Взяли на «слабо»
Валентину, названному в честь своего деда, сотрудника НИИ и совершившего не одно научное открытие в области прикладной химии, грех было не знать ее — аналитическую, квантовую, коллоидную, физическую, органическую и неорганическую, а также ознакомиться крайне близко с высокомолекулярными соединениями и кристаллохимией, ведь учился он по собственному желанию и завету родителей и учителей на химико-биологическом факультете. Впрочем, если папа на своего Валечку никак не мог нарадоваться, то мама начинала испытывать переживания, свойственные женщинам с половозрелыми сыновьями, которые домой приводят не девочек, а мальчиков, и то только затем, чтоб с пеной у рта спорить о каких-то там полимерах и сушить на подоконнике неведомую обычной учительнице литературы ерунду.
— Мама, аккуратно, это аммоний фосфорнокислый однозамещенный, — пояснил Валик, а та, двигая бумажку с ерундой, чтобы не натекла вода с цветочного поддона, уже не спрашивала, что это и зачем это нужно.
— Валик, я тебя вчера видела с девочкой у остановки, — кося голубым глазом из-за толстого стекла очков, как бы невзначай заметила она. — Почему ты ее домой не позвал? Не стесняйся, Валюш, мы с папой никогда не были против.
— Мам, это Антон был, он с юридического, я с ним в библиотеку шел, — сказал Валик, кося в ответ таким же голубым глазом из-за таких же круглых очков — разве что у него был минус, а не плюс, как у мамы. — Просто волосы распустил.
— А, — только и ответила мама, вспоминая, видимо, задницу Антона с юридического в джинсах-дудочках.
Мама переживала — ее можно было понять, ведь Валик за свои девятнадцать лет ни разу не привел в дом кого-то, у которого бы не болталось ничего между ног. Попросту не тянуло его на девочек. И на мальчиков, и если можно было бы жениться на шкафчиках с редкими реактивами, он бы женился. Ему во сто крат интереснее было полировать предметные стекла для микроскопа и перегонные колбы, пока его сверстники полировали… ну, как говорил тот же Антон с юридического, «фундук» какой-нибудь Олечки-третьекурсницы. Еще он называл предварительные ласки и петтинг «теребонить кукурузку» или «тормошить тыковку».
— Сразу видно, что аграрник! — хмыкал Валик, поправляя съезжающие с переносицы очки. — Хоть и на юридическом.
— Пора бы и тебе уже свой початочек пристроить, — хмыкал в ответ Антон. — Долго будешь целибат нести во благо науки?
Валик пожимал плечами — что он мог ответить? Что о девочках знал только то, что в среднем в их теле содержится шестнадцать килограммов углерода, а кислорода достаточно, чтобы заполнить объем, эквивалентный шести слонам. И кроме того, что водорода в их теле хватит, чтобы заполнить объем, эквивалентный одному синему киту, а азота столько же, сколько содержится в четырехстах литрах мочи… Только вот вряд ли это помогло бы ему снять с кого-нибудь трусы. Да и девочки на Валика не сильно внимание обращали. Да, высокий, симпатичный даже, глазюки небесного цвета умные-преумные, вроде не дрыщ, жилистый просто, не сколиозный, зубы ровные, белые — брекеты сняли перед выпускным. Но, опять же, это не помогло бы снять чьи-то трусики, да и пропуск в них Валик уже приучился ежедневно сбривать, отчего его абсолютно гладкое лицо выглядело моложе и беззащитней.
Девочки смотрели на таких, как Ванька со второго курса — местный красавчик с бицухой, как у физрука, или Серега, внук завкафедрой, типичный сын маминой подруги, или как Макар с турфака — девочки вообще тащились по таким отбитым, это не он первый заметил.
А Валик — он домашний, сентиментальный, любящий пересматривать «Титаник» не затем, чтобы обозвать Розу коровой, которая могла бы подвинуть свою сраку и спасти парня, а чтобы проникнуться вновь самой атмосферой и полюбоваться сценами, и даже та ладошка на запотевшем стекле вызывала какое-то смутное шевеление в душе. Не в штанах, потому что там все было сложно, ведь дрочил Валик не на порно, а на звуки из него, закрывая глаза еще в начале ролика, — заводили его все эти стоны, хлюпающие шлепки, поскрипывания матрасов и страстная возня. Домашний Валик мог искренне сочувствовать Розе, потерявшей любимого, Гарольду Голдфарбу, наркоману, и соседу дяде Мише, которому жена не давала на опохмел и ему приходилось грустить на балконе с кружкой рассола. В учебном процессе и на людях Валик был настоящий долбаный грильяж — карамель алмазной твердости с орехами. С орешками, да, они у него, несмотря на вечные подъебы Макара, цеплявшегося ко всем членам кружка «Менделеевцы», в коем имел счастье состоять Валентин, имелись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Впрочем, от подъебов кавээнщиков и придурков, систематически прогуливающих пары, Валик не слишком страдал. Макар, например, вообще был элементом с переменной валентностью и имел свойство то придираться ко всему подряд, то неделями ходить шелковым, хоть стеклянную палочку о него натирай, тем более в их огромном студгородке всегда легко получалось скрыться из виду или незамеченным просочиться в нужный корпус.
«Менделеевцы» собирались каждый вечер среды в выделенном им студсоветом кабинете медпункта, переоборудованном под мини-лабораторию — тут уже имелась вытяжка и санузел даже не пришлось организовывать. Только притащили вымоленную у декана — ма-а-аленькую — центрифугу, колбонагреватели, выигранные на олимпиаде, а испаритель и дистиллятор отдала сама кафедра без особых истерик, наверное, потому, что бюджет позволил приобрести ей новые.
В научном кружке числилось поначалу пятнадцать человек: десять с факультета Валентина и еще четверо залетных биологов, прискакавших на клич завкафедрой, который сказал, что участие может положительно сказаться на получении зачета.
Пятнадцатым был и оставался Антон с юридического, который приперся из любопытства да так и осел, несмотря на то, что ветром перемен сдуло всех биологов и половину Валиных товарищей. Потому вечера обычно проходили в компании самого Валика, Антона, двух девочек из параллельной группы, крайне ботанистого вида, Маши и Раисы, а также одногруппников — Славы, Димы и Калмыка. Последний был казахом, но кличка прилепилась с первого курса и менять национальность было поздно.
Председателем кружка, конечно, был Валик — лучший студент курса, будущий краснодипломник, и здесь он отдыхал душой и уже сейчас собирал материал опытным путем для своей дипломной по сложным эфирам. По-настоящему интересно было, возможно, ему одному, ведь Антон приходил клеиться к Раисе, девчонки не понимали иногда и половины того, что Валик нес, а одногруппники проебывали последние пары.
В тот вечер Антон, щупающий коленку Раи под столом и мешающий изучению очередного хитровымудренного процесса, вызвал в Валике брожение.
— Антон, если тебе неинтересно, то сиди молча! Не мешай другим.
Антон, которому сегодня не засчитали лабу, находился тоже в брожении, потому ответил вопросом:
— А кому интересно смотреть на очередную фигню? Ну получим мы синий порошок вместо белого, и что? Пользы никакой! Слушай, Хайзенберг, давай ты нам намутишь что-нибудь поинтереснее вот этого вот говна в колбе?
— Например? — вздохнул Валик, готовый выставить всех членов кружка за двери.
— Что-то, что можно сожрать, — сказал Антон, и Калмык поднял голову от столешницы.
— Или выпить, — подсказал он.
Антон хлопнул в ладоши:
— Точно! Ты гений, мой узкоглазый друг, дитя степей. Только не кумыс и не айран!
— Водку? — несмело улыбнулась Маша, и по лицу Антона можно было понять, что он жалеет о том, что выбрал не ее, а ее подругу.
Википедия, в которую он зачем-то полез, сообщила, что в середине тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года Менделеев дошел в своих расчетах удельного веса растворов спирта в воде до трехсот шестидесяти. От водки (оптимальных четырехсот) его отделяло всего сорок, он был на пороге нового открытия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— «Он проникает в тайны водки, установив, как сильно меняются качества водно-спиртовых растворов в зависимости от достижения определенной градусности, и к концу ноября шестьдесят четвертого эти выводы выливаются в диссертацию», — зачитал Антон вслух. — Охуеть, ребята, вот бы мне такую диссертацию! «По мнению Вэ Вэ Похлебкина, Менделеев обнаружил, что сорокаградусный раствор спирта в воде обладает необычными физико-химическими, биохимическими и физиологическими свойствами…» Ха, удивил! Это мы и так знаем.