Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город жил паническими слухами и постоянно пребывал в состоянии тревоги — во Владивостоке было объявлено военное положение в связи с возможностью нападения английского флота, который с целью подготовки захвата Владивостока нежданно занял несколько корейских островов.
По простому разумению Прохора, тут надо было вовсю размахнуться со строительством флота; ладить корабли своими руками, а не покупать их у иностранцев. Он вспоминал слова Геннадия Ивановича Невельского о том, что России нужен Тихоокеанский флот. Крымская война со всей очевидностью показала, что временам парусного флота наступает конец. А строить флот из железа Россия могла пока лишь на Балтийском море. Владивостоку отводилась роль судоремонтной и судосборочной базы. Для этого и были заложены мастерские военного порта, в которых работал Прохор Калитаев, теперь уже бессрочно-отпускной солдат, числившийся первым вольнонаемным рабочим.
В эти дни как-то Прохору пришлось побывать по делам мастерских у командира порта. Принял его один из помощников командира — капитан Изместьев. Прохор недолюбливал ворчливого и не очень-то трезвого моряка, бог весть за какие прегрешения списанного с корабля на сухопутную работу. Другое дело — сын Изместьева, штурман одного из пароходов Добровольного флота — общительный, веселый, любознательный человек, живший с семьей на Русском острове. С ним Прохор познакомился во время ремонтных работ на корабле и несколько раз принимал его в своем домике на Орлином Гнезде: штурман мог часами слушать рассказы Прохора о жизни, скитаниях, работе.
Помощник командира порта сидел злой, непроспавшийся. Увидя Прохора, Изместьев немного смягчился: он уважал этого владивостокского старожила.
Устроив дела, из-за которых приходил Прохор, Изместьев не отпустил его сразу, а стал рассказывать о своих бедах. Запутавшись в долгах, он по дешевке продал свой участок одному купцу, а теперь оказался без крыши над головой. Видно, придется переселяться к сыну на Русский остров.
Прохора не особенно трогали сетования капитана, но он насторожился, когда услышал, что участок куплен Василием Тихоновичем Дерябиным. Необъяснимое тягостное чувство овладело сердцем: вот такие люди, как Дерябин, устраиваются на здешней земле, не любя ее, не болея за нее. Стало жаль своего пота и труда: стараешься, бьешься из последних сил, а вокруг топчутся Семеновы да Дерябины, и нет им дела ни до чего на свете, кроме заботы о собственном кошельке. Всё вырубили вокруг. Пустили корабельный лес на дрова да сараи. И теперь строить приходится из привозной орегонской сосны. О завтрашнем дне не заботятся. Будто не на постоянное жительство пришли сюда люди, а на временную стоянку…
— Дерябин, прохвост, надул меня, — продолжал Изместьев. — Разнюхал, что мой участок подлежит застройке по планам военного ведомства, и откупил его. А сейчас он оформил продажу участка под строительство крепостных фортов за десять тысяч рубликов. Каково? Купил за сотню рублей, а нажил тысячи. Разорил меня, подлец!
Изместьев подошел к настенному шкафчику, открыл дверцу, достал бутылку водки.
— Американская, — усмехаясь сказал капитан, наливая стаканчик. — Дешевая, каналья. Заокеанские купцы хотят нас здесь, как чукчей, спиртом завоевать. Лавочники!..
И он выпил, понюхав хлебную корку.
— А Дерябин, доложу я вам, далеко пойдет, — закрывая шкафчик, сказал Изместьев.
Калитаев вышел от Изместьева с тяжелым камнем на душе. «Вот он, Дерябин-то, как шагает. С туеска начал, с гвоздей ворованных. А мало ли тут таких, как он?..»
В эту минуту все казалось Прохору мрачным и зловещим, даже тихая гладь бухты представлялась обманчиво скрывающей под своей зеркальностью бурную толчею волн.
На рейде стояло множество кораблей — своих и чужих. И вдруг из-за лесистых зеленых сопок мыса Чуркина показался трехмачтовый двухтрубный корвет. Он шел стремительно, с гордо вздернутым бушпритом, дробя застывшее зеркало бухты.
Прохор остановился. Рядом с ним оказался Изместьев.
— Неужели «Витязь»? — всматриваясь в подходящий корабль, сказал помощник командира порта. — Давненько ждали…
«Витязь» встал на якорь, управившись с постановкой быстро и точно: видно было, что команда корвета работает слаженно, как один человек.
— Командир, видать, бывалый, — заметил Прохор.
— Это, брат, звезда восходящая на русском флоте. Макаров, не кто-нибудь!..
— Степа… Степан Осипович нешто? — и, забыв обо всем на свете, Прохор стал ждать, когда Макаров съедет на берег.
С замирающим сердцем следил он за шлюпкой, в которую сошел по трапу высокий широкоплечий офицер, мало похожий на того кадета Степу из Николаевска, который провожал Прохора в час отплытия «Манджура» двадцать семь лет тому назад.
Шлюпка наконец подошла, Макаров ступил на пристань. Прохор узнал его по глазам — добрым, с легким прищуром. Над такими же, как и раньше, по-детски припухшими губами свисали густые запорожские усы. Прохор хотел подойти к Макарову, но не решился.
На склоне дня, когда над Амурским заливом полыхал вполнеба золотисто-пурпурный закат, Прохор случайно встретился с Макаровым на вершине Орлиного Гнезда. Степан Осипович сидел на каменном обломке и разглядывал в бинокль бухту и заливы.
И Макаров узнал Прохора.
— Вот не чаял встретиться, — взволнованно сказал он. — Выходит, ты здесь безвыездно!
— Так точно, ваше благородие! — ответил по-уставному Прохор и рукой указал на свой домик. — Здесь и живу. Может, зайдете?
Макаров поблагодарил и зашагал рядом с Прохором к его хатенке.
Хозяйка — сноха Прохора — возилась у плиты, готовила ужин. Она смутилась при виде нежданного гостя. Но, заметив на его лице добродушную улыбку, успокоилась. Потом пригласила Степана Осиповича к столу. Он сел на табурет рядом с внучонком Прохора Егоркой, которого мать никакими уговорами не могла спровадить из горницы.
— Пусть сидит с нами, — попросил за Егорку Макаров.
Степан Осипович сидел за столом, среди простых этих людей непринужденно, не стесняя их своей особой, сидел так, как делал это на кораблях, когда подсаживался к матросам и пробовал их обед из матросского бачка. От водки Макаров отказался, зато охотно попробовал душистой густой наливки из дикого винограда, приготовленной хозяйкой дома.
Разговоров хватило надолго. Макаров рассказывал, что ему тоже довелось плавать на транспорте «Манджур». Потом он вспоминал, как шестнадцать лет назад побывал во Владивостоке на шхуне «Тунгус» и сокрушался, что не встретился тогда с Прохором.
— Я, Прохор Федорович, и не подумал, что ты можешь быть здесь.
— Очень я всегда скучал без вас, Степан Осипович. Слава богу, довелось свидеться. И книжку вашу не забыл, Степка мой по ней грамоту осилил. Сам-то я так и не постиг, а вот сынок разумеет по-печатному, — говорил Прохор.
Егорка при упоминании о букваре выбрался из-за стола, отыскал разбухшую, потрепанную книжку. Макаров узнал ее, вспомнил Николаевск, транспорт «Манджур», увозивший Прохора во Владивосток. Припомнил и свое детство, первые слова, прочитанные в этом букваре. Макаров смотрел на Егорку и думал: какая судьба ожидает его? Возьмет ли он все лучшее, чем богаты душа и руки Прохора? И не погубит ли мальчонку суровый ветер нелегкой жизни в этих краях?..
Степан Осипович попросил Прохора рассказать о том, как он жил эти годы. Калитаев неторопливо, отбирая самое важное, поведал обо всем, что случилось с ним, что накопилось на душе. Он мало говорил о себе, о своих тяготах, заботах и печалях. Его беспокоила судьба города, которую он считал неотделимой от своей личной судьбы. Прохора волновало отсутствие у города истинного, заботливого хозяина, сердило засилье иноземцев.
— Семенов у нас в старостах ходит. Да что толку? — возмущался Прохор. — Ему бы заработать побольше, другой заботы нет. Или вот еще один хозяин новый объявился, Василий Дерябин, — может, помните? Тоже делишки свои торгашеские обстраивает.
Макаров припомнил приземистую, на кривых ногах, фигурку Дерябина, его плоское лицо с узкими неуловимыми глазами и большим бесформенным ртом, над которым топорщилась редкая щетинка усов.
— Неужто купцом стал твой дружок? — удивился Степан Осипович.
— Жуликом он стал, хапугой. Знал бы я, каков он сделается, ей-богу не выволок бы его из Амура, когда он ко дну шел, — ответил Прохор.
Потом Макаров рассказал о плавании на «Витязе». Степан Осипович несколько месяцев провел в Японии, наблюдал судостроительное дело в этой стране и рассказал Прохору, что на руководящих должностях японского судостроения находятся многие из мастеров, когда-то учившихся у русских моряков, создававших «Хеду». Слушая Макарова, Прохор огорчался, что в строительстве флота Япония теперь обгоняла Россию. Давно ли у японцев были отжившие свой век корабли, купленные за огромные деньги в Америке и других странах? А как неумело обращались с этими судами японцы! Вспомнить хотя бы историю в Иокогаме, когда японские моряки, запустив на пароходе машину, не знали, как ее остановить, и кружили безостановочно по рейду. А потом в ужасе стали подавать сигналы бедствия. Иностранцы, стоявшие на берегу, злорадно посмеивались.
- Шапка-сосна - Валериан Яковлевич Баталов - Советская классическая проза
- Звездный цвет - Юорис Лавренев - Советская классическая проза
- Чистая вода - Валерий Дашевский - Советская классическая проза
- Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца - Илья Эренбург - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза