Читать интересную книгу Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) - Роберт Говард

Собравшиеся ответили единодушным согласием.

– Тогда же обнажим мечи, братья, вверим наши души Иштар и пойдем к тюрьме, потому что наемники уже выходят из города через южные ворота.

Это было правдой. Лучи восходящего солнца отражались от остроконечных шлемов на головах людей, сплошным потоком изливавшихся наружу из-под широкой арки, и мелкими искрами дробились на изукрашенной самоцветами сбруе боевых коней. Предстояла битва конных армий, возможная только на просторах Востока. Всадники выезжали из ворот сплошной стальной рекой – суровые и мрачные фигуры в вороненых и посеребренных доспехах, с курчавыми бородками, орлиными носами и неумолимым выражением в глазах, в которых отражался присущий их расе фатализм – полное отсутствие сомнения или жалости.

На улицах и стенах города выстроились толпы людей, которые молча следили за тем, как чужие всадники выступают на защиту их родного города. Нигде не раздавались приветственные крики; угрюмо и мрачно наблюдали за происходящим жители – изможденные, в поношенной одежде, – сжимая в руках головные уборы.

В башне, из которой открывался вид на широкую улицу, ведущую к южным воротам, на атласном диване раскинулась Саломея, глядя на Констанция, который надел перевязь с мечом и сейчас натягивал латные рукавицы. В комнате они были одни. Через оконные проемы с золотыми переплетами снаружи доносились ритмичный лязг доспехов и стук лошадиных копыт.

– Еще до наступления ночи, – проговорил Констанций, подкручивая свои тонкие усики, – ты получишь новых пленников, чтобы накормить своего дьявола, заточенного в башне. По-моему, ему уже прискучила мягкая плоть изнеженных горожан. Надеюсь, жесткое мясо кочевников пустыни придется ему по вкусу.

– Постарайся не попасть в лапы к врагу более жестокому, чем Тауг, – предостерегла его мнимая королева. – Не забывай о том, кто ведет этих дикарей на штурм.

– Не бойся, не забуду, – ответил он. – Это – одна из причин, по которой я иду ему навстречу. Этот пес повоевал на Западе и разбирается в искусстве осады. Моим лазутчикам было нелегко приблизиться к его колоннам – потому что у всадников его боевого охранения глаза зоркие, как у ястребов, – но они все-таки сумели подобраться достаточно близко, чтобы рассмотреть осадные машины, которые он везет на повозках, запряженных верблюдами: катапульты, тараны, баллисты, метательные снаряды. Клянусь Иштар, должно быть, он усадил за работу тысяч десять человек, не меньше, и они трудились целый месяц. При этом я даже не представляю, где он раздобыл материалы для их сооружения. Скорее всего, заключил договор с туранцами и теперь получает от них припасы. Впрочем, ему от них будет мало толку. Мне уже приходилось сражаться с этими волками пустыни – сначала мы обстреляем друг друга из луков, причем доспехи моих воинов защитят их от стрел, а потом пойдем в атаку, и мои эскадроны пройдут сквозь свободный строй кочевников как нож сквозь масло, опрокинут их и рассеют. Еще до рассвета я въеду обратно в город через южные ворота, и за моей лошадью будут идти сотни нагих пленников. А вечером мы устроим пир на главной площади. Мои солдаты обожают живьем сдирать кожу со своих врагов – и мы повеселимся от души, а еще заставим этих городских неженок смотреть на казнь. Что до самого Конана, я буду очень рад, если мы схватим его живым, чтобы посадить на кол прямо на ступенях дворца.

– Сдирай себе кожу на здоровье, – равнодушно ответила Саломея. – Я бы не отказалась от платья из человеческой кожи, при условии, что она будет тщательно выдублена. Но ты должен подарить мне хотя бы сотню пленников – для алтаря и для Тауга.

– Можешь быть спокойна, – ответил Констанций, рукой в латной перчатке откидывая назад редеющие волосы с высокого загорелого лба. – За победу и непорочную честь Тарамис! – с сарказмом провозгласил он и, прижав локтем шлем с забралом, свободной рукой отсалютовал ей, после чего, лязгая доспехами, вышел из комнаты. До ее слуха долетел его хриплый голос, отдающий распоряжения воинам.

Саломея откинулась на подушки, зевнула, потянулась, как большая сытая кошка, и позвала:

– Занг!

В комнату кошачьей походкой, неслышно ступая, вошел жрец, лицо которого походило на пожелтевший пергамент, натянутый на череп.

Саломея повернулась к пьедесталу слоновой кости, на котором лежали два хрустальных шара, и, взяв меньший, протянула его жрецу.

– Поезжай с Констанцием, – приказала она. – Будешь сообщать мне о ходе битвы. Ступай!

Человек с пергаментным лицом низко поклонился ей и, спрятав шар под темной мантией, поспешил прочь из комнаты.

А на улицах города стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь стуком копыт. Спустя некоторое время издалека донесся лязг закрываемых ворот. Саломея поднялась по мраморным ступеням на широкую плоскую крышу с мраморными бортиками, затянутую балдахином. Отсюда открывался прекрасный вид на городские здания. Улицы опустели, и на главной площади перед дворцом не было ни души. И в обычное время жители, как чумы, сторонились мрачного храма, вздымавшегося на другой стороне площади, но сейчас город будто вымер. Только на южной стене и крышах домов, выходивших на нее, были заметны признаки жизни. Там в молчании стояло много людей, которые не знали, надеяться ли им на победу Констанция или его разгром. Победа означала дальнейшие мучения под гнетом его жестокого правления; поражение могло стать прологом к разграблению города и массовому убийству его жителей. От Конана не поступало никаких известий. Горожане не знали, чего ожидать от него. Они помнили о том, что он был варваром. Тишина, витавшая над толпой, казалась оглушительной и сверхъестественной.

Эскадроны наемников выезжали на равнину. Вдали, уже на этом берегу реки, двигалась какая-то темная масса, в которой можно было с трудом разглядеть конных воинов. На другом берегу тоже темнели какие-то ряды; Конан не стал переправлять через реку свои осадные орудия, явно опасаясь вражеского нападения в самый ответственный момент, когда лодки окажутся на середине реки. Зато он переправился сам, в полном составе своего конного войска. Взошедшее солнце высекало искры из доспехов. Эскадроны, выехавшие из городских ворот, поскакали галопом, и до зрителей на стенах донесся гулкий слитный рев.

Катящиеся навстречу друг другу массы столкнулись и перемешались; рассмотреть какие-либо подробности издалека не представлялось возможным. Было непонятно, где заканчивалась атака и начиналась контратака. Над равниной повисли поднятые копытами клубы пыли, скрывая происходящее от глаз наблюдателей. Сквозь эту завесу то и дело прорывались всадники, и солнце блестело на наконечниках их дротиков. Саломея передернула плечами и спустилась вниз. Во дворце царила тишина. Все рабы торчали на стенах, вместе с горожанами тщетно напрягая зрение и глядя на восток.

Она вошла в комнату, в которой разговаривала с Констанцием, и приблизилась к пьедесталу, подметив, что хрустальный шар помутнел и что внутри посверкивают кровавые молнии. Она склонилась над ним, негромко выругавшись себе под нос.

– Занг! – позвала Саломея. – Занг!

В глубине шара заклубился туман, сменившись пылевой завесой, сквозь которую можно было с трудом рассмотреть хаотично перемещающиеся черные фигуры; во мраке то и дело сверкала сталь. И вдруг все пространство заполнило лицо Занга, видимое совершенно отчетливо; казалось, его широко раскрытые глаза глядят прямо на Саломею. Кровь текла из раны у него на голове, обтянутой пергаментной кожей, посеревшей от пыли. Губы его дрогнули и зашевелились; постороннему наблюдателю показалось бы, что лицо его исказилось немой гримасой. Но она слышала его ясно и отчетливо, как если бы жрец стоял рядом, а не пребывал от нее на расстоянии нескольких миль, крича в другой, меньший по размерам хрустальный шар. Только боги тьмы ведали, какие незримые магические нити соединили две сверкающие сферы воедино.

– Саломея! – воскликнул окровавленный человек. – Саломея!

– Я слышу! – крикнула она в ответ. – Говори! Что происходит?

– Нас постиг злой рок! – завизжал призрачный череп. – Хауран потерян! Увы, моя лошадь пала, я плохо вижу и не могу вырваться из схватки! Вокруг меня снопами валятся люди! Они мрут как мухи в своей серебряной броне!

– Перестань вопить и внятно расскажи мне, что случилось! – грубо прервала она его.

– Мы сблизились с этими псами пустыни, и они выехали нам навстречу! – захлебываясь словами, заторопился жрец. – Град стрел обрушился на оба войска, и кочевники дрогнули. Констанций приказал добить их. Держа строй, мы помчались на них. Но вдруг они подались вправо и влево, а в образовавшуюся брешь на нас устремились три тысячи хайборийских всадников, о присутствии которых мы даже не подозревали. Это были граждане Хаурана, обезумевшие от ярости! Всадники огромного роста, закованные в тяжелые доспехи, на рослых жеребцах! Выстроившись разящим клином, они с легкостью прорвали наш строй, а с обоих флангов на нас набросились кочевники. Тогда мы поняли, что нам пришел конец. Они рассеяли наши боевые порядки. Это все военные хитрости этого дьявола Конана! Осадные орудия оказались ловкой подделкой – макетами, сооруженными из стволов пальм и крашеного шелка, но они обманули наших лазутчиков, которые видели их издалека. С помощью этого ловкого трюка он выманил нас на равнину, чтобы погубить! Наши воины в панике бегут! Кумбанигаш пал – Конан лично зарубил его. Констанция я потерял из виду. Хауранцы крушат наши расстроенные боевые порядки, как обезумевшие львы, вкусившие крови, а кочевники осыпают нас градом стрел – а-а-а…