Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это Айболит знал. Это были слова из пьесы, написанной им для клинической самодеятельности. "Распилили Тянитолкая! - думал он. - Какая самодеятельность!"
В главном корпусе светились окна. В холлах нижних этажей бушевала дискотека. На этот раз веселились птички - плевать, что на костылях, что с гипсовыми крыльями. Айболит тайком подглядел, что выполз даже смертельно больной беркут Джим, которого в конце концов пришлось целиком отлить из бронзы. Операцию "Бронзовая птица" Айболит провел тогда один, под покровом ночи. "Веселитесь, веселитесь, - подумал хирург, - как бы плакать не пришлось..."
Он и сейчас еще способен был забежать в круг и повыдергивать кусачками-то и зубки, и ручки громкости.
"Пафос. Это пафос. Но как я тяжел на подъем," - подумал Айболит.
Он так все и кружил по темным углам дворика. Приоткрыл дверь в анатомичку и удовлетворенно понюхал. Пахло жареным.
"Власть над жизнями развращает," - пришла к нему в голову мысль, выраженная в словесной форме.
Айболит гулял, вовсю перебирая ногами. В корпусе профилактория кипела работа. Из окна третьего этажа выбросили ногу - в синяках и носке. "Для профилактики," - бездумно отметил он.
Несколько минут спустя, все еще блуждая по задворкам, наткнулся на труп. Дурацкая картина: во лбу (!) торчит шприц, эдакая детина на двадцать кубов, и оттуда сочится кровь и песня с сильными радиопомехами: "радионяня, радионяня..." Айболит с трудом сдержал улыбку.
Мимо на цыпочках прошел Бог загадок, владыка ночи. Это означало, что столб до утра теперь будет стоять загаданным, пока Бог отгадок, владыка дня, не отгадает его обратно.
Айболит подошел к нему. Хитро...Такой же столб загадал ему когда-то сэр Чарльз Дарвин...
Это этот столб!
Айболит прохаживался вокруг него. Как отгадать? Он вспоминал:
Вот он стоит в аудитории и произносит со всеми риторическими штучками:
- Чтобы изучить эту книгу, вовсе не обязательно уметь читать. Более того, для этого не обязательно быть человеком. Человеку эта книга ни к чему. Эта книга - пособие, самоучитель для обезьян "Как стать человеком".
Он говорил... Да, он метал бисер перед свиньями. Эти обезьяньи рожи за партами...
Айболит огляделся. Повешенные у ворот стучали зубами от холода. Айболит рассмеялся". Отдыхаю. Две минуты смеюсь,"- подумал он. Над соседним корпусом сияла неоновая надпись "Умора"
Он посмотрел на столб, и как-то вдруг сумел вспомнить что-то еще, не забыв то, что вспомнил до этого.
Вот совещание. Вот он нагло, по-мальчишечьи, бросает в лицо сэру Чарльзу: "Из ваших обезьян только негры и выйдут".
В глазах потемнело. Айболит не сдавался. Он уцепился за мысль двумя соседними.
"Миссионер... Что это?.. Я ли это?"..
И тут он вспомнил. Он вспомнил все. Ему было, что вспомнить. Что ж, желаю того же и вам.
ЗАЗРЕНИЕ СОВЕСТИ
В аэропорту в г. Горьком протекал унитаз, затопив таким образом в один прекрасный момент систему энергоснабжения аэропорта. В воздухе осталось 44 самолета, не могущих сесть. Один человек, случайный пассажир, по пеленгу посадил их. На вопрос, как он умудрился удержать в памяти все курсы и высоты, он ответил: "Я преферансист".
Источник информации -
" Наука и жизнь "
Итак: ТРИДЦАТЬ ДВА САМОЛЕТА.
Не везет мне в карты - повезет в любви.
(аксиома статистики)
Пролог
(будет продублирован):
Маркиз: Боцман: Я:
К, 10, 9, 8, 7 ----------- Т, В, Д, пика
В, 7 8, 9, 10 Т, К, Д, трефа
Т 7, 8, 9, 10 К, Д, В, бубна
К, В, 7, 8.10 Т, черва
* * *
Так вот, в "Гамлете":
"- Что вы читаете, Принц?
- Слова, слова, слова.
- Принц, что в этой книге?
- Клевета".
Гамлет держит в руках именно "Гамлета" У. Шекспира.
Из солнца вылазили тощие безобразные лучики. Небо, измазанное крест-накрест линиментом синтомицина, перегорело на работе часа три назад.
Был пошлый день. Луне набили рожу.
Катился май на ржавых тормозах,
И я с неослабевающим вниманием уже несколько часов следил за книжной полкой, на которой происходили книги. Некоторые из них содержали сатиру на героику и фантастику рыцарского романа тех времен, некоторые пересказывали нам историю о любви и смерти, о философской притче про Мастера и Понтия Пилата, и, наконец о полных юмора страницах о Москве 20-30 годов...
Вольный трамвай с надписью "по пизде мороз" вороватым тараканом промчался по комнате.
Экая невидаль (видаль-видаль, я-я).
Чесноков. Севастьянов. Дасаев. Дасаев сходит с ума по узкой неосвещенной лестнице. Смотрите - для этого он использует светильник, называемый... Ренат?
- Локко.
- Называемый Локко. Это нехитрое... Хитрый светильник - гроза мультконцертов. В дверь раздался звонок. Дверь не поддавалась. Я одел свои скверные тапочки.
- Не открыть ли мне дверь? - задал я себе вопрос. Ответ был готов и я со знанием дела принялся открывать дверь. Это получилось у меня почти автоматически.
За дверью стояла девушка с косой,
и с сумкой с колбасой.
Я не знал ее: она ошиблась об дверь. Девушку звали Наташа, дверь звали Алена. Я подумал, что половой акт обычно доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие - да и с чем сравнишь это удовольствие...
- Здравствуй девушка. Я - страшный хирург Боткин, мой псевдоним - старик Колготкин. Я галантно помог ей раздеться.
Она попросила у меня на водку и на память. Уж она-то знала, чем это пахнет. Хе-хе. Она верила в меня, и мы невзначай разговорились. Комната приобрела несколько подержанных очертаний. Вечерело. Из-за угла души появились два мужика в красных маскхалатах (форма подземного десанта по борьбе с подземными двоечниками, неряхами и грубиянами), фортуна сняла шляпу передо мной и я кинул туда двадцать копеек, бывших в употреблении.
- Я сдаюсь, - улыбнулась Наталья. За этот год (тем, кто сдавался на той неделе, еще давали по пачке "Беломора" в поощрение, с этой недели не давали ничего - очевидно, жадничали). Мы сидели на диване, и мне было совестно взять Наташу за грудь. К тому же, грудь была правая, музыкальная. Прямой, решительный отпор со стороны Натальи ставил бы под сомнение необходимость существования диверсионной группы в целом.
Я решил пойти на хитрость, как говорят в народе - схитрить.
В моей голове созрел план.
- Вам нужна операция, - ошарашил я ее мнением немолодого хирурга.
Она побледнела. Я ввел морфин, стараясь казаться спокойным. Она под наркозом. Сначала я просто собирался потрахать ее и разморозить, но тут как-то само собой взяло верх естествоиспытательское начало: пооттягиваться, пока есть возможность.
Минут семь назад Наталья пожаловалась на боли в области печени. Сомнений быть не могло, рассусоливать - не время.
Я раздвинул обеденный стол и положил тело на полированную поверхность, вытащил из карандашницы скальпель и помыл его одеколоном. Запахло йодом.
Припев:
Я сделал первые надрезы (2 раза)
* * *
Маркиз: Боцман: Я:
К, 10, 9, 8, 7 ----------- Т, В, Д, пика
В, 7 8, 9, 10 Т, К, Д, трефа
Т 7, 8, 9, 10 К, Д, В, бубна
К, В, 7, 8.10 Т, черва
Пока Маркиз и Боцман разглядывали карты, я начал знакомиться.
- Иннокентий, - представился червовый туз, поправив значок масти на животике. - Я надеюсь, все будет в порядке, - добавил он.
"Голубой", подумал я, и кивнул ему, представил себе его с портфелем в руке и перевел взгляд с инерцией улыбки на крестового короля. Король величественно явил собой воплощение облома - набыченно и неразговорчиво.
- Смоллет, - буркнул он, не подовая руки и совсем откинулся на белый фон уничтожив тем самым последнюю дань вежливости ко мне. Его молодая дама, напротив, приятно улыбнулась и подала руку для поцелуя.
- Меня зовут Стелла, Стелла Смоллет. Я поцеловал руку и отпустил ее. Стелла опять улыбнулась и наполовину приняла прежнюю позу, оставаясь в нерешительности.
"Уйдешь ты у меня под туза, голубчик", - напророчил я королю (про себя: говорить это в слух, ему - мне показалось неудобным).
А дальше был сюрприз. На экране следующей карты засветилось изображение крестового туза - как случайно пойманный кадр TV Австралии.
Обстановка вокруг - по контрасту - становилась грязной реальностью. В нос ударил вид похмельной утренней комнаты, полупустая пидорасница с севшими батарейками на столе и смятая жестянка с таинственной надписью "слон декоративный, жидкий".
"Ха, ну еще бы "рукоять чибиса", - подумал я. "Стелла - красивая женщина,"- подумал я.
Мне было надо, обязательно было надо с ней заговорить, ведь в любой момент она могла, в конце концов перестать.
- Пас, - произнес Маркиз.
- Стихи - Мария Петровых - Поэзия
- Сборник стихов - Александр Блок - Поэзия
- Стихи - Илья Кормильцев - Поэзия
- Доверьте музыку стихам - Терентiй Травнiкъ - Поэзия
- Россия - Тимур Джафарович Агаев - Поэзия / Публицистика / Русская классическая проза