Александр Бушков
Времена звездочетов. Наш грустный массаракш
Глава1
СЛЫШЕН ЗВОН КАНДАЛЬНЫЙ...
Как-никак «Золотая гостиница» располагалась в королевском дворце, притом в главном, а потому при обустройстве дизайн был (на взгляд обычных «долгих ночлежников»[1], попади они сюда каким-то чудом), роскошнее обычных таларских тюрем. Стены выложены коричневым фулайтанским мрамором, пол из дубовых досок, потолок светло-желтый с белой лепниной по углам – вполне в стиле дворцовых коридоров в отведенном для прислуги крыле. Ну, а режим содержания, подумал Сварог с неудовольствием, и вовсе выглядит курортным. Долго не доходили руки, но коли уж подвернулся удобный случай навести порядок...
А в остальном – тюрьма как тюрьма из категории образцовых. В недлинном коридоре – с дюжину дверей с начищенными медными циферками, снабженных внушительными засовами, «кормушками» и «волчками». Единственное отличие – здесь не было по причине малых размеров деления на мужское и женское крыло, а потому в коридоре бдительно несли вахту и коридорный, и коридорная, габаритный мужик и здоровенная бабища.
Все здешние кадры попали сюда из обычных тюрем, получали жалованье втрое больше обычных вертухаев, крайне пыжились перед собратьями по ремеслу: у них, кроме обычных скрещенных ключей на воротниках мундиров и форменных платьев, имелась еще в знак особого положения и королевская корона – хелльстадская, часто использовавшаяся Сварогом в виде символа всех его владений. Своим местом дорожили крайне, даже не из-за денег, а по причине короны, а потому, вопреки потаенным обычаям заурядных тюрем, не оказывали узникам ни малейших поблажек, ничего не передавали ни на волю, ни с воли, какие бы деньги ни сулили. Оказалось, и эти цепные псы делают крупные промашки – но вины на них нет ни малейшей: в очередной раз проявили себя хитроумие и изобретательность Каниллы Дегро...
Смотритель (прежде начальник одной из латеранских тюрем, поседевший на этой службе) шел на полшага впереди Сварога с Интагаром, почтительно повернувшись к ним вполоборота. Его лицо не выражало ничего, кроме обычного служебного рвения – ну конечно, ни о чем не подозревал. Никто не знал, кроме Сварога, Интагара и двух надежных людей из тайной полиции, выступавших в роли простых дворцовых стражников...
Процессия остановилась перед дверью с медной циферкой «три», коридорная привычно нагнулась к волчку и доложила, выпрямившись:
– Лежит. Читает.
Сварог указал подбородком на дверь из темных досок. Отстранив коридорную властным взглядом, смотритель самолично отодвинул хорошо смазанный засов, почтительно распахнул перед Сварогом дверь и вошел третьим, вслед за Интагаром.
Несчастная узница успела отложить какой-то земной роман в аляповатой многоцветной обложке и принять самую что ни на есть соблазнительную позу. Из чистой вредности, разумеется, знала прекрасно, что никого из троицы не проймешь ни обнаженными до крайнего предела приличий великолепными ножками, ни платьицем в обтяжку происхождением с Той Стороны – ну, разве что лишний раз подразнить Интагара, на коего эти платья действовали, как красная тряпка на быка, хотя он никогда не подавал виду.
Не обременяя себя приветствием, Сварог взял книгу, присмотрелся, хмыкнул. Очередное творение укрывшегося за красивым женским псевдонимом студента Ремиденума именовалось «Жемчужина в пыли». На обложке изображена очаровательная девица с безукоризненной затейливой прической, в пышном платье и кандалах, сидевшая на охапке соломы и с тоской в глазах взиравшая на зарешеченное окно – высокое, арковидное, каких в тюрьме отродясь не бывало. Солома выглядела чистейшей и красивой, а приличных размеров кандалы – пластмассовыми, незаметно было, чтобы они доставляли красавице хоть малейшее неудобство. И стена камеры – из красиво уложенных камней. Одним словом, романтическое фуфло, несбыточная мечта любой взаправдашней тюремной сиделицы. Однако успех имеет, даже Яна и Канилла с Томи признавались как-то, что порой эти книжки читают – ради коротания времени, чтобы отвлечься от серьезных сложностей реальной жизни. Да что там, даже Потрошило, великий знаток теневых сторон жизни, «Жемчужину» проглотил и признался, что ждет продолжения. Что уж говорить о юных девицах и сентиментальных дамах, каковые в некоторых отношениях одинаковы, что на земле, что за облаками?
Глядя на пеструю обложку очередного шедевра дамской прозы, Сварог подумал, что следует ввести кое-какие коррективы в начерно набросанный план, вреда не будет, кроме пользы...
Молчание затягивалось – и на лице Каниллы наконец появилось легонькое удивление – еще не знала, что запоролась, но удивлена неожиданным визитом столь представительной делегации. Сварог спросил нейтральным тоном:
– Как самочувствие, заключница[2] номер три?
– Стенаю в узилище, – столь же нейтральным тоном, но, конечно же, с затаенной насмешкой ответила Канилла.
– Жалобы и просьбы есть? – голосом заправского тюремщика поинтересовался Сварог.
– Ни малейших, – заверила Канилла.
– Ну конечно, откуда им взяться... – проворчал Сварог.
Решив не затягивать, подошел к большому, чуть ли не в луард[3] окну, как и полагается в приличной тюрьме, забранному основательной решеткой из прутьев толщиной с палец. Руку еще можно просунуть (и то узкую девичью), а вот голову – шалишь. Присмотрелся к решетке, новенькой, еще не тронутой ржавчиной. Точно знал, что ищет, а потому сразу же усмотрел полосочки толщиной с ячменное зернышко, образовавшие правильный квадрат. Не знал бы, не обратил внимания.
– Итак, господа мои, несложный фокус, – сказал он, не оборачиваясь.
Крепко сжав обеими руками прутья внутри вырезанного квадрата, примерился и с силой рванул на себя. Удалось со второй попытки. Противно скрежетнуло железо, и в руках у Сварога остался квадрат решетки примерно в четверть окна, оставив проем, в который легко мог пролезть человек, особенно молодой, сильный и ловкий. Прислонив решетку к стене, Сварог обернулся и окинул взглядом всех троих. На очаровательном личике Каниллы отразилась досада. Интагар (чьи люди обо всем и донесли) остался невозмутимым. А вот на смотрителя жалко было смотреть: неописуемое изумление, переходящее прямо-таки в ужас.
– В-ваше величество... – буквально пролепетал он, то краснея, то бледнея. – Это что же такое? Побег? Но ведь не похоже...
– Конечно, не похоже, – сказал Сварог. – Это не побег, наоборот, это проникновение в тюрьму снаружи. О таком вы, конечно же, и не слыхивали?
– В жизни не слыхивал, в-ваше... – закивал смотритель, в очередной раз из красного став бледным. – За сорок два года беспорочной службы. И никто не слышал. П-попытками побега никого не удивишь, дело, можно сказать, житейское, но чтобы в тюрьму взялись проникать... Как же это, зачем...
– Сейчас объясню, – менторским тоном сказал Сварог. – У этой молодой особы есть сердечный