Он прихватил зубами ее нижнюю губу. Мэллори вздрогнула и провела кончиком языка по верхней губе Гейба, заставив его застонать.
Гейб чувствовал, как приятно кружится голова, а поцелуй становится жарче и требовательнее. Воображение уже рисовало страстное слияние, когда на улице где-то хлопнула дверь, а затем последовал строи неясных мужских голосов. Смех и выкрики стали отчетливее.
В прошлом, окончив военную школу и прослужив на разных базах офицером, Гейб знал, какую шутку выкидывают гормоны с молодыми мужчинами. А уж молодежь из латинского квартала вряд ли являлась образцом примерного поведения.
Что он, черт возьми, делает? Как он мог забыть об опасном окружении в неблагоприятном районе города?
Неделю назад Гейб ответил бы, что этого не могло случиться с боевым офицером. А теперь Мэллори словно вывернула его наизнанку, он просто не помнил себя. Разве есть ему прощение за подростковую забывчивость? Мало того, что он привлек к Мэллори нежелательное внимание, но еще и рисковал ее безопасностью.
Гейб резко отдернул голову и посмотрел на раскрасневшуюся девушку.
— Мэл, — охрипшим от возбуждения голосом проговорил он.
— М-м? — Мэллори пребывала в полной прострации.
Он удержал ее, когда она покачнулась.
— Поедем ко мне домой.
— Что? — И хотя голос все еще звучал томно и ласково, ее взгляд постепенно начал проясняться.
— Уже поздно и холодно, и тебе не следует оставаться одной. — Гейб попытался заглушить страстное желание без разговоров забросить ее на плечо и усадить обратно в машину. — Поедем ко мне, — повторил он. — Мы можем обсудить наши дела утром.
— Я… — Мэллори резко шагнула назад. — Нет. Я… — Она провела языком по губам, и у него едва хватило сил, чтобы не застонать вслух. — О боже, не могу поверить, я позволила тебе… — Она издала какой-то странный звук и сделала еще один шаг назад, но тут же споткнулась о сумку, брошенную на землю.
Гейб протянул вперед руку, чтобы подстраховать ее.
— Не трогай меня! — вскрикнула Мэл, подхватывая сумку и прижимая ее к груди, как щит — Я… мне нужно идти.
И, словно боясь передумать, она развернулась и помчалась к дому на предельной скорости. Он едва успел открыть рот, а девушка уже исчезла в темном подъезде.
Гейб подождал, пока зажгутся огни в окнах ее квартиры. Группа подростков обогнула его и исчезла за углом, улица снова стала спокойной и тихой. Гейб развернулся и двинулся к машине. Возле правого колеса предмет на снегу привлек его внимание. То были деньги, которые в возмущении вернула ему Мэллори. Он подобрал купюры и выпрямился. Нужно еще радоваться, что она не запустила в него сумкой или кирпичом.
Его губы растянулись в улыбке, когда он вспомнил ее затуманенный взгляд после поцелуя. Что бы она там ни говорила в будущем, она желала его.
И он желал ее. «Не навсегда, конечно, — думал он, расправляя купюры и засовывая их в нагрудный карман. — Навсегда — слишком долгий срок».
После тяжелой юности, когда он в одиночку растил восьмерых братьев и строил их благосостояние, Гейб вообще зарекся говорить о более долгих сроках, чем «сегодня» и «сейчас». Он привык получать желаемое, и то, что сейчас он уходил, не достигнув положительных результатов, ничего не значило.
Глава пятая
— Дайте взглянуть… — На безупречно накрашенном лице Никки Виктор-Волп появилась неискренняя улыбка, когда она перевела взгляд на безукоризненный маникюр Мэллори. — Как долго вы работали на «Бедазлед»?
— Девять лет, — твердо сказала Мэллори, хотя была абсолютно уверена, что Никки уже знает ответ. Они обе работали на благотворительных балах и других больших торжествах в течение последних лет в частной школе, которую вместе заканчивали. Участие в благотворительности было обязательным требованием данного учебного заведения.
Даже если Никки страдала временной забывчивостью — Мэллори никогда не верила в пустоголовых блондинок, — информация о соискателе на должность и резюме лежали перед ней.
Мэллори еще раз напомнила себе, что нужно закрыть глаза на апломб Никки, главное — получить работу. «Бедазлед Бал» считался самым престижным событием в Денвере, который собирал каждый год круглую сумму денег на нужды города.
Всю основную работу проводили волонтеры, но должность администратора была оплачиваемая. И хотя администратор работал неполный день почти весь год — за исключением нескольких месяцев, непосредственно предшествующих торжеству, — зарплата отвечала самым высоким требованиям.
До бала оставалось шесть недель, когда внезапно должность оказалась вакантной. И то, что Комитет подумал о Мэллори как о потенциальном соискателе, выглядело необычно, словно некто проинструктировал Никки, секретаря Комитета, и свершилось чудо.
Мэллори очень хотелось выглядеть компетентной, поэтому накануне она провела несколько часов в библиотеке, читая все, что могла найти о благотворительности. Утром она шесть раз меняла костюм и явилась на собеседование за сорок минут до назначенного срока.
Она не просто желала получить эту работу, она остро в ней нуждалась по вполне объективной причине — должность давала ей отличное дополнение к резюме и шанс построить карьеру в будущем на поприще организации всевозможных светских мероприятий. Кроме того, работа помогла бы ей забыть о том, как от одного прикосновения губ Габриэля она превратилась в сексуально озабоченную нимфоманку.
Несмотря на прохладу в конференц-зале по телу Мэллори разлился жар. Не закрывая глаз, она могла вспомнить теплоту его ладони на своей шее, трепет и требовательное движение языка. Как он поднял и прижал ее к себе…
Нет, нет, нет! Что за глупые фантазии. Не здесь и не сейчас, никогда. Очень плохо, что она никак не может избавиться от навязчивых воспоминаний. Что за несносный характер, почему в такое критическое время она не может сосредоточиться на работе?
Наверное, потому что ты все эти годы боялась своего влечения к нему? Теперь ты знаешь то, о чем раньше лишь подозревала, — для тебя всегда будет мало одного его прикосновения и одного поцелуя.
Мэллори решительно тряхнула головой и выпрямилась. Если она не перестанет думать о нем, значит, он поймал ее в свои сети в самый волнительный момент, потому что после поцелуя она чувствовала себя немного опьяневшей и почти… счастливой.
А затем он почти полностью уничтожил ее гордость.
Неудивительно, что она сошла с ума. Несколько месяцев унижения, страха, разочарования и одиночества вылились в бурное вожделение, в страсть, которая буквально сбивала с ног.