— «Гибель Помпеи», часом, не у доктора?
— У доктора. Но откуда ты?..
Пилипенко щелкнул пальцами.
— Я все-таки поймал ее за кончик хвоста.
— Кого?
— Мысль. Думаю, что я уже могу идти, раз сумел встать с постели. Доктор наложил на меня хороший камень, и я теперь сам как житель Помпеи. — Он хлопнул себя по цементированной ноге.
— Куда ты собрался идти?
— Я хочу осмотреть этот дом своими глазами. Возможно, от твоего внимания ускользнуло что-то важное.
— Что ж, два глаза хорошо, а четыре лучше.
— Шесть глаз! — воскликнул следователь и поправил очки.
Пилипенко осторожно ступал своей каменной ногой, опираясь на плечо друга. В гостиной они остановились у дивана, на котором лежал мертвый Иван. Пилипенко мельком глянул на труп. Они двинулись дальше. Когда Жаров открыл дверь одной из комнат, Пилипенко схватил его за рукав:
— Стой, не говори, чья это комната! Попытаюсь угадать.
Он осмотрелся с порога. Сказал:
— С некоторых пор меня интересует исключительно живопись. Это классик советского ренессанса, Тихомир Груздьев. Картина называется «Смерть комиссара». В комнате, скорее всего, жил Аркадий, погибший от воды.
Холст изображал революционного матроса с камнем на шее, он стоял на обрыве, за ним теснились лица нарочито злых белогвардейцев.
— Доктора должно было завалить камнем… — задумчиво проговорил Жаров. — «Гибель Помпеи»! Ты хочешь сказать, что по одному из планов картины изображают смерть того или иного человека? Мне приходила такая мысль, но я отмел ее как идиотскую.
— В том и беда твоя. Мечешься между мистикой и идиотизмом. Я же порой приветствую собственный идиотизм — пусть плачет по мне симферопольская психушка… Смотри! Тут всё как в романе Агаты Кристи. Там была детская считалочка, здесь — гораздо изощреннее. Что за шедевры у женщин наверху? Мне по лестнице как-то не очень.
— У Натальи — «Смерть Сократа» Жака Луи Давида, что совпадает. Сократ как раз и был отравлен. У Катерины — «Жанна д’Арк».
— Та самая картина, где девушку сжигают на костре. Комната Ивана за стеной?
— Да. Там тоже какая-то работа, но я не помню.
На стене комнаты они увидели картину, где была изображена толстая металлическая статуя со страшным лицом. Двое людей в средневековых одеждах вели к ней жалкого голого узника.
— Это «Железная дева» Брейгеля. В такую статую засовывали приговоренного к смертной казни, и статуя сама перемалывала его в фарш.
— Кажется, я понимаю, что это значит, — сказал Жаров. — Ужас какой-то! Вчера я зашел в тренажерный зал. Хотел позаниматься, но тренажер показался каким-то странным: я такого никогда не видел. Не совсем понял, как им пользоваться, и оставил эту затею.
— Ну, ковыляем туда.
По пути Пилипенко вдруг остановился, потянул Жарова.
— Куда ты меня тащишь?
— В цокольный этаж.
— Но лестница же там! — следователь махнул рукой в противоположную сторону.
— Дезориентация, — усмехнулся Жаров. — Такое бывает с покалеченными.
Пилипенко недоверчиво огляделся, прислушиваясь к шуму пурги… В тренажерном зале они остановились перед неким механизмом с рычагами и грузами.
— Позаниматься он хотел, — ворчливо заметил следователь. — Это и есть железная дева. Смотри: как только ты двинешь рычаг, все эти грузы упадут прямо тебе на голову.
— Только одному человеку пришло бы в голову качаться в этом доме.
— Ивану. Но он сюда дойти не успел.
— Этот дом и есть убийца! — воскликнул Жаров.
— Вот-вот, — подтвердил Пилипенко, но безо всяких эмоций в голосе. — Давай и рассмотрим его именно с такой точки зрения. Неодушевленный, безжизненный и живой.
Они зашли в просторное помещение, которое было то ли складом, то ли мастерской. Здесь стояли лопаты, широкие веерные грабли, прочие инструменты. На полках выстроились банки с красками. Некий небольшой механизм непонятного назначения стоял в дальнем углу.
— Похоже на электрический генератор, — сказал Жаров. — Еще один, запасной?
Пилипенко сделал предостерегающий жест ладонью.
— Нет. Это взрывное устройство. Ты забыл, что я в армии сапером был?
Он сделал движение, будто собирается присесть на корточки, но вспомнил, что с ногой этого не выйдет. Наклонился над предметом. Проговорил:
— Это работает довольно хитро. С виду — часовой механизм. Но смотри: вот этот зеленый проводок идет не туда, куда должен бы. Тот, кто попытается завести часовой механизм, будет разорван на куски немедленно. Вместе со всем домом.
— Но ведь никого не осталось в живых!
— Вот почему первый убийца не удосужился стереть отпечатки с бокалов. Он был уверен, что дом полностью сгорит и никаких следов не остается. Правда, он не знал, что в этом огне погибнет и сам. И вот почему в одной из комнат наверху — Жанна д’Арк. Но главное — это Агата Кристи.
— При чем тут она?
— Десять негритят. Книга и натолкнула убийцу на этот трюк. Придется, братишка, тебе все-таки затащить меня наверх.
Это удалось с трудом. На лестнице Пилипенко переставлял ногу обеими руками, далеко отводя ее в сторону, как балерина.
— Дезориентация… — пробурчал он себе под нос.
В комнате, где лежал, укрытый покрывалом, труп Катерины, на стене висела картина, изображающая казнь Жанны д’Арк.
— Орлеанская дева, — сказал Пилипенко. — Вот кто должен был сгореть в финале трагедии.
Он сделал несколько неуклюжих шагов, ковыляя, подошел к кровати. Вдруг сорвал с трупа покрывало.
— Ты что делаешь, черт! — воскликнул Жаров.
— Смотри, какая красавица, — проговорил следователь. — И прямо как живая.
Лицо девушки было милым, приятным, ничуть не похожим на лицо трупа. Жаров был поражен: ресницы Катерины слегка подергивались…
— Да она просто спит!
— Если бы! — сказал следователь. — Вставай, вставай, девушка. Нам есть о чем поговорить.
Катерина открыла глаза.
14
Девушка сидела за столом, Пилипенко и Жаров — напротив, что напоминало кабинетную атмосферу допроса.
— Итак, — начал следователь, — ты договорилась с доктором, что он при всех засвидетельствует твою смерть. А после — проломила ему череп медной статуэткой. В этой книжке вычитала подобный ход?
Он кивнул на том Агаты Кристи. Катерина ответила, не поднимая головы:
— Да.
— Мертвой притворилась, как жук. Чем же тебе не угодил этот милейший человек, доктор Саша?
— У него сдали нервы. Он хотел все вам рассказать.
— А у тебя, значит, нервы не сдали?
— Нет. И перестаньте мне тыкать.
Пилипенко чуть подался вперед.