В. В. Ильин
Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis
Монография
«Ad majorem Julius gloriam
… акт удивления, по-видимому, наступает тогда, когда восприятие вступает в конфликт с достаточно установившимся в нас миром понятий. В тех случаях, когда такой конфликт переживается остро и интенсивно, он в свою очередь оказывает сильное влияние на наш умственный мир. Развитие этого умственного мира представляет собой в известном смысле преодоление чувства удивления – непрерывное бегство от «удивительного», от «чуда».
А. Эйнштейн[битая ссылка] [email protected]
От автора
Не следует говорить мало о том, о чем нужно говорить много. В силу линейности доказательной мысли, обеспечивающей выражаемому обязательность благодаря дискурсивной организации собственного содержания, за форматом рассмотрения остаются фундаментальные предпосылки – исходные начала, основоположения, когнитивные презумпции, пресуппозиции. Взятые в своей предельности, то есть будучи помыслены в терминах «последних, крайних, граничных» условий, пунктов, точек развертывания порождаемых ими динамических морфогенетических прогрессий, рядов, они обретают плоть идейной фигуры «первоисточного абсолютного» с характерной атрибутикой: самодостаточность, самозаконность, самостоятельность, безосновность, безусловность, безразличность, автономность, независимость, непосредственность, всеполагаемость, всепоглощаемость, отрешенность, завершенность, всецелостность, законченность, освобожденность, полнота.
Невзирая на многооттеночность цветовой гаммы философских исканий, в них позволительно выделить некий сплачивающий лейтмотив, каким оказывается охота за «устойчивым и надежным»1. Не нарушая прав истины, со всей определенностью утвердим: ad notam – история философии есть история поиска абсолютов. Подкрепим высказанное многозначительными сентенциями Канта: «… то, что необходимо побуждает нас выходить за пределы опыта и всех явлений, есть безусловное, которое разум необходимо и вполне справедливо ищет в вещах самих по себе в дополнение ко всему обусловленному, требуя, таким образом, законченного ряда условий»2; и Шелера: «У человека нет выбора – формировать или не формировать у себя метафизическую идею и метафизическое чувство, то есть идею о том, что в качестве сущего, которое существует лишь посредством себя… и от которого зависит все иное сущее, лежит в основе мира и самого человека. Сознательно или бессознательно, благодаря собственным усилиям или из традиции – человек всегда необходимо имеет такого рода идею и такое чувство. Выбор у него только в том, иметь ли ему хорошую и разумную или плохую и противную разуму идею абсолютного. Но иметь сферу абсолютного бытия перед своим мыслящим сознанием – это принадлежит к сущности человека и образует вместе с самосознанием, сознанием мира, языком и совестью одну неразрывную структуру»3.
Alia initia fine – всякий конец кладет начало чему-то другому – во избежание regressus ad indifinitum прибегают к испытанному познавательному приему – финализации. В задачу последней входит конкретное указание на завершающую точку схождения ряда условий, знаменующую первоисточное безусловное. Доктрина располагает богатыми традициями как генерации, так и тематизации подобной продуктивной точки. Не имея возможности детализировать ретроспективу, наметим кильватер тока рефлективной мысли, обозначающей крайние линии рассуждений.
Онтология: Лао-цзы (дао); Гераклит, стоики, Филон (логос); Филолай (беспредельное пределополагающее); гностицизм, неоплатонизм, пантеизм (учение о едином); монадология (учение о всеобщей необходимости, исключающей возможности и вынуждающей ситуацию единственно возможного и наилучшего мира); софиология (учение о всеединстве – В. Соловьев, С. и Е. Трубецкие, Флоренский, Булгаков); христология (учение о первом лике Троицы – Боге-отце – изначальном первоначале – вседержителе).
Гносеология: Плотин, Порфирий, Прокл (экстатическое восхождение к сверхбытийному); нативизм, интуитивизм, априоризм, трансцендентализм (проскопия, интроскопия, фанероскопия, ревеляция, дивинация). Здесь же – учение о премудрости божией как опосредствующем начале между богом, миром и человеком, приобщение к которому позволило тому же Булгакову высказать: «Человеческое творчество в знании… хозяйстве… культуре… искусстве софийно»4.
Некий синкресис онтологической и гносеологической платформ поставляют модели эманации, панлогизма (Гегель), активизма (Фихте), самосозерцания абсолюта (Шеллинг), пропитанные пафосом философии тождества.
Оставляя за рамой анализа архаично-мистические, всецело обанкротившиеся перед лицом реальности вариации, оттолкнемся от той интригующей установки Канта, согласно которой «безусловное должно находиться не в вещах, поскольку мы их знаем, (поскольку они нам даны), а в вещах, поскольку мы их не знаем, то есть как в вещах самих по себе»5. На обозрении трансцендентных оснований нашего опыта специализировалась натурфилософская спекуляция в лице трех амбициозных дисциплин: рациональной онтологии (космологии) – всеобъемлющее учение о мире в себе; рациональной психологии (пневматологии) – всеобъемлющее учение о душе в себе; естественной теологии – всеобъемлющее учение о боге в себе.
Компетенции сверхопытной рафинированно отработанной Вольфом априористической метафизики серьезно поколеблены кантовой критической философией, подорвавшей технику спекулятивного умозрения, но не саму принципиальную интенцию на causa finalis, оправдание абсолютного. Можно проблематизировать частные методики внедрения, освоения предельно-безусловно-самодовлеющего, можно сомневаться в специфических возможностях отдельных сценариев укрощать сюжетику запредельного, но лишать в целом ум поисков чего-то несоизмеримого с конечными определениями познавательных устремлений недопустимо. Особенность метода философии как стилистической жанровой канвы формообразования – суть «тоска» по всеохватной мирозначимой сфере.
Верно, человек способен «искусственно вытеснить ясное осознание этой сферы, уцепившись за чувственную оболочку мира: тогда направленность на сферу абсолютного (тем не менее. – В.И.!) сохраняется, сама же сфера остается пустой, лишенной определенного содержания. Но пустым тогда остается и центр духовной личности в человеке, и пустым остается его сердце»6.
Итак, зафиксируем: философия как метасознание, самосознание совокупной плодотворной человеческой самореализации озабочивается введением абсолютов; она предлагает слова, устанавливающие место абсолютного сущего («время», «небо», «святость» и т. п.), которое уточняется последующими словами (вариант подобного уточнения в модусе «частного выражения общими словами» – формы искусства). В противном случае – недостаток самососредоточенности, следствие влияния проходного. Тогда человек, сам того не замечая, заполняет сферу абсолютного «конечными вещами, с которыми он обходится в своей жизни так, «как если бы» они были абсолютными: так могут обходиться с деньгами, нацией, с любимым человеком. Это – фетишизм и идолопоклонничество»7.
Однако же не пристало высокое втискивать в прокрустово ложе низкого; жизнь не поддерживается спряганием недостойного. Впечатления нарочитости преодолеваются критикой. Человек должен научиться двум вещам: «посредством самоанализа осознать своего «идола», занявшего… место абсолютного бытия…»; «разбить вдребезги этого идола, то есть вернуть… чрезмерно обожаемую вещь на ее относительное место в конечном мире»8. Тогда мысль окажется разомкнутой, душевные предвзятости снятыми, странные сближения преодоленными – состояние духа человека позволит ему беспрепятственно открывать смысл абсолютного.
Содержательное измерение философии как искание абсолютного оконтурено, остается оконтурить методическое его измерение: каким способом безусловное, абсолютное постигается?
Традиции философствования указуют на спекулятивное умозрение, падкое на произвольное (беспредметное) конструирование. Пренебрегать метафизикой – вечной проблематикой разума – невозможно, но невозможно (вследствие опыта натурфилософии) и организовывать ее трафаретно негодным способом.
Нащупывая положительную перспективу, сойдемся на том, что аргументы позитивизма, обессмысливающие искания абсолютного, не кладут конец возможности обсуждать проблему. Тем более что многие проблемы и науки, и философии, и культуры позитивистскими методами не обсуждаются.
С позиций эвристической экипировки у человека есть вполне добротные законные средства познания, дабы в строго очерчиваемых границах благочинно осваивать абсолютное. Во всем богатстве духовных символических форм обособим фазисы: