что-то. Огромный, взглядом не охватить, правильный овал. Словно капля повисла над дорогой — в ней, как в сферическом зеркале, полковник увидел свое перевернутое отображение с поднятой головой и рядом Бахри с выпученными в ужасе глазами, шевелящимся ртом. С первого взгляда казалось, оно зависло высоко, метрах в пятнадцати — двадцати над дорогой, но Хашир видел себя так, будто совершал утреннее омовение перед зеркалом в ванной: видел осевшие на щеках частицы копоти, шевелящиеся от дыхания волоски в ноздрях, видел разбитую дорогу под своими ногами и каждый камешек на ней, видел, как дорога загибалась и утоньшалась к краям зеркала, уходя в лиловое, будто нарисованное небо…

Полковник потерял дар речи и застыл. Бахри и другие бойцы тоже превратились в соляные столпы. Издалека, словно из другого мира, доносились звуки выстрелов: Муса и Фарид обходили поле боя и добивали раненых амеров. Любимое занятие увлекло их настолько, что они не обращали внимания на страшное видение.

И тут по гладкой, выгнутой поверхности, пробежала едва заметная рябь.

Хашир сглотнул, не в силах оторвать взгляд от зеркала. Там все осталось как прежде: небо, дорога. Только ни его, ни Бахри больше не было. Там стоял целехонький «Хаммер», рядом с ним топтались два типа в гражданском — один толстый, бородатый, с сигарой во рту, второй невысокий, похожий на мальчишку-подростка. И грузовик стоял на обочине, целый и невредимый, рядом прохаживались американские солдаты, и на самом изгибе, с краю — вытянутый искривлением зеркала танк, который вот-вот свалится на голову!

— Бежим! — истошно заорал Хашир и, что было сил, помчался в степь. Его бойцы бросились следом, как стая волков, спугнутая медведем.

— Ложись! — заорал Хашир, когда они отбежали на сотню метров. Армия освобождения Ирака залегла, взоры солдат устремились назад. Они с удивлением увидели, как из разбитого бэтээра вылез окровавленный амер и, покачиваясь, подошел к танку, зачем-то потрогал броню и двинулся назад. Самое удивительное и противоестественное состояло в том, что у него был срезан затылок! Через несколько шагов он упал, Муса, радостно скалясь, бросился к очередной жертве. За ним, меняя магазин, побежал Фарид.

— Полковник! — хрипло позвали сзади.

Хашир встряхнул головой, будто муху отогнал.

Дорога была пуста. Его люди, до предела задрав головы, смотрели в небо — растерянно и даже испуганно, как только что смотрел сам Хашир. Но, кроме легких перистых облаков, там ничего не было. И на дороге ничего не было. Амеры исчезли, испарились вместе со своей техникой. Ни танка, ни бэтээров, ни заправщика, ни грузовиков, ни трупов.

— Что это было, полковник?! — Глаза Бахри округлились от ужаса.

Хашир вздохнул. Командир должен знать больше, чем его подчиненные, иначе это не командир.

— Амеровский дирижабль, оклеенный зеркальной пленкой, для невидимости. Хорошо, что они нас не разбомбили!

— А куда делись эти… Ну, которых мы убили? Куда делся танк, грузовик? — не успокаивался Куцый.

— Ясно куда! — невозмутимо отвечал командир. — Амеры их забрали.

— А зачем они забрали Муссу и Фарида? — спросил Большой Али.

Действительно, двух бойцов нигде видно не было.

— В плен взяли! — рявкнул Хашир. — Потому что они не послушались меня и не выполнили приказ!

Больше вопросов никто задавать не рискнул.

Ирак. Усиленный взвод на марше

Его быстро привели в чувство, плеснув в лицо холодного бурбону. Смит оскалился, заскрипел зубами и открыл безумные глаза.

— Спецом! — хрипло выкрикнул он и дернулся.

— Тихо, — сказал капитан Маккойн и воткнул ему между зубов горлышко фляги. — Пей.

Смит глотнул, дернулся опять, в глазах появилась осмысленность. Он очень внимательно посмотрел на небо, перевел взгляд на склонившиеся над ним лица и мучительно вытянул губы — то ли просил еще пить, то ли хотел что-то сказать. Ему дали еще бурбону. Смит резко отвернулся, виски потекло ему за ворот. Он приподнялся на руках, сел. Осторожно потрогал голову, она была цела, только появилась здоровенная шишка на лбу. Обнаружил, что находится на обочине дороги, на заботливо расстеленном кем-то куске брезента. Вокруг — командир, Прикквистер, фельдшер Руни, еще чьи-то лица. Все выжидательно смотрели на него.

— Не помню, — сказал он еле слышно. — Ничего не помню… Что это было?

— Матрос Смит! — окликнул его капитан. — Вы в порядке?

— Да, сэр, — пробормотал в ответ Смит. — То есть… Так точно, сэр!

— Вы можете встать?

Он кивнул. Его подхватили под руки, помогли подняться. Смит встал и огляделся.

Танк, целый и невредимый, стоял у края дороги, сердито дымя выхлопами, на башне верхом сидел лейтенант Палман и широко зевал в раскаленное голубовато-молочное небо, обычное иракское небо. Буря развеялась, так и не начавшись. Рядом застыли бронетранспортеры и грузовик, целые и невредимые. Солдаты кучковались в тени машин небольшими группками, слышался смех, чей-то плеер наигрывал «Hero» Иглесиаса, тянуло табачным дымом; возле «Хаммера» возился коротышка Фил Шарки, отдирал с лобового стекла налипших насекомых и что-то бурчал под нос; за спиной у него стоял переводчик Ахмед и наблюдал, как Шарки орудует своей щеткой; размахивая зажатой в толстых пальцах сигарой, прохаживался профессор Макфлай, свободной рукой он сгреб в охапку маленького Гроха и что-то по обыкновению втолковывал ему. Кенгуру раскуривал свою трубку, а китаец, подогнув под себя ноги, сидел на куске брезента с закрытыми глазами — медитировал. Обычная картина — но было в ней нечто странное и нелогичное, и жуткое… а что именно, Смит никак не мог ухватить. Может, все дело в том брезенте на обочине, из-под которого торчат две пары ног в легкомысленных гражданских кедах?