8; Притч зо, 19 – «юность» (неточно); Пс 67, 26 – слав, неточно «девы», в греч. νεανιδες). Но вот глаз евангелистов, читавших Библию уже обычно по-гречески, вонзился в слово παρθένος и возвестил нам, что этот смелый неточный перевод не случаен, провиденциален, преобразователен. Недаром весь александрийский перевод, называемый LXX, принят с любовью церковью, а иудейством, его создавшим, с мистическим ужасом отвергнут и заменен другими (Аквилой, Симмахом), антихристиански обработанными.
Иллюстрация вопроса о подлинности, в смысле цельности и единства состава ветхозаветных книг, на случае с книгой пророка Исайи показывает нам, насколько вопрос о богодухновенности и пророческом характере ее, вопрос веры и религиозного ведения не зависит от чисто внешнего, подлежащего научному испытанию факта той или иной литературной судьбы этой книги как книги. Последней попыткой русской богословской школы отстоять «Единство книги пр. Исайи» была под этим заглавием напечатанная в 1901 г. московская магистерская диссертация арх. Фаддея (Успенского). После этой добросовестно-трудолюбивой попытки отстоять безнадежную позицию традиционной школы мы можем с чистой совестью уступить поле, завоеванное библейской критикой, чтобы не растрачивать более и без того наши малые силы на предприятия безнадежные и приложить их ко многой, необъятной жатве, у которой деятелей мало.
Так же бесполезно тратить теперь усилия на невозможные доказательства о написании книги пророка Даниила самим Даниилом при его жизни, то есть в VI веке. Для всех, не держащих волей или неволей свои глаза закрытыми на литературно-историческую очевидность, ясно, что книга написана неизвестным автором в 165 году до Р. Х. после очищения храма Иерусалимского Иудой Маккавеем от «мерзости запустения», водворенной Антиохом Епифаном, но еще до момента смерти последнего зимой 164 г. Написанная в это позднее сравнительно с пророками-писателями время книга Даниила и по языку поздняя. Значительная часть ее написана на западноарамейском языке, а ее еврейские главы пестрят корнями персидскими и греческими. Книги Даниила еще не знал Иисус бен-Сира, писавший около 180 года до Р. Х. Как поздняя, книга в еврейском масоретском каноне не нашла уже места среди пророков (II отдел канона), а приписана была к третьему отделу «кетубим» – «писания» и помещается последней среди книг учительных, после Эсфири. В греческом переводе она еще осложнилась тремя большими неканоническими добавлениями, еврейские или арамейские оригиналы которых возможны, но пока не найдены. Псевдонимность книги Даниила, принятой в канон, опять-таки при точном историческом истолковании ее буквального смысла нисколько не умаляет ее прообразовательно-пророческого значения. Книга оказала чрезвычайное влияние на последующее религиозно-писательское творчество. Своим методом вычислений на основе прежнего пророчества Иеремии, своим стилем видений и сновидений она создала и породила целую категорию литературы, так называемую апокалиптическую. Своей историософской схемой о роли четырех мировых империй в судьбах Царства Божия книга Даниила создала всю христианскую историософию. Правда, ее арифметические вычисления семидесяти седьмин очень просто и почти точно обозначают период времени от 586 года, то есть от взятия Иерусалима Навуходоносором, до восстановления Иерусалимского жертвенника в 165 году после Антиохова осквернения. И потому вовсе не следует насильственно притягивать эту арифметику ко временам евангельским, а слово «машиах» – помазанник в ст. 25 и 26 IX главы переводить обязательно «Христос», да еще писать с большой буквы, как делает это русский перевод, ибо по буквальному историческому смыслу в 25 ст. разумеется помазанник-первосвященник (по-гречески, правда, χριστὸς с мал. буквы) Иисус сын Иоседеков в 538 г., в год указа Кира об освобождении иудеев. А в 26 ст. первосвященник-помазанник Ония III, который в 171 г. был вызван в Антиохию, лишен звания и казнен. Речь тут не о Христе Евангелия. Но так как маленькие события из жизни маленького израильского народа, по плану домостроительства спасения рода человеческого, были символически-прообразовательными, то и здесь в них указан нам пророческий прообразовательный смысл Самим Господом в Его эсхатологических речах. Антиох Епифан и его кощунственное дело вскрываются как прообразы апокалиптической деятельности антихриста. Догматическое и пророческое значение книги Даниила ничуть не умаляется трезвым научным выяснением происхождения книги и ее буквальной экзегезой, ибо по святоотеческому герменевтическому правилу установление в Писании сначала смысла буквального должно предшествовать попыткам искания смысла переносного, духовного, мистического.
В связи с вопросом о подлинности состава и материалов данного текста священных книг возникает большой вопрос о подлинности самих сообщаемых им сведений о жизни мира, человеческой истории и чудесах промысла Божия в последней. Вопрос этот уже выходит за пределы собственно библейской критики и подлежит ведению чистого богословия и апологетики. Но есть тут сторона подсудная и библейской критике. Никто теперь не будет искать в Библии уроков по естествознанию, по наукам точным и вообще по всяким наукам как таковым. Библия есть иная наука, наука духовная: о тайнах спасения. О вещах же позитивных, подлежащих ведению разума и рационального познания, она говорит разговорным, обыденным, а в силу древности и детским языком. Она хотя и написана по вдохновению свыше, но написана людьми и для людей, а потому и совершенно естественна, то есть и ограниченна и дефективна, вполне соответственна ограниченности и дефективности человеческой природы. Она не раскалывает нашего черепа никакими кольями насильственных, невместимых вещаний об абсолютных тайнах. Она лишь сублимирует обычные познавательные возможности нашего разума до пределов сверхразумного и затем переводит бессильный разум в более мощное и вещее сердце наше, которое способно, если только чисто, зреть уже Бога.
Сила сердца не только в чудесном голосе совести, но и в жажде красоты и любви. Оно есть орган не только этики, но и эстетики. Разум, очищаемый в горниле сердца совестью, высветляемый красотой и окрыляемый любовью, и есть путь библейской мудрости. Именно этим сверхрациональным и даже рациональным путем Библия отвечает на религиозные искания человеческого духа, а не на его позитивно-научные запросы. Бесплодно и нецелесообразно продолжать искусственные, натянутые сближения Моисеева сказания о шестидневном миротворении с бывшими, настоящими и будущими, текущими и меняющимися научными теориями и гипотезами, ибо обязательна для нас в этом лишь глубочайшая мудрость догматического учения об абсолютно Едином Начале всего, о Творце всего из ничего (никакой предсуществующей материи, что было бы другим богом) и о даровании Творцом этой созданной так называемой «материи» сил и законов, по которым уже она сама в закономерной постепенности, в положенные времена и сроки раскрывает полноту космической жизни: «да будет твердь, да будут светила, да явится суша, да произведет земля, плодитесь и размножайтесь!..» Вся остальная словесная плоть Моисеева повествования есть только скромное повторение праотеческих колыбельных сказаний первобытного человечества, что принадлежит к области так называемого фольклора со свойственными последнему мифологемными пережитками, былинно-богатырскими стилизациями и преувеличенными чудесами, чем и окрашены все предания о патриархальном периоде