— Отлично, — объявил преподаватель и притянул девушку к себе.
— Спасибо, что увели меня оттуда, — неожиданно заговорила Карли. — Тот человек, он так настойчиво лез ко мне, что я даже испугалась, — достоверно приврала она.
— Негодяй, но как я его понимаю, — насмешливо отозвался профессор Доменико и внимательно пригляделся к спутнице. — Выходит, я тебя спас? — осведомился он.
— Выходит, что так, — поспешила согласиться с ним девушка.
Он галантно открыл перед ней дверь подъезда, и они вошли в слабоосвещенный холл.
— Может, он просто хотел завести знакомство с понравившейся ему девушкой? — глубоким баритоном предположил Лоренцо, когда они остановились у двери в квартирку, которую Карли снимала на пару с подругой.
— Возможно, но он не показался мне привлекательным, — ответила Карли. — Профессор Доменико, спасибо, что проводили, — робко приступила она к прощанию.
— Вне стен факультета зови меня Лоренцо, — доверительно предложил ей мужчина.
Ключ в ее дрожащих руках не попадал в замочную скважину.
— А говорила, что не замерзла, — шутливо попрекнул ее Лоренцо Доменико и, обхватив трепещущие пальцы своей рукой, вставил и провернул в замочной скважине ключ.
Карли помедлила открывать дверь.
— Как обстоят дела с твоей девичьей репутацией, Карли? — прямо спросил ее наставник.
— В каком смысле?
— Насколько вольно ты позволяешь себе жить?
— Ну… я… затрудняюсь сказать.
— Я бы хотел знать это, Карли, — сообщил мужчина, положив руки на ее плечи, — чтобы не позволить себе лишнего.
Карли поддалась импульсу. Она прижалась к его груди и, приподняв подбородок, всмотрелась в красивое лицо.
Лоренцо медленно склонил к ней голову и легонько коснулся мягких губ, которые приоткрылись ему навстречу. Он испытующе посмотрел на свою студентку и, ощутив под ее бесформенными одеяниями подрагивание хрупкого тела, покровительственно ее обнял.
— Моя соседка уехала к родителям на Рождество, — прошептала она, потянувшись к наставнику на цыпочках.
Он приподнял одну бровь, словно не понимая, к чему она клонит, немного помедлил, затем спросил:
— Боишься оставаться одна?
Она неопределенно пожала плечами и томно опустила веки.
Лоренцо Доменико тяжело вздохнул. Он открыл дверь в ее квартирку и протолкнул Карли в темноту.
— Нужно поговорить, — строго произнес он.
* * *
— В каких ты отношениях с родителями? — поинтересовался Лоренцо, наливая в свой и ее стакан молока. — Они тебя поддерживают?
— Да, во всем, — ответила девушка. — Но они всегда слишком серьезно относились к вопросам моей успеваемости и в школе, и, уж тем более, теперь.
— Братья, сестры есть?
— Сестра Ливви, то есть Оливия.
— Вы дружны?
— Да, очень.
— Она тоже хорошенькая?
— Почему тоже?
— Ты ведь хорошенькая.
— Вы считаете? — смущенно произнесла Карли и зарделась.
— Что привело тебя в юридический? — серьезным тоном спросил ее наставник, словно проходил с ней по списку анкетных вопросов.
— Надеялась, что так я смогу лучше разбираться в хаосе жизни и быть более полезной…
— А теперь?
— Все еще надеюсь, — ответила она.
— Другие причины были? Ну, менее возвышенные, более личные.
— С хорошим юристом все считаются, — виновато констатировала девушка.
— Верно. Еще хороший юрист хорошо зарабатывает. У хорошего юриста всегда большие перспективы. Он может ограничиться юридической карьерой, а может податься в социологию, политику, в любую сферу общественной деятельности или в преподавание, как это сделал я. Но для этого нужно быть именно хорошим или даже отличным юристом. А это значительно сложнее, чем кажется. В нашей профессии много разочарований, искалеченных судеб, неудачников, есть даже преступники. Это все люди, которые переоценили свои способности, не поняли сложность задачи и отказываются признать это из-за гордыни или упрямства. В любой профессии железный характер не помешает, а в нашей более, чем в какой-либо другой, Карли… Расскажи-ка лучше, какие у тебя увлечения.
— Ну… даже не знаю…
— Спорт, дискотеки, театры…
— Нет, — отрицательно покачала она головой.
— А что по вечерам делаешь, после занятий? — допытывался Лоренцо.
— Телевизор смотрю, читаю перед сном.
— Надеюсь, читаешь книги по правоведению? — сурово спросил ментор.
— Не только, — прыснула Карли. — Но и их тоже.
Отсмеявшись, она закусила нижнюю губу и потупилась.
Некоторое время они молча сидели напротив друг друга. Лоренцо стер трогательные молочные «усики» над ее верхней губой.
— Может быть, еще что-то хочешь мне рассказать?
Карли вновь пожала плечами и робко посмотрела на него.
— А что бы вы хотели от меня услышать? Лоренцо покачал головой, допил молоко, взял со спинки стула кожаный пиджак и ушел, не говоря ни слова.
Пригласительные билеты с указанием требований к дресс-коду и особые инструкции для студентов были распечатаны и распространены по кампусу среди слушателей юридического отделения. Были заказаны напитки и закуски, инициативная группа во главе Маделейн Дюпре занималась украшением актового зала. Задействованные в постановочных актах лица штудировали сценарий.
Шел последний день подготовки к рождественской вечеринке.
— Все идет по плану? — спросил Карли профессор Доменико, столкнувшись с ней в коридоре.
— Да, ваша машина к вечеру будет доставлена из сервиса в лучшем виде, — ответила она.
Лоренцо не смог удержаться от чистосердечной улыбки, которую не часто видели в стенах факультета, где он слыл самым желчным преподавателем.
— Я имел в виду подготовку к вечеринке. Еще помнишь про такую?
— Да, безусловно, профессор. Насколько мне известно, все идет хорошо.
— Оговорка «насколько мне известно» не слишком обнадеживает, Карли, — заметил он.
— Я постоянно связываюсь по мобильному с инициативной группой. Они мне отчитываются.
— Это хорошо, Карли. Но если тебе понадобится моя помощь, обращайся без колебаний. Договорились?
— Да, профессор. Не беспокойтесь, все под контролем.
Он одобрительно покивал и зашагал дальше.
Карли Тейт, игнорируя все неотложные дела, еще некоторое время стояла посреди коридора, обтекаемая потоками учащихся, и мечтательно смотрела ему вслед. Себя она в этот миг чувствовала зазнавшейся школьницей. От интимности их давешнего общения не осталось и следа, да она и не рискнула бы выдать свое настроение, опасаясь вызвать в преподавателе выплеск справедливого гнева.