«В этом мире, слезами воспетом…»
В этом мире, слезами воспетом,С каждым зверем и каждым предметомОщущаю я братство-сестричество,Неразрывное с миром родство.Но не знаю сама отчего,Хоть и странно сознаться мне в этом,Мне роднее всего электричество.
Я одна по аллее идуВ черном, пышном приморском саду.Искрометно, как смех истерический,Рассыпается свет электрический,Лиловея, как роза на льду.Нет, пожалуй еще лиловей,Как над розой поет соловейИсступленно, в небесном аду.
«Средь меланхолических ветвей…»
Средь меланхолических ветвейСеребристо плещущей ольхиВдохновенно, в совершенстве дикомТрелями исходит соловейНад шафранною китайской розой.Восхищаясь собственною позой,Тень играет дискобольным бликом,И роса на бархатные мхиКапает жемчужинами слез.
Розы, розы… Слишком много роз,Слишком много красоты-печали.Было слово (было ли?) вначале,Слово без словесной шелухи.
Светляками, крыльями стрекозНад кустами розовых азалийЗа вопросом кружится вопросЯдовитее, чем купорос:Можно ли еще писать стихи.Можно ли еще писать стихиВсерьез?..
«На заре вернувшись с бала…»
На заре вернувшись с балаЯ усталая легла.В звездной пене, в лунных стружках,Застилая зеркала,Легкий сон на одеялоНаплывает из угла.
От усталости в подушкахДогорая вся дотла —До чего же я устала,До чего я весела!
Если б жизнь начать с началаЯ такой бы не была:Никому бы я не сталаДелать ни добра, ни зла.
А была бы я лягушкой,Квакающей у пруда(Стынет темная вода,Высоко блестит звезда).
Или в крапинку кукушкой,Что усевшись на сукуДень-деньской твердит ку-куВ средних числах сентября,Не пророча, а для смеху,Рыжим листьям на потеху.
Но средь звезд и снов скользяЯсно вижу — стать нельзяНи лягушкой, ни кукушкой.Что ж? Согласна я — изволь —Взять себе другую роль:Стать простушкою-пастушкой,На которой хоть и зряВ сказке женится король.
«Дни считать напрасный труд…»
Дни считать напрасный труд.Дни бегут,Часы летят,Превращаются в года.
В тихий сад на сонный прудПринесли топить котят.Глубока в пруду вода,Хоть котята не хотят,Как уж не утонешь тут?
И кошачая беда,Намяукавшись в эфире,В милосердном этом миреИсчезает без следа.
Разве что блеснет звездаСветляком, скользотой льда,Острым лезвием секирыНад безмолвием пруда.
Мне ж до Страшного Суда(Если будет Страшный Суд)Погрешить еще дадут.
«Сорок градусов в тени…»
Сорок градусов в тени.Душно каждому цветочку,Дурно каждому листочку,Только комары одниДа трескучие цикадыЭтакой жарище рады.
Оборвать? Поставить точку,Потушить навек огни?
Нет, поставлю многоточье…Будут и другие дниИ прохладней и короче,Будут и другие ночи.Ну, и прочее и прочее —Все переживу воочию.
Мне дышать не надоело,Хоть «печален наш удел».Жизнь приятнейшее делоИзо всех приятных дел.
Я во сне и наявуС наслаждением живу.
«Гладью вышитый платок…»
Гладью вышитый платок,Мной подаренный не мне,Мной забытый на окне,Мной потерянный во сне.
Хореический прыжокВ нереальность повседневности,Слез соленый кипятокМежду строф и между строк.От влюбленности? Из ревности?
В небе звезды и гроза,Небо как его глаза.
Беззаконие закона,Произвола благодать.Не понять, не разгадать —Осудить иль оправдать?
Слишком тяжела коронаДля курчавой головы.Окна настежь. Крик совы.
Призрачно сияют свечи,Отражаясь в зеркалах,Как на Волге, как в Венеции,И с трапеции-балконаБез приветствия-поклонаВ спальню тихо входит страх.Дездемона, Дездемона,Прелести живой цветок,Где твой вышитый платок?
Отблеск лунного опала.Обручальное кольцоПадает на покрывало.Как прозрачно, как устало,До чего невинным сталоВ мертвой прелести лицо.
Все, что сердцу было мило,Все, что здесь оно любило,Все, о чем оно просило,Все, чем мучилось оно,Так недавно — так давно,Камнем кануло на дно.
Хорошо ли, Дездемона,Между звезд и молний спатьХрупкогорлой и влюбленной,С ним навеки разделенной?Даже в сновиденьях врозь?
И тебе ли иль ОфелииВ грозно-громовом веселииЗвездометной каруселиВыпало кометой стать?
Если б сердце не болело,Не металось вкривь и вкось,О себе и об ОтеллоПозабыть бы удалось.Как она про иву пелаИ рукою влажной, белой…
Обе плакали и пели —Дездемона и Офелия —Перед тем как умеретьОт любовного похмелия.
Нет, довольно. Хватит. Брось!Ничего мне здесь не мило,Ни о чем я не просила,Ничего я не любила,Кроме лунных ожерелийДа цыганского бездельяИ подснежников апреля.
Обо мне не надо петь,Не за что меня жалеть.
«За верность. За безумье тост…»
Роману Гулю— За верность. За безумье тост.За мщенье… Пенных кубков звон.Какой сквозной тревожный сон:Узорчатые рукава,«Дочь пекаря, сова…Слова, слова, слова…»
Белеет мост. Блестит погост,О вихри вздохов, волны слез!Известно все заранее:Средь звездИ розАпофеозНепонимания.
Высокий королевский домВ туманной Дании.И королева с королемИ принц на первом плане.Прожечь вином,Залить огнем,Пронзить рапиры острием —Ни хмеля, ни похмелья.Цветы на память, на потом,Цветы на новоселье.Как тихо спит на дне речном,В русалочьей постели,Как сладко спит бессмертным сномОфелия.
«Это молоточек память…»
Это молоточек память,Искромечущее пламя,Звездноплещущее знамяВ суматохе голубой,Волн ликующий прибой,Струн гитарный перебой,Разговор сама с собой,
То, что скользкой льдинкой тает,То, о чем сосед не знает,То, чем пенится корыто,То, о чем стучат копытаПо торцовой мостовойВ Петрограде, над Невой,То, что пляшет шито-крытоПляскою святого ВиттаВ подсознании, на дне,Что потеряно во сне,То, что белой ниткой сшито,То, что шито красным шелком,То, что рыщет серым волком,Крысою по книжным полкам,То, о чем не скажешь толком,То, чего не объяснить,То, на чем порвется нитьЖизни.И стихов.
«Не во мне, а там вовне…»
Не во мне, а там вовне,В сердце ночи, в глубине,Как на плоском дне колодцаСветлодумная луна.Колкий луч спиралью вьется,Скользкою эмалью льется,Образуя на стенеИскрометного уродца.
В сердце ночи, у окна,Где стихи и тишина,Безысходно, точно встарь,Мутностеклый, длинный-длинныйБлоковский горит фонарь.И в его бессмертном свете,В зеркалах и на паркетеРябь отчаянья видна.
– Друг мой, незнакомый друг,На одной со мной планете…Очень мне «и ску и гру»,Не с кем мне вести игру,Без ухаба, без ушиба,Без цыганского загиба.Некому: пожатье рук,Некому: — За все спасибо.
– Здравствуй, здравствуй! — поутру.Вечером: — Спокойной ночи.Спи закрывши г лазы-очи,Спи до завтрашнего дня…Иль точнее и короче —Нет в лазури одиноче,Белопарусней меня!
НОЧЬ В ВАГОНЕ