Егор Селявин
Навсегда в моём сердце
В этом мире на каждом шагу западня.
Я по собственной воле не прожил и дня.
В небесах без меня принимают решенья,
А потом бунтарем называют меня…
Омар Хайям
Глава 1. Лестница в небо
— Сережа, ну что мне делать?
— Не знаю! Я не знаю, что ты будешь делать! — раздраженно ответил парень.
Он сидел на парапете спиной к реке и плевал перед собой на тротуарную плитку между раздвинутыми коленями, докуривая почти до фильтра уже третью сигарету подряд. Совсем недавно вопрос о беременности Иры не представлял для него особых проблем. Казалось, что ситуация пустячная, легко решаемая. О возможных последствиях он даже не задумывался.
— Не знаю, — повторил парень и добавил: — Что в таких случаях делают? Правильно — аборт! Почему я должен тебя учить?!
— Сережа, ну ты же знаешь, я тебе говорила, нельзя мне аборт делать!
— А ты особенная, что ли? Всем можно, а тебе нельзя?
Девушка опустилась перед парнем на корточки, положив ладони ему на колени, и, глядя в его серые колючие глаза, прошептала:
— Сережа, я в лучшем случае умру, а в худшем — не смогу иметь детей! Так мне врач сказала!
— А ты правильно акценты расставила? Может, в худшем случае умрешь?
— Нет, Сергей, в моем случае лучше умереть.
Девушка тяжело вздохнула, медленно поднялась, опираясь на колени друга, и села рядом.
— Зачем я живу? Мамы нет, отец пьет, и тебе я нужна так, для забавы. А будет ребенок — хоть какая-то цель в жизни появится!
Она сидела, склонив голову и закусив губу. Из прикрытых глаз бежали слезы.
— Ирка, ну сходи к другому доктору! У нас много врачей, а денег им не дают. Сейчас всем зарплату задерживают! Возможно, они вымогают? Мол, дай денег, и все будет в ажуре! Сходи еще раз, скажи, что услуга будет оплачена! Вот тогда посмотришь, как они забегают! Я дам тебе, только ты спроси, сколько надо. А хочешь, я с тобой пойду? Ты же, Овечка, сама за себя слова не скажешь.
Парень обрадовался такому решению. И как это сразу на ум не пришло — заплатить! Ирка тоже хороша, ходила все вокруг да около, какие-то намеки бросала — про материнство, детей сопливых. Не могла сразу сказать, что залетела! Только время, дура, тянула!
Сергей довольно усмехнулся. Хорошее настроение возвращалось к нему. Он щелчком отбросил окурок сигареты за спину, в сторону Томи.
— Все нормально, Ирка, будет!
Сергей пододвинулся поближе к девушке, обнял за худенькие плечи и притянул к себе. Ира не сопротивлялась.
— Я буду рожать, — уверенно сказала она.
— Что? — Сергей убрал руку с ее плеч и встал. — Будешь рожать? Кого? Очередного никому не нужного человека? Оглянись, дура! Кому ты нужна, еще и с ребенком? Отцу алкоголику? Я тебя умоляю… А жить где будешь? В покосившемся от старости бараке, сдавая пустые бутылки? Да батя и тебя, и ребенка твоего быстро на улицу выставит!
— Нашего ребенка, — напомнила она.
Сергей стоял перед девушкой, схватившись за голову.
— Нет, Ира, давай с начала: мы идем к доктору, даем деньги, ты делаешь аборт, и все будет, как прежде!
Парень присел на корточки, положив руки на колени девушки, как совсем недавно сидела она, и пытался заглянуть Ире глаза.
— Как прежде? Будешь пить пиво с друзьями, играть с ними в карты, тащить всякие железяки домой. Все, как прежде… Нет, Сергей, не хочу! Я вот рожу и уеду к бабушке, в Северск. Она давно меня зовет к себе. Буду в огороде помогать, по дому. От голода не помрем. А ты, Сережа, живи, как прежде. У меня нет к тебе претензий. Наоборот, очень тебе благодарна. Я чувствовала себя как за каменной стеной! Просто ты решил взять надо мной шефство, да? Так, ради шутки? Ты же сильный и должен кого-то защищать. А тут я появилась, убогая: ни красоты, ни ума. Как в той сказке: «У нашей дуры ни ума, ни фигуры»! Я-то поначалу поверила, вернее, убедила себя, что сам Пирог, Сергей Пирогов, добрый и честный человек, любит меня! Дразнить перестали. Оказалось, что я не Овца, а Ира Овечкина. Бывало, даже не отзывалась на свое имя, думала, что не ко мне обращаются. И лишь когда ты называл меня Овечкой, мне слышалось: «Люблю тебя!». Как было здорово!
Сергей поднялся. Сел на каменный парапет рядом с девушкой, но лицом к реке, достал и закурил очередную сигарету.
Да, Ирка была в чем-то права. Он вспомнил тот день, вернее, вечер, когда впервые увидел ее.
***
— Ну что, для разминки в дурачка пару-тройку раз? — предложил Витя, усевшись на стул у журнального столика.
— Не, пацаны, дурачком начнем и закончим им же, — сказал Антон, ставя на стол два стакана с горячим чаем. — Я сегодня ненадолго. Скоро за мной Таня придет, хочет меня в кино вытащить. Я по глупости позавчера пообещал, а она запомнила. Так что не обессудьте!
— Да, Антоха, раз обещал то иди! С ней всяко интереснее, чем с нами. А еще ей скажи, что картинная выставка открывается, правда, не помню где. Я про это сегодня по радио слышал. Думаю, она разберется, — улыбаясь, заметил Сергей, поставив на стол третий стакан чаем и сахарницу.
— Ну что, наснем? — отхлебнув горячего чая, прошепелявил Витя, символически поплевал на ладони и, потерев их, начал тасовать карты.
«Ну вот как так? — думал Сергей, рассматривая друга. — Во скольких передрягах были, сколько приходилось драться — и ничего! Так, синяки да шишки, а тут неудачный поворот гаечного ключа — и нет двух передних зубов!»
И вообще, Витя был колоритной внешности: долговязый, сутулый, с вытянутым лицом, с копной рыжих волос, не поддающихся укладке. Сидя на стуле у низкого журнального столика, Витя был вынужден нагибаться, вытягивая шею, в результате чего осанкой походил на шахматного коня.
А однажды в процессе игры Антон, оставшись в очередной раз в дураках, да еще и с «погонами», повешенными Витей, в порыве эмоций выкрикнул: «Ну и конь же ты!»
На что друг ответил, изобразив, причем очень похоже, ржание!
Так в узких кругах он приобрел кличку Конь.
Парни доигрывали третью партию, когда в дверь негромко постучали.
— Открыто-о-о! — подал голос Антон.
— Привет, пацаны! — поприветствовала всех вошедшая миловидная девушка.
— Танюха, проходи! — не глядя на гостью, пригласил Сергей, раскладывая по мастям