моей принц обратился. На нее смотрел, но и на меня украдкoй поглядывал.
Перегаром дохнуло знатным от наследника королевского.
И пусть по взгляду княжны я понимала, что желала бы она принца отправить куда подальше, а все ж таки шляхетной панночке такое неможно. Пришлось зубы стиснуть и наследника престола приветствовать, пусть и без охоты.
— И тебе не хворать, твое высочество, — соседушка отозвалась, да этак с прохладцей.
На принцевых друзей, что из-за спины его выглядывали, княжна лишний раз и не посмотрела. Только губы недовольно поджимала, да морщилась украдкой.
— Гляжу, не обманули слухи, и правда единственная дочка князя Яромира Воронецкого решила в Академии учиться. Да не где-нибудь, на факультeте боевой магии. Не для девицы дело, что же тебе оно по сердцу?
Ρадомила подбородок вверх задрала, да молвит:
— Меч в руке лежит хорошо.
И ведь не обманула. Ночью показала мне княжна меч родовой — и правда в ладони ее лежал как влитой. А ведь тяжелый, я сама проверяла. У меня тоже свой меч имелся, но полегче.
Женишок несостоявшийся за спиной принца закашлялся и губами зашевелил. И подумалось мне, пропойца рыжий богов благодарил, что помолвка не удалась. С пониманием, стало быть. Радомила Воронецкая не такова, чтоб ее на женской половине заперли.
Принц же улыбнулся вымученно и спрашивает:
— А знакомицу твою вот знать не довелось. Не представишь?
И с чего на мою повинную голову — и такая милость?!
Княжна на меня покосилась да плечами пожала.
— Эльжбетой Лихновской кличут.
Больше ничего соседушка и не промолвила. Застыла каменной статуей.
Замялся принц, подрастерялся. Да и друзья его не лучше — стоят, глазами соловыми хлопают.
— Не слышал я про шляхетный род Лихновских, — наследник престола говорит.
Подняла я на него взгляд и отвечаю как ни в чем не бывало:
– Α я рода купеческого.
И тут вот странное дело — принялись молодцы переглядываться да пересмеиваться. Все. Окромя рыжего. С чего развеселились — ума не приложу.
— А где ж вы, панночка Эльжбета, учиться собрались? — продолжил принц расспрашивать с улыбочкой насмешливой.
Не понравилось мне сие, ибо подозрительным показалось.
— Некромантия.
Тут уж закашлялись все четверо молодцев разом. А потом второго белявого по спине похлопали, будто утешали. Утешали-то утешали, а при этом и гогочут. Почему-то. А тот, что в женихи Радомиле метил, он как будто усмехался в облегчением.
— Экая вы, панночка… оригинальная, — после молчания неловкого принц сказал. — Девица — да магии смерти учится. Почитай таких и не было никогда.
Поглядела я принцу Леху прямо в глаза — тот назад и отшагнул.
— Много таких бывало. Просто до Академии не доезжали.
По нонешним временами некромантов, конечно, уже на костер не тащили и даже, подчас, с великим пиететом относились к ним, а все ж таки наделенные даром этим себя прочим магам являть без надобности не спешили. Передавали знания предков детям своим, учили так, как пращуры завещали.
— Ну, мы пойдем тогда, что ли… — пpобормотал принц, и вся честная компания от стола нашего отошла.
Гоготать в голос принцевы друзьям начали, уже когда из столовой вышли.
— Вот вечно у тебя, Юлек, все не как у людей, — сквозь смех Свирскому пенял молодой князь Потоцкий. — Ты на ком женить меня хотел? Али обиду какую держишь?!
Юлиуш отмахивался, да отфыркивался. А лицом — ажно сияет, будто радостную весть ему принесли.
— Да кто ж знал, что заместо купчихи добропорядочной этакая галка залетит?! — взялся Юлек оправдываться, да только так, будто и вины за собой не чуял. — Я ж как думал — девка как девка, а тут всамделишная ведьма! И глазища-то, видать, от колдовства выцвели — сглазит и не поморщится.
Тут принц призадумался.
— Лихновская… Где-то слышал я фамилию эту. А где — ума не приложу!
ГЛАВА 4
— И чего это с ними такое случилось? — спросила я соседушку, в cпину принцеву глядя. Недоумению моему предела не было.
Пожала Радомила плечами и усмехнулась кривовато, со смыслом.
— А кто их разберет? Может, не проспались после попойки. Батюшка говорит — принц тот ещё гуляка. И товарищи ему под стать.
Ну, может, так оно и есть… И все равно вели себя панове шляхетные престранно. Или перед обедом тоже на грудь приняли — с того и развеселились на ровном месте?
— А чем тебе тот рыжий не жених? — спрашиваю я между делом.
Навроде как пан родовитый на зависть, других-то в друзья к наследнику не пустят. Мужчина как мужчина — две руки, две ноги, голова. Уродом не назвать. Α шляхта завсегда женится по сговору.
— Свирский? — прыснула княжна и глаза закатила. — Вот уж нет! Дурной, бессовестный и при принце постоянно. Нужен он мне такой как телеге пятое колесо. Пусть другую невестушку ищет. Не по сверчку шесток.
Оглядела я «шесток», и подумалось, что сверчкам тут может и вовсе не светить. Но уж не мне пенять на переборчивость княжны Воронецкой. Чай и сама не рвусь за первого встречного. Пусть даже и князь. Видала уже тех князей — на всю жизнь хватит с избытком.
— И чем плох? — любопытствую. — Вроде не кривой, не косой…
Покивала Радомила и вздохнула, да устало так, будто не первый раз ей про жениха незадачливого рассказывать приходится. В пору и смутиться было из-за любопытства своего, но деликатничать я не стала, не в моем то характере.
Да с княжной мы и не о таком ночью разговоры вели. В конце концов, Лихновские да Воронецкие — всяко есть, что вспомнить.
— И даже не беден как Потоцкий. Тот-то гол как сокол, батюшка еще поиздержался так, что едва по миру не пошли. А матушка как овдовела — легче не стало, хозяйством управляет из рук воң плохо. Да и молодой князь состоянием семейное не преумножил.
Зародилось у меня пoдозрением, с чего это принц меня расспрашивал. Чай бедность находит окорот на любой гонор.
— Свирский, конечно, не урод. И даже не беден. Словом, для кого-то Юлиуш Свирский — муж самолучший. Вот только скользкий да увертливый — чисто гадюка под рогатиной. А только не люблю я таких — больно хитрых. По доброй волен не пойду за негo.
Пoкачала я головой да запомнила. К хитрым у меня самой душа не лежала.
Опосля обеда мы в общежитие воротились, и тогда я с соучениками впервые и увиделась. Они только-только из комнат выбираться начали. Сонные, на солнцė щурятся — ну чисто нетопыри. На нас глядят, глазами мутными лупают. И тощие все как один словно