Джеймс Скадамор
Клиника «Амнезия»
Первое, что она ощутила, были слабость в желудке и дрожь в коленях. Затем ее охватило чувство неосознанной вины, нереальности, холода и страха. Затем ей захотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Затем она внезапно поняла, что подобное желание совершенно бессмысленно, потому что смерть ее отца была единственным событием, произошедшим в мире, которое будет без конца повторяться из раза в раз, вечно и неизменно.
Хорхе-Луис Борхес. «Эмма Цунц»
Взрослые всегда придумывают совершенно неинтересные объяснения.
К. С. Льюис. «Племянник чародея»
Глава 1
Великие рассказчики иногда уходят из жизни значительно раньше отмеренного им срока. Вот почему о них нужно слагать великие истории. Я постараюсь сделать это с максимальной ответственностью.
Почти за год до смерти Фабиана, 8 сентября 1995 года, некий антрополог по имени Иоганн Рейнхард и его проводник Мигель Зарате обнаружили у вершины одного из перуанских вулканов вмерзшее в лед тело принцессы древнего инкского государства. Осознавая важность находки, Рейн-хард забрал его с собой, завернув в туристический коврик-«пенку».
Его открытие было встречено окружающими без особого восторга. Погонщик мула, ждавший исследователя и его спутника у подножия горы, завязал своему четвероногому питомцу глаза, чтобы тот перестал шарахаться из стороны в сторону, завидев, что придется нести мертвое тело. Владелец гостинички, где они остановились до подъема в горы, отказал им в жилье, опасаясь накликать на себя беду. В конце концов Рейнхард и Зарате все-таки добрались до городка под названием Арекипа, где сначала поместили тело в морозильник в доме проводника и только после этого сообщили о находке властям.
По всей видимости, Хуаниту — или Ледяную принцессу, как ее впоследствии именовали в туристических проспектах — насмерть забили дубинками на церемонии жертвоприношения в честь бога горы. Она пролежала во льду пять столетий и хорошо сохранилась, можно даже сказать, пребывала почти в превосходном состоянии, если не считать жуткой раны на голове.
Шесть месяцев спустя на страницах одной из центральных эквадорских газет появилась статья о Ледяной принцессе, и мой друг Фабиан Моралес в один прекрасный день появился в нашем классе международной школы в Кито, размахивая экземпляром этой газеты.
— Анти! Ты видел? — спросил он. — В Перу, возле какого-то вулкана, нашли тело индианки пятисотлетней давности.
Меня зовут Энтони, Антоний, но в детстве я плохо выговаривал свое имя. Я называл себя Анти, и это имечко так ко мне и прилипло на веки вечные — лишнее свидетельство того, как абсолютно невинная ошибка может сопровождать человека всю его жизнь.
— Ты только послушай, — произнес Фабиан. — «Судя по всему, прежде чем принести Ледяную принцессу в жертву, ее заморили голодом и заставили принять участие в ритуалах принятия галлюциногенных наркотиков и крепкого алкоголя». Тут явно не обошлось и без секса, на что угодно готов спорить, хоть в газете и говорится, что ей было всего пятнадцать. Верена, ты бы точно подошла. Как ты смотришь на мое предложение отправиться в горы и хорошо провести там время? Может, мы и тебя убьем, зато ты станешь бессмертной, малышка!
— Тебе ни за что не затащить меня в горы, мерзкий извращенец.
— Да какие проблемы? Давай отправимся туда прямо сейчас, a? Mamacita!Ты только дай мне руку, малышка! Я сделаю все как можно быстрей.
— Катись к черту, Фабиан!
Верена Эрмес носила в левом ухе три сережки, красила волосы и каждый день крепко душилась дешевыми духами. Она была главной героиней самых сладостных наших пол-люционных сновидений, однако сама Верена питала слабость к взрослым мужчинам — во всяком случае, она этим хвасталась, — и вопреки тому, что мы с Фабианом рассказывали друг другу, нам ни разу не удалось вытянуть из нее ничего, кроме ядовитых, язвительных слов. В принципе мы могли бы дальше продолжать в том же духе, однако перемена закончилась и пришлось на какое-то время отложить разговоры. Наш учитель, одетый в традиционный для местных англичан вельветовый костюм, легкой походкой вошел в классную комнату, сел за стол и издал глубокий вздох, давая понять, что нам следует угомониться.
Ледяная принцесса Хуанита на какое-то время была забыта.
В тот же день, немного позже, сидя на баскетбольной площадке в ожидании, когда за нами заедет машина и отвезет домой, мы с Фабианом обсудили открытие Рейнхарда более обстоятельно. Пара покрытых снежными шапками вулканов — наши местные горные божества — возвышалась вдали над приземистыми строениями старого Кито: красавец Котопахи, стыдливо прятавший свое лицо за пеленой облаков и городского смога, и Кайамбе, отражавший в этот вечер пурпурный осколок заката.
— Нам обязательно нужно туда отправиться, — заявил Фабиан. Он изобразил несколько вялых магических пассов, пряча в левой руке зажигалку, и, прежде чем сунуть ее в карман, сделал отвлекающие движения правой. Затем вздохнул и сказал: — Все открытия делаются слишком поспешно. Если и дальше бесцельно ждать у моря погоды, то открывать в мире будет уже нечего.
— Мы не можем отправиться в Перу, — ответил я. — Разве несколько месяцев назад мы не вступили с перуанцами в войну?
Под словом «мы» я подразумевал Эквадор. Хотя пограничные споры были успешно разрешены еще в 1942 году, в отношениях между обеими странами периодически возникала напряженность. По мнению отца, который достаточно цинично относился к подобным вещам, разногласия подобного рода обычно возникали накануне выборов, так как какая-нибудь политическая партия желала набрать очки, раздувая жупел военной угрозы со стороны соседнего государства. Однако в прошлом году серия пограничных конфликтов оказалась серьезнее обычного — жизни лишились более ста человек.
Нам с Фабианом было тогда по пятнадцать лет, а в этом возрасте смерть воспринимается достаточно абстрактно, однако обоим щекотала нервы мысль, что мы живем в условиях военного положения: перебои в подаче электроэнергии, антиперуанская пропаганда и даже возможность (пусть крайне маловероятная) реального военного вторжения враждебно настроенных соседей.
— Перестань пристебываться, — отозвался Фабиан.
Его английский превосходен, однако у него устойчивая привычка употреблять импровизированные ругательства. Он то и дело употребляет выражения, заимствованные из передач кабельного телевидения, в результате чего порой изъясняется причудливыми, непроверенными на практике речевыми конструкциями. В этом был весь Фабиан.
— Я и не говорю, что нам нужно ехать в Перу. Ледяную принцессу уже нашли. Я вот что имею в виду: если мы ничего не предпримем в самое ближайшее время, на нашу долю ничего не останется. Было бы здорово до конца года открыть какой-нибудь новый биологический вид. Ну, или что-то в этом роде.
— В прошлом годы мы ездили на Галапагосские острова, — сказал я. — Это было круто. Уж если и искать новые виды, то только там.
— Знаю. Не пудри мне мозги своими фотками, которые ты нащелкал на каникулах. Нам нужно сделать себе имя. Магия постепенно покидает наши края и оседает в музеях. Мне нужна хотя бы частичка ее, прежде чем она исчезнет навсегда.
— Не переживай. Что-нибудь наверняка подвернется. Смотри-ка, вон Байрон подъехал. Погнали!
Байрон — личный шофер Фабианова дядюшки, Суареса. Хотя в прошлом он был полицейским, по словам Фабиана, дядя узнал сей факт, лишь когда они, подъехав к его дому, обнаружили, что там вовсю орудуют грабители. Байрон попросил Суареса оставаться в машине, а сам потянулся к перчаточному отделению за пистолетом, о существовании которого Суарес даже не подозревал. Затем выстрелил в спину убегавшим из дома взломщикам. Во всяком случае, так пересказал эту историю Фабиан. Возможности проверить правдивость повествования мне так и не представилось. И все потому, что, по его словам, дядя не любит распространяться на данную тему. Я сам никогда не решался спросить Байрона об этом происшествии, потому что, несмотря на свой добродушный характер, он внушал мне страх. Родители рассказывали жуткие истории о похищенных с целью выкупа детях, когда на ребят, сидящих на заднем сиденье, вдруг наставляли пистолет. Так что я крайне неловко чувствовал себя всякий раз, когда рука Байрона отдалялась на слишком большое расстояние от рычага переключения скоростей, и неизменно отворачивался, когда ловил в зеркальце заднего обзора тяжелый взгляд его налитых кровью глаз.
И все равно мне нравилось приезжать в гости к Фабиану и его дядюшке. Сама поездка доставляла мне огромную радость, и не только потому, что за нами заезжал вооруженный шофер черного «мерседеса». Жена Байрона Евлалия обычно готовила для нас бутерброды, которые оставляла на заднем сиденье машины, чтобы мы могли перекусить на обратном пути. Кроме того, меня приводил в восторг один светофор, возле которого метис-инвалид на костылях продавал пакетики разноцветной жевательной резинки, отбивавшей мерзкий привкус арахисового масла во рту. Как-то раз, во время плохо организованной экскурсии на экватор, когда мы с Фабианом ухитрились втихаря выдуть пол-литра агвардиенте, мерзкой сивушной водки, по пути домой нами была затеяна одна игра. Ее цель состояла в том, чтобы умять целый пакет жевательной резинки и одновременно съесть сандвич. Благоухая водочными ароматами и чувствуя себя необычайно умными, мы сидели на заднем сиденье машины и засовывали в набитые едой рты пригоршни жвачки, позволяя искусственному фруктовому ароматизатору бомбой взрываться в жеваных кусках бутербродов с арахисовом маслом. Мы старались съесть их, не проглотив при этом жвачку. Глотать одно, не проглотив при этом другое, — задача не из легких и для трезвого человека, мы же были изрядно пьяны, и очень скоро нас постигла неизбежная расплата за легкомыслие. Неожиданно для себя проглотив всю эту мешанину, Фабиан велел Байрону остановить автомобиль и выблевал в канаву разноцветную смесь из тростниковой водки, арахисового масла и жевательной резинки. Байрон тогда долго хохотал и после этого случая имел привычку оглядываться на нас через плечо в надежде, что мы, втихаря набухавшись за его спиной, отмочим что-нибудь подобное.