Елена Надежкина
И все это просто Жизнь (сборник)
Жизнь
У каждого из нас бывают в жизни моменты, когда начинаешь задумываться, кто ты в этом мире, для чего пришёл в него и что останется после тебя. Проходит время, забываются имена и дела даже самых великих. А если ты – просто человек?
Но не может так быть, чтобы в этом мире от тебя не осталось ничего. Не может так быть. Ведь ты был, любил и ненавидел, радовался и страдал. В конце концов, у тебя были дети. Но кто вспомнит хоть одно из имён своих предков, живших лет так тысячу – две назад. Разве они не думали, не переживали, не чувствовали так же, как мы?
И, всё-таки мы живём, рождаемся и умираем, любим и ненавидим, страдаем и радуемся. Всё, что останется от нас, наша ДУША на небесах. А пока…
Имя твое Никто.
И был ты Никогда.
И всё, что от тебя осталось, пепел и зола, Пепел и Зола.
Но какой был огонь, какой Огонь. Никакие брандспойты мира не могли его затушить столько лет. Но жаль – этому безумному огню не суждено было расплавить тот лёд, что сковал сверху оболочку, такую огромную и грузную.
Стоило чуть подтаять, как холод мира вновь сковывал её, а жар изнутри рвал, раздирал на части, доводя до бешенства, до закипания мозгов. И иногда эта бурлящая смесь прорывалась сквозь окна души – глаза. И тогда лились из них потоки восторженной влаги, а сердце рвалось наружу безудержными стонами. Так душа пыталась ворваться в мир, по непонятным причинам не принимающий её. От рождения и до смертного одра этот мир с остервенением загонял её внутрь глупого тупого тела. И она мучилась там, горела от безумной тоски одиночества и огромной любви, которую так не принимали люди. Огонь жёг и жёг Душу пока не оставил от неё ничего, кроме золы и пепла. Пепел осыпал волосы, зола забилась в рот и глаза.
О, слепая усталая старость, мудростью своей ты могла бы исправить весь мир, всю вселенную и самого Всевышнего научить любви и терпению к людям. Но ты молчишь и наблюдаешь за всеми сквозь прикрытые глаза. Откричала, отговорила молодость, и зрелостью отцвела и выцвела. И вот ты никто, и уже нигде. Дождями смыта зола и ветрами развеян пепел. Ах, ЖИЗНЬ, для чего ты была?
Свет
1
Густая вязкая тьма не кончалась бесконечно долго. Руки и ноги ныли, глаза ничего не видели, а в мозгу стучала одна только мысль – выйти, выйти на свет. Любой: теплый, холодный, но свет. Хотя, трудно было разобрать, что же такое свет и где он, и куда надо двигаться в этой темноте. Порою вдруг казалось – вот он, невдалеке, все тело напрягалось и ползло, почему-то так медленно, туда, где была надежда. Но, увы. Все вновь погружалось в пугающую черноту, болезненную и безысходную. Тогда вдруг где-то рядом начинал звучать хрипловатый голос:
– Оставь, остановись, здесь же тихо, хорошо. Зачем тебе туда? Там злые люди, там столько проблем, тебе это нужно?
На секунду все становилось безразлично и пусто. Но уже через миг слышался другой голосок, легкий и нежный, как дуновение ветерка:
– Иди, милый, иди! Только не останавливайся, молю тебя.
В душе вновь появлялась ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО – НАДЕЖДА, и он тащил свое истерзанное тело туда, где, по его предчувствию, должен быть свет.
И однажды свет показался. В начале, он был похож на крошечную мигающую звездочку в ночном небе, затем стал расширяться, обжигая каждую клеточку тела белым льющимся теплом. И неясно откуда, стало понятно, что это лампочка, обыкновенная лампочка в матовом плафоне. Где-то с боку появилась тень, она была огромна. Он точно знал, что это была тень, и даже заволновался, когда она закрыла собою весь плафон. Вдруг показалось, что тьма поглощает эту лампочку, как прежде те крошечные пятнышки света, что появлялись в начале. Он попытался смахнуть тень с лампочки, но, почему-то, рук не было:
– Как же так, они же болят, я ведь чувствую, куда же они делись? Ах, они там, в темноте. Какая она жирная и неприятная, как мазута.
Неожиданно тень отодвинулась сама, а рядом появилась другая – больше и выше.
– Зачем они? Что они хотят со мною сделать? Мне страшно, мне холодно, я хочу спрятаться, во тьму. Тьма… Нет, не хочу, вперед, вперед. Я уже вижу свет. Уйдите, уйдите все. Боже, как больно. Ма…
– Уа, уа, уа.
– Ну, мамочка, поздравляю. У вас чудесный богатырь. Смотрите, какие глазищи.
2
– Я люблю тебя, Улька! Как я люблю тебя. А Алешка у нас самый красивый, правда? – Толик нежно прижался к теплому телу жены. К непривычному запаху молока еще примешивался больничный, и это сочетание пьянило и расплывалось в его душе счастьем и гордостью за них, теперь уже троих.
Маленький человечек, по имени Алешка, мирно посапывал в своей первой в жизни кроватке в первую ночь у себя дома. Снилась ему лампочка в матовом плафоне, тот самый свет, от которого начался отсчет времени под названием его ЖИЗНЬ…
Начало
– Ну что, Семён? Жизни конец? – сказал старый Игнашка, присаживаясь рядом с дедом Семёном.
– Да, ни… Начало! – улыбнулся во весь рот дед.
– Это как же?
– Да правнучек по утру народился. Живут Стрельниковы.
Старый Семён в молодости был хорош собой, уж-то бабы сохли. Да и в старости не подкачал. Хоть и седа голова, да волос на пятерых хватит. Спина ровная, что шест прибит. Суховат, правда, стал, и силушки поубавилось. Так и то – до девяноста не так уж много осталось.
Душою добрый дед. Ещё с измальства стеснительным и робким был, Марью свою любил так, что, поди, на земле и любить-то так не умеют. Слышал я как-то от старух здешних, что любовь та и была неземная.
Хоть и красив был Семён, и девок вокруг полно, а пошёл на войну не целованным.
Про войну что говорит? Одно слово-горе. Да вот повезло как-то Семёну, всю её без единого ранения пройти, хотя от пуль и не бегал, медали за храбрость свою имел.
Первый бой он завсегда самый страшный бывает, и помнится всю жизнь до мелочей до самых. Дальше – то ли сердца потом от боли отвердевают, толи так уж человек устроен, ко всему привыкает. А первый и есть первый.
Вот и Семёну досталось. Такая каша была, не приведи Господи. А после боя, тишина – будто оглох.
Ночь настилает свой покров, но нет покоя истерзанным нервам. Лишь под утро задремал Семён, и приснился ему сон странный.
Идёт он по зелёному полю, красотища. На встречу – девушка, глаза подняла – обомлел, не видал синевы такой. Девушка за руку его взяла и говорит:
– Ты, Семушка, – побереги себя. Много Стрельниковых впереди, да ты им всем начало.
И исчезло всё, вновь воспалённый мозг бой вспомнил. Открыл Семён глаза и понять не может – толи сон, то ли видение. Только с того дня глаза эти синие из памяти не шли. Видел Семён во сне ту девушку ещё несколько раз, даже знал, что Марьей зовут. А вот, кто такая, откуда? На яву не видал её ни разу.
И войне когда-то конец приходит. Вернулся Семён домой, да как все – за работу. Отец с матерью не нарадуются, одно беда – не женится сын. Они ему и намекали, и впрямую говорили, а он одно – про какую-то Марью твердит. Да где же её взять? Уже и от младших детей внуков дождались Иван с Прасковьей, а старший всё один.
Как-то раз наградили Семёна путёвкой в санаторий. Обычно не любивший отлучаться из дома, он засуетился, засобирался, словно чувствовал, что за судьбой своей едет. Санаторий находился в красивом большом селе Первобойном. От чего дали селу такое название даже краеведы не знали. Но места были хороши.
Автобус легко подкатил к главному входу старинного особняка. Пассажиры, измученные жарой, лениво поднимались по широкой лестнице, таща свои чемоданишки. За стеклянными дверями их ждала прохлада. Регистраторша, молодая статная женщина, быстро рассадила вновь прибывших на мягкие диванчики и занялась оформлением документов. Семён посмотрел в окно, в раскинувшемся парке прогуливались отдыхающие. Вдруг его внимание привлекла едва видневшаяся фигура в конце аллеи. Сердце бешено забилось, застучало, что-то давно знакомое и родное было в ней. Семён привстал, потом, как-то вдруг, выбежал на улицу и понёсся по аллее туда, где на встречу ему шла она – Марья. Девушка была всё ближе и ближе, и уже синева её глаз разливалась повсюду.
Семён остановился так же внезапно, как и побежал. Бешеная радость сменилась вдруг неожиданным страхом.
Перед ним стояло удивительное синеглазое существо лет семнадцати. Боль пронзила сердце Семёна. Он стоял, так и не решаясь что-либо сказать. Несколько минут они смотрели друг на друга растерянно. Опомнившись, девушка быстро пошла прочь, не оглядываясь на странного мужчину.
Два дня Семён не выходил из своего номера, трудно сказать, что творилось в его душе. Он нашёл свою Марьюшку, но она так молода, а ему уже тридцать семь, она же ему в дочки годится. Как он подойдёт к ней, да что он ей скажет?
Семён решил немедленно уехать, но Марья держала его крепче всех верёвок. Без неё нет ему больше жизни. А с ней возможно ли?
Наверно, сама судьба вела их друг к другу. Несколько дней Марья гуляла по парку, надеясь встретить того странного мужчину. Ей хотелось обязательно увидеть его. Она тянулась к нему, как травинка к солнышку, ещё не осознавая, что в сердце её родилась «её Величество любовь».