Читать интересную книгу Максим Перепелица - Иван Стаднюк

– Сколько принесешь? – ставит Зайчиков вопрос ребром.

Тут Павлов вмешивается:

– Да врет он все! Ты что, о Перепелице не слышал?

– Плохо знаешь ты Перепелицу! – отвечаю ему. – У меня слово твердое. – И предлагаю: – Ведро кар­тошки – кило халвы!

Зайчиков без разговора вскочил с табуретки и придви­нул мое пустое ведро к себе.

– Ну, смотри, если обманешь! – говорит. – Дежур­ному по кухне доложим.

А я и не собирался обманывать. Раз дал слово, значит сдержу его. Тем более сдержать не трудно: халва про­дается в нашем военторговском ларьке, который рядом с клубом.

Но к ларьку я не спешу – погулять хочется.

Направляюсь к спортивной площадке. А мяч сам мне прямо в руки летит. Подкинул я его и как гасанул в сто­рону волейбольной сетки! Попал Василию Ежикову в за­тылок. Повернулся Василий и с недоумением смотрит на меня.

– Ты чего не на кухне. Перепелица? – спрашивает.

– Там ребята душевные, – отвечаю. – Не дают пере­утомляться. Ценят!

И к турнику иду, вокруг которого солдаты собрались. Прошу одного «спортсмена», который болтается на пере­кладине, место уступить. Уступил. Я с ходу сделал замах на склепку и тут же взлетел на перекладину на прямые ру­ки. «Здорово!» – хвалят хлопцы. Чего здесь удивительно­го? Это раньше я по физкультурной подготовке отставал. А сейчас натренировался.

Хотел еще одним упражнением похвастаться, да вдруг заметил, что старшина Саблин из казармы появился. Надо маскироваться.

Соскакиваю на землю и в толпу солдат. Когда стар­шина прошел, я к военторговскому ларьку направляюсь. Уже, наверное, начистили мне Зайчиков с Павловым кар­тошки.

Подхожу, вижу, торчат в открытое окошко ларька усы дяди Саши – «Крючка» по прозванию.

«Порядок! – думаю, – продавец на посту».

Без спросу кладет передо мной дядя Саша коробку де­шевых папирос и спички.

– Не-е-т, – говорю ему. – Дайте-ка халвы попробо­вать.

– Попробовать? – переспрашивают усы.

– Эге.

Из окошка высовывается длинный нож с кусочком халвы на кончике. Разжевал я халву, проглотил. Добрая! Но хвалить не спешу: еще пожалеет килограмм продать.

– Что-то плоховата, – морщу нос, но потом машу ру­кой и добавляю: – Ну, ладно. Съедят и такую. Взвесьте кило.

А усы смеются:

– Раньше надо было приходить. Вся распродана.

– Как распродана?! – ужаснулся я.

– Очень просто, – отвечает дядя Саша. – Завтра опять завезу.

Что ты скажешь! Как же я теперь на кухню вернусь? Съедят же меня хлопцы. Да и стыдно. Жуликом обзовут.

Одно спасение: надо выскочить на десять минут в го­род. Но без увольнительной записки, которую мне никто не даст, это невозможно.

И все же иду к контрольно-пропускному пункту. Издали смотрю, кто там дежурит. Вижу – сержант из третьей роты.

«Не пустит», – вздыхаю.

Тут как раз машина из расположения части выезжает. Сержант кинулся ворота ей открывать, а я следом за ма­шиной и бочком, бочком. Вдруг, как из «катюши»:

– Ваша увольнительная! Заметил-таки сержант…

– Мне вон в тот ларек халвы купить, – объясняю ему.

– Без увольнительной нельзя.

– На одну же минутку…

– Кр-ру-гом! – резко командует в ответ.

И разговор закончен.

Отошел я в сторонку от проходной, и так грустно мне. Хоть бы кто из наших в город шел – можно задание дать.

Но солдат бежит в увольнение впереди увольнительной записки. Все давно ушли.

А возвратиться на кухню без халвы не могу. Совесть не позволяет. Совесть же – это мой бог. Если я с ней не в ладах – нет мне спокойной жизни!

Решаюсь на последнее: через забор! Никто не увидит. Быстро слетаю к ларьку и тем же путем назад.

Решено – сделано. Перемахнул я через забор. Но… к ларьку, что через дорогу, подойти нельзя. Вижу, стоит там старшина Саблин и с продавщицей любезничает. Это на час, не меньше.

Пячусь назад, поворачиваю за угол и бегу к гастро­ному. Подбежал, а на дверях за стеклом покачивается табличка: «Перерыв». Посмотрел я с ненавистью на эту табличку и обращаюсь к чистильщику обуви, который ря­дом сидит, – этакому смуглому, белоусому старику:

– Дядьку, где здесь срочно халвы можно купить?

– Халвы купить, да? – гнусаво переспрашивает дядька. – Зачем халвы? Давай сапоги почищу.

Смеется, бестия!

– Некогда! – сердито отвечаю.

– Некогда? На базар иди… Второй квартал направо. Пулей несусь на базар. Уже спина мокрая. И ноги подкашиваются от страха: вдруг кого-нибудь из своих встречу?! Или – не дай и не приведи – патруль комен­дантский!

Только подумал об этом, как из переулка, навстречу мне, вышел с двумя солдатами незнакомый лейтенант. Увидел я на его рукаве красную повязку и вроде споткнулся. Потом взял себя в руки. Перехожу на строевой шаг и четко отдаю патрулю честь.

– Ваша увольнительная! – останавливает вдруг меня красная повязка.

– В каком смысле? – удивляюсь…

И все кончилось как нельзя плохо. Сижу я на гаупт­вахте – в небольшой комнате с решетками на окнах. Де­ревянные откидные нары подняты к облезлой стене и за­крыты на замок.

Сижу на табуретке, скучный, как пустой котелок, и тру о подоконник пятак, чтоб отшлифовать его до зеркаль­ного блеска. Говорят, это помогает грустные мысли отго­нять. Но мысли как назло не покидают меня. Пятак уже до того отполирован и отделан после подоконника о штанину, что вижу в нем весь свой похожий на винницкую дулю нос и прыщик на носу.

В другое время этот прыщик много б мне хлопот доста­вил, а сейчас не до него. Свет белый мне не мил! Уже пытался шаги считать – шесть шагов к запертым дверям, шесть к окну с решеткой. Четыре тысячи насчитал и бро­сил. Досада огнем жжет мое сердце! Я даже не догады­вался, что в нашей славной Яблонивке на Винничине мог уродиться такой несчастливый хлопец, каким оказался я.

Перед моими глазами стоит учебный класс, битком на­битый солдатами. Идет комсомольское собрание, на котором обсуждают поведение комсомольца Максима Перепелицы…

Эх-х… Лучше не вспоминать. И как только человек может выдержать такое? И все из-за моего перепеличьего характера. Видать, придется шлифовать его, как этот пятак…

Начинаю тереть о подоконник другой стороной пятак и мечтать о том времени, когда Максим Перепелица станет человеком. А он же станет им.

У ИСТОКОВ СОЛДАТСКОЙ МУДРОСТИ

Прошла осень, зима. А кажется, что я уже сто лет как уехал из родной Яблонивки, как служу рядовым второй роты Н-ского стрелкового полка. Но что это за служба? Все, как говорил дед Щукарь, наперекосяк получается, навыворот. Мечтал об одном, а выходит другое. Нет мне счастья в службе военной. Но я в этом не виноват. Отли­чаться пока негде! Ведь каждый день одно и то же: подъем, становись, шагом марш, отбой. Вздохнуть некогда. А стар­шина! Знали бы вы нашего старшину Саблина!

Вот и сегодня. Сижу я в комнате политпросветработы и письмо Марусе пишу. Вдруг слышу голос дежурного:

– Вторая рота, приготовиться к вечерней поверке!

Мне же отрываться никак не хочется – мысли толко­вые пришли. А тут еще Степан Левада надоедает.

– Максим, не мешкай, – говорит. – Ты же сапоги еще не чистил.

– Чего их чистить? – отвечаю. – Не свататься же пойду. Все равно завтра в поле на занятия.

А Степан носом крутит – недоволен:

– Опять достанется тебе от старшины.

– Не достанется, – успокаиваю его. – Вот допишу письмо и маскировочку наведу – два раза махну щеткой по носкам, и никакой старшина не придерется.

Но Степан не отстает:

– Опять Марусе строчишь? – интересуется. – Чудак человек. Плюнь! Не отвечает, и плюнь.

Ничего я не успел сказать на это Степану, так как в казарме загремел милый голосок старшины:

– Стр-роиться, втор-рая!..

Быстро сую недописанное письмо в карман и пулей лечу чистить сапоги. А старшина Саблин знай командует:

– В две шер-ренги…становись!

«Эх, дьявол! – ругаюсь про себя, – не успею». Раз-два щеткой по сапогам, и мчусь к месту построения. А там уже слышится:

– Ровняйсь!.. Чище носки, левый фланг!.. Еще р-ровнее! Та-ак… Смир-рно!..

– Товарищ старшина, разрешите стать в строй, – обращаюсь к Саблину.

– А-а, Перепелица?! – вроде обрадовался он встрече со мной. – Опять, значит, опаздываем? Уже сколько слу­жим, а к элементар-рному пор-рядку не приучимся?

– Да я сапоги чистил, товарищ старшина, – оправ­дываюсь.

А он глянул на мои сапоги и скривился, точно муху проглотил.

– Чистили? – переспрашивает. – Что-то не замечаю… Ага, ясно. Носочки, значит, обмахнули. А каблучки кто же будет чистить?..

«Ну, думаю, начнет сейчас отчитывать да про порядки объяснять». Надо бы промолчать мне, но мой язык сам себе хозяин.