Шанс на счастье
Автор: Адалин Черно
Глава 1
– Ксюш, поговори со мной, – пытаюсь достучаться к дочери, которая уткнулась лицом в подушку и сложила руки под лоб.
Бесполезно.
Она лишь дергает плечом и просит отстать.
Я не сразу увидела, что она не в настроении. Сестра забрала ее из садика, она успела прошмыгнуть мимо меня, а я продолжила работу над курсовой, которую мне заказали несколько дней назад. Только через час заметила, что дочка лежит вот так на кровати и совсем не отзывается.
Я вздыхаю и встаю, решаю позвать ее на ужин позже и даже берусь за ручку двери, чтобы выйти из комнаты, но Ксюша меня останавливает словами:
– Где мой папа?
Я резко разворачиваюсь, не зная, как реагировать, чтобы не ранить ее детское сердце.
– В садике половину девочек папы забирают. И они хвастаются.
Она садится на кровати и смотрит на меня своими карими глазами так, что я действительно едва делаю несколько шагов и сажусь рядом с ней. Она напоминает мне своего отца: упрямым выражением лица, высоко вздернутым подбородком и надутыми пухлыми губками. Мне кажется, Ксюша взяла от меня… ни-че-го. Вся в отца. Полная его копия.
– Солнышко, я ведь уже говорила, почему папа не живет с нами.
– Говорила, – соглашается. – Но он же где-то есть? Почему он не приходит ко мне?
Ксюша не в первый раз спрашивает об отце. За последние пару месяцев это уже третий раз, но мы никогда не заходили так далеко. Обычно она ограничивалась простым ответом вроде “У него много работы и совсем нет времени на нас”, но не в этот раз. Она хочет знать, где он, что с ним, и я не удивлюсь, что через минуту потребует знакомства.
– Малыш, он о тебе не знает.
Я должна была сказать ей раньше, но считала, что она маленькая. Полгода назад, когда она задала первый вопрос об отце, возможно, но сейчас… я больше не могу делать вид, что ничего не происходит.
– Как это не знает? – искренне удивляется дочка. – Не знает, что я родилась?
– Не знает, солнышко.
Я мысленно готовлюсь к трудному разговору и разбираю в уме возможные ответы, но Ксюша быстро произносит:
– Так позвони ему и скажи, что я есть. Пусть возьмет конфеты, плюшевого мишку и приедет.
Ком застревает где-то глубоко в горле, и я не могу его сглотнуть. Я ведь знала, что так будет, предполагала, что дочка спросит об отце, а я не смогу соврать и сказать что-то в духе, он был летчиком и однажды его самолет разбился. Как и не смогу выставить Руслана виноватым. Он ведь не бросал ее. Он просто о ней не знает.
– Мама! Мама! – трясет меня дочка, встав на кровать ногами. – Звони ему, мама! Скажи, что я есть! И что я его жду.
Мое дыхание спирает, хочется зажмурить глаза и представить, что меня здесь нет. Мне нужно ей что-то ответить, а я не могу, потому что слезы застилают глаза.
– Я не могу ему позвонить.
– Почему?
Ксюша перестает прыгать и трясти меня, как волшебное деревце, с которого падают яблоки.
– Потому что у меня нет его номера. И я не знаю, где он живет, – опережаю ее. – Наш мир слишком большой, солнышко. Папа ведь даже не в этой стране.
Она заметно поникает, падает попой на подушку и подтягивает коленки к подбородку.
– Он что… никогда-никогда обо мне не узнает? И не придет? Как его зовут, мама? А фамилия? Как у нас с тобой?
Она смотрит на меня из-под опущенных длинных ресничек так, что я чувствую каждую каплю вины, которая, кажется, переполнит чашу и выльется наружу рекой моих слез. Ее тяжелый печальный взгляд становится невыносимым, а когда в глазах появляются слезы и медленно стекают по лицу, я хочу провалиться сквозь землю.
От необходимости отвечать меня освобождает звонок в дверь. Вцепившись в эту возможность, бегу открывать. Там сестра с сыновьями. Они живут этажом ниже и часто приходят к нам просто посидеть. Уже взрослые тринадцатилетние парни заходят в комнату и, как дома, проходят вглубь квартиры. Слышу, как Ксюша визжит. Видимо, Олег или Паша, подхватили ее на руки, и она отвлеклась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сестра заходит следом за сыновьями и проходит на кухню. Я закрываю дверь и, переведя дыхание, следую за ней. Эту квартиру я сняла сразу, как родилась Ксюша, до этого все девять месяцев жила у сестры, подрабатывала тем, что брала заказы на диссертации и докторские, на курсовые и дипломные. Кое-что удалось скопить, и я сняла квартиру, а через три месяца после родов сестра подкинула мне подработку. Через полгода еще одну.
Я снималась для компаний, не так часто, как сестра, но деньги были. Моя фигура позволяла, внешность – тоже. Сестра, конечно, зарабатывала куда больше и была сильно популярней, но она работала моделью более шести лет, да и жила только на эти деньги, а я так… подписала контракт, сходила на несколько фотосессий, получила гонорар и до следующего заказа забыла о вспышках камер.
Я захожу на кухню и предлагаю чай, Соня отказывается и спрашивает:
– Расскажешь, что произошло?
– О чем ты?
– Брось, ты дверь открыла белая, как полотно. Что случилось?
– Ксюша, – я вздыхаю. – Заговорила об отце.
– И что? – искренне удивляется сестра. – Ты не знала, что говорить?
– Я сказала ей правду.
Между нами повисает неловкая пауза. Сестра всегда была сторонником того, чтобы я ничего не говорила дочери об отце. Умер, потерялся, не хочет с ней видеться, она советовала оставить виноватым его, но я не могла.
– Он не виноват, Соня, – оправдываюсь, заламывая руки. – И я сказала, что он о ней не знает.
– Ты подписала себе приговор, мамочка, – рычит сестра. – Выставила бы его уродом и дело в шляпе.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Знаю, – она кивает. – Мудак его отец, а он белый и пушистый, сразу поверил и повелся. Скажи мне, тебе совсем на себя наплевать, поэтому ты решила еще и дочь против себя настроить? А что, зато Русик белый и пушистый.
– Прекрати.
– Не прекращу, – она мотает головой. – Его папашка разрушил твою жизнь, а он, бедненький, обиделся и свалил в закат.
– Он ничего не знает.
– Ну да, конечно.
Она не на шутку заводится, а я пытаюсь взять себя в руки, из которых то и дело все валится. Хочется просто лечь в кровать, укрыться теплым, пушистым одеялом, и ни о чем не думать. Обнять дочку и, как после выписки, вдыхать ее запах и не верить, что я прошла через это.
Я не собираюсь сдаваться и стою на своем даже спустя полчаса Сонькиных доводов. Руслан не виноват, что его отец решил разлучить нас. Так уж сложилось, что ему показалось, будто мы не пара друг другу. Я была преподавательницей Руслана, к тому же, на несколько лет старше, а он – молодым перспективным парнем, который считал своим долгом спасти бедную меня от абьюзера мужа.
Я поверила в сказку, Руслан в то, что будет без проблем. У нас просто не получилось. И не важно, что в нашем расставании виноват только его отец. Я успела забыть и даже простить его, к тому же, у меня есть Ксюша, мне точно не стоит таить обиды.
– Так, в общем, – Соня переводит тему. – Работа есть. Полгода назад неподалеку открыли фирму. Она молодая, но перспективная. Им нужно лицо, – она вдохновляется и начинает рассказывать, а я внимательно слушаю. – Меня они отмели, а вот тебя их рекламщик одобрил, сказал, чтобы ты пришла в пятницу в три. Вот адрес.
Сестра протягивает мне клочок бумаги с адресом и номером телефона.
– Что за компания?
– О, ты такое любишь. Это американская компания, занимается брендовой одеждой известной фирмы L… Слышала о такой?
– Нет.
– Так вот, они единственные на всю Россию открылись у нас. Их уже скупают в ажиотаже, но им нужно лицо. Обещают нереальный гонорар. Ты сможешь выкупить эту квартиру и еще останется, представляешь?
Я задерживаю дыхание. С момента переезда в эту просторную двушку, я влюбилась в нее. Двухкомнатная, большая, в тихом спальном районе, недалеко от центра, да еще и в доме, где живет сестра, которая поддержала меня в трудную минуту. Съем тоже кусался, но вначале мне помогала Соня, а после я потихоньку начала справляться сама. Ипотеку мне, матери-одиночке с нестабильной непостоянной зарплатой, не давали, и я копила.