Пролог
Эллера поправила тугое колье, огладила корсаж вечернего платья — нежно-голубого, расшитого драгоценными ильрутскими кристаллами. И то и другое не давало сделать вдох, но деваться было некуда — до конца вечера оставалось ещё несколько часов.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто её не видит, она достала из сумочки сигарету и быстро раскурила. Вдохнула дым в четыре быстрых глубоких затяжки и, ещё раз оглядевшись, швырнула окурок в траву.
Вечера, проведённые с Колбертом, давались ей с каждым месяцем всё тяжелей. «На такой работе один месяц — за три», — мрачно подумала она. Окурок тлел на земле, но Эллере уже хотелось ещё.
Крайтон постоянно говорил, что надо бросать курить. «Попробовал бы он сам завязать, когда кругом такое… такая дрянь».
Эллера пригладила светлые волосы, пытаясь помешать ветру трепать их в разные стороны, но успеха не достигла — Колберт любил девушек с роскошными искусственными кудрями.
Снова залезла в сумочку и разочаровано застонала.
Пачка сигарет оказалась пустой. Эллера оглянулась на серебристый бок корабля, слабо отблёскивавший в свете луны. Колберт если и станет её искать, то вряд ли придёт сюда. Посол Гестора мог спать исключительно на шёлковых простынях, а на борту яхты из всех удобств — биотуалет и кондиционер. На то и был расчет. Но вот беда: на яхте не достать и сигарет. Ввоз их на Ноктюрн строго воспрещён Инквизицией, как и ещё тысяча безобидных развлечений, которые позволяли коротать вечера на других, не столь тесно связанных с Ядром мирах. Эта, последняя, пачка по чудесному недоразумению миновала личный досмотр. А если точнее, Эллера просто имела некоторый навык по провозу всяких мелких вещей. Хотя Крайтон и прыгал бы до потолка, узнав, что подопечная рискует почём зря.
Эллера наклонилась, пытаясь подобрать окурок — может, ещё не потух, — и замерла, почуяв движение в траве.
Сигарета стремительно отходила в её сознании на задний план. Рука поползла к бедру в поисках шокера, когда в ночной тишине прошелестел едва слышный шёпот:
— Помоги…
Эллера стиснула зубы и напряжённо вгляделась в темноту. В траве вырисовывались длинные ноги в несуразных кожаных штанах, какие носили разве что в самых отсталых внешних мирах. Рука — крупная, но с тонкими аккуратными пальцами. Пальцы эти скребли по земле, собирая клоки травы и, видимо, пытаясь вырвать её из чернозёма.
Ладонь Эллеры всё-таки добралась до шокера и замерла.
— Кто здесь? — ровным голосом спросила она.
— Помоги… — повторился тихий шёпот в темноте. — Кровь…
По судорожным движениям пальцев Эллера и так догадывалась, что у незнакомца кровь. Но кем он был и как попал на задний двор посольского дворца, куда любого, кроме уроженцев Гестора, пускали только по специальным пропускам?
Эллера судорожно вспоминала.
1
На Ноктюрн они с Колбертом прибыли неделю назад — у мистера «много дел» здесь была очередная миссия в поддержку дипломатии Гестора. Эллера его сопровождала, во-первых, как представитель «Гестор-Таймс» — очень удобное прикрытие для человека, который постоянно вляпывается во всякие истории, лезет на рожон и путешествует по таким местам Галактики, куда в жизни не сунется никто из тех, у кого есть голова на плечах. Ну, а во-вторых, как сотрудник «ОПВЭ» — «Ордена Последних Воинов Эквилибриума» — полудобровольной организации, руководство которой ставило своей целью восстановление единого содружества человечества.
Содружество протянуло ноги вот уже двадцать пять лет как, и большая часть населения новой Конфедерации была уверена, что от Эквилибриума не осталось и тени. Но… Эллера и ещё некоторые её знакомые знали, что это всё-таки не так.
В первые годы после смены режима борьба оставалась довольно острой, но лет через десять благополучно сошла на нет. На сцену галактической политики выходила новая сила — Инквизиция. Раздробленная инфраструктура Галактики постепенно собиралась в новую сеть, и многие из тех, кто упорно стоял за восстановление Содружества, с удовольствием приняли новые веяния.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Потому что им было наплевать на всё, кроме собственного благополучия», — считала Эллера. Вывод был спорным, но Олсон спорные выводы никогда не смущали.
Эллера видела в новой Конфедерации больше десятка проблем, из которых, откровенно говоря, самой малой было отсутствие сигарет. Вращаясь среди посольского корпуса, она слишком хорошо знала, что у этих людей на уме, чтобы поверить в святые принципы Очищающего Звёздного Пламени. Не говоря уже о том, что ей казалась абсурдной сама идея собирать содружество космических планет на основе древних предрассудков.
Эллера была рационалисткой до мозга костей — по крайней мере, считала себя таковой. И любые апелляции к разного рода духам Звёзд, Ветров и Врат заставляли волосы у неё на голове шевелиться.
Путешествие на Ноктюрн с самого начала казалось ей не слишком сложным — обычная наблюдательная миссия при человеке, с которым она работала уже не в первый раз. В свете считалось, что у них с Венсеном Колбертом вялотекущий, но долгоиграющий роман, который позволяет обоим партнерам время от времени развлекаться на стороне.
Колберт был Эллерой искренне увлечён. Олсон тоже испытывала к Колберту некоторый интерес — сильный харизматичный мужчина сорока лет, тот как магнит притягивал к себе разного рода легкомысленных девиц. Наверное, потому Колберт и выбрал её — Эллера была в меру легкомысленна, но ни за кем не бегала и предпочитала смотреть на конкуренцию свысока. К тому же по праву считалась одним из красивейших агентов в своём выпуске. Миссии с подобным прикрытием ей, тем не менее, доставались редко — Эллера их не любила и имела достаточно других талантов, чтобы избежать судьбы вечной приманки в медовых ловушках.
Считалось, что Колберт — большая и довольно богатая шишка, но, откровенно говоря, ОПВЭ никогда не интересовал сам посол Гестора. Задачей Эллеры было выйти на контакт с руководством Инквизиции, о котором никто толком ничего не знал. Великий Инквизитор появлялся на людях в изукрашенных золотом нарядах, профессионально играл на камеру, но даже во время съёмок лицо его скрывала маска. Тайной оставалась не только его личность, но и более серьёзные вещи — например, в какой степени политика Инквизиции зависит лично от него, а в какой является плодом закулисных интриг и результатом работы тайных конклавов. «Двадцать лет, а мы до сих пор не знаем ничего», — думала Эллера, наблюдая, как Колберт пожимает руки другим послам. На самом деле они не знали точно даже того, сколько именно лет существует Инквизиция. Возникла ли она в один миг или стала пасынком какой-то другой, более старой организации.
Эллера с опаской шагнула вперёд, вглядываясь в лицо того, кто лежал перед ней на траве.
«Красивый, — отметила она про себя. — Колберт ему не чета». Сердце почему-то кольнула боль. Ощущение неправильности той жизни, которой она жила и живёт. Близости чего-то настоящего, кристально чистого, для чего она, возможно, уже не годится, потому что она — это именно она. И там, в десятке метров за спиной, её ждёт зрелый мужчина, с которым она делит постель.
Незнакомец приоткрыл глаза. В зрачках стоял туман.
— Помоги… — одними губами повторил он.
Ровеналь с трудом соображал. Боль затопила сознание. Смутно он понимал, что с раной в плече что-то не так. Иначе его тело не могло бы так онеметь.
Ровеналь смотрел в голубые глаза той, чьё лицо нависало над ним, и впервые в жизни боялся умереть. Умереть, так и не вспомнив имени той, что на него смотрела. Потому что Ровеналем овладело отчётливое чувство, что они уже встречались. Были вместе миллионы лет и должны быть вместе теперь.
«Безумец… — пронеслось в голове, и Ровеналю стало смешно от вороха неуместных чувств, разрывавших его на части. — Сейчас она позовёт охрану… и тебе конец».
Ровеналю ужасно не хотелось просить в третий раз, а голубоглазая, тем временем, стояла и смотрела. И Ровеналь любовался серебристым светом луны, игравшим в её длинных платиновых волосах. «Не бывает таких людей…»