Казак-Барский Роман
О любви
Роман Казак-Барский
О любви
От автора
Говорят, к началу конца Великой Державы в стране было... порядка десяти тысяч членов Союза писателей. Целая дивизия!.. Рядовые, унтера, офицеры и Генерал... На идеологическом фронте такое соединение можно бы приравнять к армии, а то и группе армий. Нигде кроме, как...бойцов этих готовили высокопрофессионально, им предоставляли работу, обеспечивали заказами, и за их выполнение жаловали... "Партизаны", которые норовили не как все, наказывались. Дабы не "возникали". Как только рухнула Держава, дивизия особого идеологического назначения распалась, и бойцам бывшей гвардии пришлось выходить из "окружения" группами и поодиночке в полном соответствии со своими талантами.
Поскольку ваш покорный слуга не кормился пером, "партизанил" для себя лично и близких друзей, памятуя слова классика: "... нечего сказать нового людям, - не берись за перо...", то и собралась в моем столе толика упражнений. Кое-что из своей коллекции представляю вам для прочтения и размышления, зачисляя вас в список своих друзей. Но предупреждаю: расистам, нацистам, коммунистам, евангелистам, дарвинистам и детям моложе 16 лет читать сии упражнения небезопасно, ибо чтение и, особливо, размышление чреваты побочными явлениями: несварением, запором, обильным выделением желез внутренней секреции и обострением сексуальной патологии.
Итак, с Богом!
И В СОЧЕЛЬНИК В САМЫЙ, В НОЧЬ
Глубокая чернь ночи медленно просветлялась. Вверху воздушные струи раздвинули тяжелые снежные тучи, и яркие звёзды рассыпались в бездне Вселенной. Здесь внизу, у самой земли, в неподвижном воздухе застыли в пушистой пене молодого снега стройные пирамиды громадных старых елей, кустарник, покатые крутые кровли изб и домов. Был тот час ночи, когда прекращалась людская суета в окрестностях громадного мегаполиса, и земля вокруг на короткое предрассветное время успокаивалась, приобщаясь к тишине Космоса.
Он стоял на крыльце добротной рубленой избы в расстёгнутом хорошо выделанном нагольном полушубке. Широкоплечий, с мощным торсом, большими руками, привыкшими к тяжёлой физической работе, скорее среднего роста, чем высокий. Его череп, украшенный обильным волнистым волосом, сидел на шее античного атлета. Коротко остриженная борода ассирийского царя, рассеченная густыми седыми прядями, идущими от углов рта, обрамляла большой сочный рот. Волосы на голове, заснеженные у висков, густые и черные, с редкими седыми нитями, едва прикрывали крупные уши с вислыми, как петушиная борода, мочками. Мочку левого уха отягощала тусклая, величиной с горошину речная жемчужина. Большой покатый лоб, крупный прямой нос и глубоко сидящие глаза под густыми бровями выдавали в нем человека, рождённого под обильным южным солнцем. Под полушубком у него не было ничего, кроме льняной домотканной нательной рубахи с расстёгнутым воротом, открывающим широкую грудь, где среди редкого курчавого волоса, начинающего уже седеть, покоился крупный, сантиметров в пять, равносторонний кипарисовый нательный крест на грубом шерстяном шнуре. Он жадно вдыхал воздух, и казалось, что его грудь вздымается, как мех в старой кузнице. Он был мужественен и красив той мужской красотой, какая испокон веков влечет женщин. Он смотрел вдаль поверх вершин елей, и его губы медленно шевелились...
- ... Господи, Господи, - шептали его губы, - благодарю Тебя, что Ты меня отправил в эту страну не в очередь... Хоть мог Ты послать моего брата... Тем более, что под его опекой находятся сии необозримые просторы, засыпанные снегом...
По-прежнему червь сомнения не оставляет меня, Господи... Не пришло ли время очистить род людской от дьявольской скверны, выкорчевать Зло вместе с его носителем? Вразуми, Господи...
Позволил себе в неурочный час выйти на связь... Не сочти за лесть, но счёл нужным поздравить Тебя с юбилеем...
- Спасибо, Симон. Я знал, что ты выйдешь на связь. Ты всегда был внимателен, и Я это ценю. Ведь ты с братом Андреем были первыми моими учениками... А твои сомнения... Ну что ж, это даже лучше, чем слепая вера и фанатизм. Кому как не тебе знать, к чему это приводило за два последних тысячелетия?
Ты прав. Андреева это епархия... Он старателен и чадолюбив. В общем, пристрастен. Ты же увидишь всё, что нужно. Критично отнесётся к человечьему действу. Как это было всегда. Нынче в этой земле глубочайший разброд. То рушили храмы и плевали на Мои образа, истребляли друг друга, забыв заповеди Моисея, а теперь стадом ринулись к священникам, не очистив души и не покаявшись в содеянном. Ты мне там нужен. Ты - мой собственный Посол и корреспондент.
Я знаю, хоть и поставил тебя главным ключником при вратах Царства Моего, втайне ты до сих пор не можешь простить Мне, отчего столь важную миссию - предать Меня и отдать в руки врагов Моих Я поручил Иуде бар-Симону из Кариота, а не тебе. Чтобы искупить грехи людские, Создатель предназначил Мне, сыну Своему и людскому, принять мученическую смерть. Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию... Помнишь ли ты эти мои слова? Кто-то из вас, Моих учеников, должен был взять на себя этот великий грех предательства, пожертвовать своим добрым именем. Помнишь, в нашу последнюю вечерю Я объявил вам, что предаст меня тот, кому передам кусок хлеба, омоченный в чаше? И хлеб этот получил из рук Моих Иуда. Сие было условным сигналом к действу. И Моё напутствие сделать это было желанием Создателя, Отца Моего. Но вы этого не поняли. Ибо в глубине души у вас ещё теплилось сомнение... Разве не так? Кто как не ты махал мечом, когда пришли люди Каиафы брать меня?.. Молчишь... То-то. Я сделал вас Своими Апостолами, когда уверовали в Меня - Бога, Духа и Сына Божьего, в Мою Миссию, что учение Моё есть продолжение и развитие учения Моисеева.
Иуда пошел на предательство сознательно. Ибо Фанатично верил. Но не выдержал до конца. Слаб оказался. Вернул награду и наложил на себя руки. Усомнился он в последний момент. Показалось ему, что предал на муки невинного человека, не Бога. За что и был наказан. Ты бы не смог Меня предать. Ты - сомневающийся. Чем и ценен для Меня. Я ведь тоже подвержен ошибкам. И ты это знаешь. Кто же, как не ты можешь Мне посетовать? Уж сколько мы ошибок наделали... И всё же - не сделали главной - не вмешались. Мы защищаем и отстаиваем Добро, не уничтожая Зло. Ведь если его не будет, кто же укажет на Добро? Прав был Мастер. Помнишь, у него в романе обо Мне Князь Тьмы поучает Моего Посла мытника Левия? Почти всё угадал Мастер. Кроме роли Иуды... Впрочем, не его в том вина... Евангелисты ведь тоже не поняли. От них всё пошло.
Спасибо тебе за поздравление. Более оно уместно Моей Матушке Марии. Нынче Она внимает осанну, звучащую по всему христианскому миру. Ты ведь знаешь, как Она любит Шуберта. Она всегда плачет, когда слушает его вышнюю музыку. И опекает душу его.
Кстати, почему ты, Симон, говоришь о юбилее? Ты же знаешь, у Меня нет и не может быть юбилея. Для смертных это важно. Действительно, нынче исполняется 2000 лет со дня Моего рождения. Ошибся ученый монах Дионисий в вычислениях. Выпил лишнего. Не наказывать же его за это? Почти полторы тысячи лет человеки жили с этим заблуждением - и ничего. Пусть считают, как им хочется. Так нет же. Всегда тебе нужно по делу и без оного усомниться... Однако спасибо и на том... Впрочем, раз ты уж на связи, расскажи о своих впечатлениях.
- Худо, Учитель. Народ хоть и пошел в храм, но, извини, ни хрена не понимает. Ни в службе, ни в молитве. На древнем забытом языке она. В Твоей молитве, Господи, которой Ты нас учил, понятно им только первых два слова "Отче наш...". Спросил у десятка прихожан разного века - что есть "Даждь нам днесь?" - Никто не знал. Нынче здесь многие службы делают так. Называется - опрос общественного мнения. А человецы есть ни что иное, как респонденты. Явно - рука рогатого...
- Ну, ну, не отвлекайся. Пускай зовутся, как хотят. А вот что не понимают... Это худо... Что же, у пастырей голова только для ношения митры?
- Есть грех, Учитель. Всех отличных пастырей постреляли ещё крупняки.
- Какие крупняки?
- Ну эти, как их, большаки. О! Большевики! Прости, Господи. Потом охранники отбирали... В общем, еретики, лжепророки, увлёкшие народ на путь к земному раю. Попирали сомневающихся и Твоих служителей огнем и мечом. А теперь опять - служить Тебе, ежели не отбирают всем Собором, то вырубают топором неугодных. Как отца Александра. Слух пустили - враг де он. Наймит сионизма. Потому как иудейского происхождения. Как мы с Тобой. Надобно бы его к чину Святых угодников представить, Учитель. Ходатайствую. Внуши им.
- Што ж, упорство невежд убьёт их, и беспечность глупцов погубит их... Прав был Соломон. Продолжай, Симон.
- Намедни, Господи, взяли меня на Пушкинской площади. Милицейские. Сунули в воронок. - ""Кажи документ", - говорят. - "А што я нарушил?" спрашиваю. - "Ты похож на лицо кавказской национальности, ибо черен, и, может быть, даже чечен, и собираешься сделать какой-либо терракт", отвечают. Подаю паспорт. Открыл. Харя безграмотная. Лимитчик, что ли. Читает по слогам: "Имя - Симон, отчество - Ионович, фамилия - Камень, национальность - евр., год рождения - первый, пятого тишри, место рождения - гор. Вифсаида, Тверийской обл. О-о! Земеля! Я тоже тверской! А што это у тебя не написано, какой ты есть нации, а только "евр"? Это што, европеец значит?" - "Ага, - говорю, - Только Кавказ - тоже Европа. А вот ты - Азия". - "Но-но! Осторожнее, черножопый! Кто ты есть?" - "Так написано же - евр., значит - еврей!" - "Жид, что ли?" - "Нет, - говорю, - был иудеем, а нынче, уж почти две тысячи лет - христианин. Но - еврей. Вот и крест на мне. Нательный".