бок, я сама всё сделаю. А ты лежи на спинке, наслаждайся.
Она подмигнула и потянулась к вороту рубахи.
Глава 3
День колбасы
Сквозь сон пробились голоса, заглушённые кухонной переборкой.
— А ты, грю, уже готов. Он так засмущался.
Колокольчик Ирины зазвенел на полную громкость. Ольга тоже добавила. Её низкий громкий смех не могли сдержать не то, что фанерная заборка, но, наверно, и брёвна стен не справились бы. Дальше ничего не разобрать, слишком тихо. Михаил полежал, решая — красться подслушивать или тут остаться. Потом решил не вставать. Главное, что в семье спокойствие, никто ему мозг не выносит. И даже более того. Мысли вернулись к прошедшей ночи. Никакого тройничка, как он фантазировал, не случилось. Да, случилось с обеими, но в комнате девушки появлялись по очереди.
Тут организм затребовал сводить его погулять. Михаилу пришлось всё-таки тащиться до туалета…
* * *
— А сама думаю: жаль. Если уже готов, то слишком быстро получится.
— Зря переживала. Я же слышала, что ты после меня ещё раз на Мишку забралась.
— Оль… — Голос Ирины с задорного сменился на просящий. — Что ты постоянно Мишу как… Как собаку.
— Ми-и-и-шу. Не «Михаилом» же звать, слишком официально.
— Но и не «Мишкой». Ему же обидно…
— Думаешь?
— Точно говорю. Меня, знаешь, как бесило, когда Андрей так называл…
— Мишкой? — Со смехом перебила подруга.
— Не-е-е! — Ира тоже рассмеялась. — Кхы… Иркой когда… Сначала не замечала, а потом: что он со мной, как с собачкой.
— А если это я? Я ведь тоже тебя иногда «Иркой» называю.
Девушка задумалась, прокручивая в уме разговоры.
— Странно… Не, от тебя нравится. Ты так… Как мама. Маме можно.
— Эй! Какая я тебе мама? А Миша что — папа?
— Да ну, скажешь тоже. Папа. Что у меня, Эдипов комплекс? Или как называется, если между дочерью и отцом?
— Инцест это называется.
— Да понятно. Эдипов комплекс — тоже инцест. И между братом и сестрой — тоже. Только между сыном и матерью своё название есть, а у остальных не слышала.
— Эдипов, насколько я помню, вообще тяга к родителю противоположного пола. То ли вариант инцеста, то ли нет. Но инцест, пожалуй, звучит как-то грубо. Так ты не сказала: если я — мама, то Мишк… Миша? — Исправилась она на ходу.
— Миша — муж. Что непонятного. И ты не мама. И вообще, не надо про маму.
Девушке взгрустнулось. Со вздохом она продолжила:
— Ты — жена, Оля. И, надеюсь, подруга.
— Думаешь, две жены могут оставаться подругами? — Хмыкнула Ольга. — Муж с женой перестают быть друзьями.
— У некоторых получается… Чшшш… Наш ползёт.
Стукнула дверь комнаты. Потом в неосвещённом тамбуре мелькнула тень и зажурчало в туалете.
— Интересно, он что-то слышал?
Девушки захихикали, склоняясь ближе друг к дружке.
— Доброе утро, жёнушки!
Михаил с подозрением смотрел, как они шепчут что-то одна другой в розовеющие ушки. Повернулся к умывальнику…
Почти хором в ответ:
— Доброе утро, муж мой.
Переглянулись и поправились:
— Наш!
И смех.
— Ваш, ваш… Чей же ещё? А завтрак готов?
— Так почти обед уже. — Это Ольга.
— Значит, поздний завтрак. А обеда не будет.
— То есть как? — Теперь Ира.
— А вот так.
Мужчина уселся во главе кухонного стола. Козырное место, ещё дед его занимал. Тут тебе и буфет со всяким (в том числе с бутылочкой), и стол, и батарея — зимой греться, и форточка, чтобы курить. Он сам не дымил, но место нравилось. Опять же, стул удобный. Всё ещё цел. Умели делать предки. Михаил откинулся на крепкую спинку.
— Бычка надо доконать. Вот вы шкуру обработали?
— Поскоблили и золой присыпали.
Ольга победно улыбнулась — не получилось их лентяйками выставить.
— А остальное?
— Мясо: и отваренное, и сырое, сложено в голбце в приямок. Отвар для желе тоже там. На улице уже не слишком жарко по ночам. Но там совсем прохлада. В яму, извини, не стали спускать.
— Это понятно. Без лестницы-то… Как смогу, сделаю новую лестницу. И загородки там тоже поломаны.
Он встряхнулся.
— Ну, так как? Завтракаем и колбасу крутить?
— Мы уже всё. Поели, больше не хотим.
— Да я и сам не очень хочу. Так, больше по привычке. Может, рыбку принесёте?
Старшая моментально спустила по команде:
— Ира?
— Я сейчас!
— Не очень крупную! — Крикнул Михаил вдогонку. — Чтобы просушенная попалась.
— Ага! — Услышали они ответ уже сквозь пол.
Девушка успела спуститься по лестнице в прирубе и зайти в голбец, тянувшийся под кухней и большой комнатой. Ольга потянула люк возле печи и пояснила:
— Думаю, так лучше. Больше света.
И уже вниз:
— Так ведь? Хоть что-то видно там в потёмках.
— Спасибо! Я на ощупь. Такая пойдёт?
Девушка подала рыбину через люк.
— Пойдёт, — вынес вердикт муж.
— Слушай, достань сразу вчерашнее мясо.
Ира, уже шагнувшая на выход, вздохнула.
— Я же не подниму. Кастрюли ладно. А бак с костями — точно нет.
— Ох, ты ж твою через забор… Опять корячиться.
Женщина зашагала к лестнице, матерясь в полголоса. В подполье даже Ире приходилось беречь голову. А ей вообще в три погибели сгибаться. И копать глубже опасно — весной затопит.
Вдвоём девушки приволокли бак к выходу, а все кастрюли составили пол люком.
— Я буду подавать, а ты принимай. — Сказала старшая. — Потом через окно сразу во двор спустим. Так быстрее получится.
Ольге пол приходился на уровне груди и она легко выставляла посудины перед печью. Здесь их подхватывала Ира и таскала в комнату к окну во внешний двор. На землю спускали в обратном порядке: Ира внутри, а Оля снаружи — ей проще было снять кастрюли с подоконника, который находился чуть выше макушки. Низкорослой девушке пришлось бы хватать в прыжке. Или с табуретки работать, что тоже чревато.
Муж за это время раскидал рыбную тушку, выдрал хребет и основные кости. Пусть девушки побалуются чистым мясом. Чайник заново вскипятил. Газ, кстати, как там? Мужчина постучал по баллону и пожал плечами. Поднять его всё равно не сможет. А второй способ определения работает только зимой, когда замёрзший баллон заносят в тепло. Через десять минут уже видна граница сжиженного и испарившегося газа.
* * *
Завтраком сильно не нагружались. Копчёная солоноватая рыба и чуть сладкий травяной чай. Запыхавшиеся девушки быстро запили рыбу кипятком и занялись мясозаготовками. Начали с сырого. То есть нет. Начали с растопки печи, куда поставили бак с костями. Бульон за ночь застыл до состояния холодца. Теперь снова предстояло его растопить. Аккуратненько, пока печь ещё не сильно прогрелась. Как печь стала