Армейские будни
рассказы
Виктор Елисеевич Дьяков
© Виктор Елисеевич Дьяков, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пока не выстрелило ружье
В то утро первый взвод вставал за час до общеполкового подъёма в 5.00. Дневальный, сдерживая позывы к зевоте после нелегко ему давшегося ночного бдения, подошёл к койке заместителя командира взвода Кухарчука и осторожно, с некоторой опаской потряс его за плечо:
– Товарищ старший сержант… подъём…
Кухарчук проснулся мгновенно, будто и не спал, поднял к глазам руку с часами – всё правильно, его будили, как и положено, за четверть часа до личного состава.
– Иди Алхимина толкай, да без нежностей с ним, – дал команду Кухарчук дневальному.
– Есть, – с готовностью отреагировал тот и поспешил выполнять приказ.
Командира отделения сержанта Алхимина разбудить оказалось и в самом деле совсем непросто. Как ни тряс его дневальный, мордастый сержант лишь открывал и тут же вновь закрывал, не выражавшие ни малейшей мысли глаза. В общем, взвод, как это уже не раз случалось, Кухарчуку предстояло поднимать одному…
Это происходило в начале семидесятых годов в учебной воинской части, так называемой «учебке». Отличие «учебок» от прочих частей заключалось в том, что большинство солдат, именуемых курсантами, служили здесь лишь шесть своих первых месяцев, а затем отправлялись в линейные полки. Причём лучшие из них – способные, шустрые, или просто приглянувшиеся командирам – оставлялись и дальше служить здесь же, на должностях инструкторов, или командиров отделений уже следующих призывов. Отсюда и второе отличие – дедовщина в «учебках» была субординационно узаконена: рядовой-курсант всегда «молодой», а сержант по сроку службы всегда старше. Данное обстоятельство, прежде всего, и обеспечивало в таких частях необычно высокий для Советской Армии уровень дисциплины и исполнительности.
Без трёх минут пять Кухарчук, свежевыбритый, умытый, сверкая дембельским набором регалий на выпуклой груди, стоял в расположении своего взвода и ждал.
– Ну что Алхимин… так и не встал? – вполголоса, с заметным недовольством, спросил он у дневального то, что и сам отлично видел. Тот виновато развел руками.
Кухарчук подошёл к койке командира отделения, постоял, и как только его часы показали ровно пять, прямо над Алхиминым протяжно и в то же время приглушённо прокричал:
– Первый взвоод… подъёёём!
Курсанты, скрипя кроватными пружинами, срывались с коек, шлёпали босыми ногами по полу. Синие сатиновые трусы, зелёные линялые майки, едва отросшие на сантиметр-два волосы, не скрывавшие формы черепов – всё казённо, одинаково, некрасиво. Сопение, возня, толкотня в узких проходах между койками, то там, то здесь глухие удары – это падали на паркет ремни, сапоги – спешка, суета, путание в рукавах и штанинах… Впрочем, не все столь комичны и неловки. Ладному, плечистому крепышу Кручинину положенных сорока пяти секунд на процедуру одевания явно много. Самое большее полминуты прошло, а он уже полностью обмундирован и первым обозначил строй. Вслед за ним, застёгивая последние пуговицы, спешили и другие: Стенюшкин, Забродин, Пушкарёв, Каретник… Сержант Алхимин тем временем едва приподнимается на локтях и сонным взглядом непричастно обозревает эту кутерьму.
– Слышь «химик», вставай! Опять «дедушка» за тебя работать должен?!… Дождёшься! – Кухарчук, внимательно следя за действиями взвода, время от времени зло косил глаза на сержанта, наконец, он сильно ударил сапогом по спинке алхиминской кровати. – Вставай, ждать не будем, – и пошел к уже замершему строю.
Да, не повезло Кухарчуку с командирами отделений. Один уже третий месяц из госпиталя не вылезает, второй вот он, сержант Алхимин. По неписаным казарменным законам как оно положено: «лётать», то есть делать всю черновую сержантскую работу, производить подъём, утренний осмотр и всё прочее, должен именно «комод», командир отделения, а не «замок», замкомвзвода. Сколько Кухарчук не бился, не грозил, даже по морде жирной один раз приложился, так и не переборол врождённую особенность Алхимина – долго и тяжело просыпаться. Но Алхимин до призыва успел с отличием окончить сельскохозяйственный техникум и превосходно разбирался в дизельных двигателях и прочих составных частях тракторов – качество очень ценное именно для танковой «учебки». Ведь танк и трактор в некоторой степени братья, хоть и имеют прямо-противоположные назначения. Увы, Кухарчук до Армии ни с какой техникой, кроме велосипеда, не сталкивался, да и тяги к ней не испытывал. Физическая сила, гвардейская внешность и несомненные командирские качества – вот за что сделали его сержантом. Но когда дело доходило до занятий по технической подготовке, тут-то и оказывался необходим мешковатый соня Алхимин.
В отсутствии штатного «комода» Кухарчуку докладывал Кручинин, уже выдвинувшийся в непререкаемого взводного лидера:
– Товарищ старший сержант, первый взвод построен, докладывает курсант Кручинин!
– Вольно! – скомандовал «замок» и неспешно, ощупывая глазами каждого, прошёл вдоль строя.
Обязательного сержантского замечания на этот раз удостоился длинношеей правофланговый с лисьей физиономией, – Так ты Елсуков за два месяца и не научился подшиваться. – Кухарчук поднял руку к воротнику мгновенно побагровевшего курсанта и одним рывком оторвал некрасиво топорщившийся подворотничок. На этом он решил ограничиться – не позволяло время.
– Значит так, слушай задачу, – «замок» покосился на расположение остальных, ещё спавших трёх взводов роты. Шум, производимый первым взводом, вызвал там шевеления и недовольные реплики. Кухарчук заговорил тише. – Даю вам двадцать минут на умывание, сортир, сапоги и всё прочее. Ровно в пять тридцать все стоят внизу, у казармы и скорым маршем отправляемся на полигон. К восьми часам мы должны быть уже там, там же завтракаем и в девять часов начало практических занятий… Вопросы?! – строй не издал ни звука, только скрипнула кровать, наконец-то откинувшего с себя одеяло Алхимина. Кухарчук с нескрываемой неприязнью обернулся. – Доброе утро ваше сиятельство… – В строю послышался смешок, но «замок» тут же повернулся лицом к строю, и опять воцарилась тишина. – И вот что, ходите тише, рота ещё спит, нечего сапогами как слоны… Ррразойдись!
2
В те годы Советская Армия была ещё преимущественно славянской. Резкое изменение пропорций её национального состава, вызванное огромной разницей в рождаемости между северными и южными советскими нациями, стала ощущаться позднее. Пока же армейское руководство могло позволить себе создавать целые воинские части, в первую очередь элитные и учебные, целиком из призывников славян. А учебно-танковый полк, о котором идёт речь, был укомплектован в основном из близлежащих центрально-русских областей. Так и в первом взводе роты плавающих танков насчитывалось по семь человек ярославских и горьковских, трое москвичей, пара брянских и один курский.
– А ну шире шаг, задние не отставать! – бодро командовал Кухарчук, легко вышагивающий чуть поодаль тяжело шаркающего сапогами взвода. У «замка», конечно, есть основания для хорошего настроения – до дембеля всего ничего, три-четыре месяца. Другое дело бедолаги курсанты, они-то всего два месяца как служат, им до того дембеля ох, сколько ещё каши солдатской сжевать предстоит. Да и сержант Алхимин, тракторный гений, не очень-то весел, хоть и больше года служит – для него эти ранние подъёмы и марши муки адовы. Но что ещё угнетало, это голод… Есть русским солдатам хотелось всегда, с тех самых пор как зародилось на Руси казённое войско, ибо кормили всегда плохо.
Шли сначала по ещё не проснувшемуся утреннему городу, сторонясь поливальных машин, смачивавших асфальт и чахлую придорожную травку, и без того мокрую от росы. Едва вышли за окраину, как Кухарчук властно потребовал:
– Песню… Сулоев, запевай!
Ещё недавно рыхло-полнотелый, но за два месяца так похудевший, что брюки и гимнастёрка болтались на нём как на вешалке, Сулоев, тем не менее, забасил молодцевато:
Прожектор шарит осторожно по пригорку,Остальные тут же подхватили,И ночь от этого нам кажется темней,Который месяц не снимал я гимнастёрки,Который месяц не расстёгивал ремней,
Пели, но веселей от песни не становилось, ибо то, что до завтрака далеко и долго тяготило исподволь. Возникали мысли о полигонной столовой, где их непременно «нажмут», и готовят куда хуже, чем в полковой. Тут еще и сама песня виновата, малоритмичная, которую лишь с большой натяжкой можно причислить к разряду строевых. На пустой желудок редкая песня поднимает настроение, но таковая нашлась. Она возникла без команды, спонтанно, с оглядкой на «замка» (тот промолчал, что означало «добро») и предназначалась не для военного строя:
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/0/6/0/4/5/306045.jpg)