Джон Берли
Уайклифф разрывает паутину
Глава первая
Красивая светловолосая девушка выглядела весьма неуместно в приемной врача — она вся просто лучилась здоровьем.
Об этом подумал старик. Он разглядывал ее, опустив подбородок на изуродованные артритом руки, сжимавшие набалдашник трости. Старик уставился на нее бесцветными, лишенными всякого выражения глазами и вспоминал других девушек с такой же кожей цвета меда, покрытой легким золотистым пушком, девушек пышногрудых, чьи нежные и гладкие щечки цвели румянцем юности, девушек, превратившихся теперь в старух, а то и вовсе уже умерших.
Об этом же подумала женщина. Своей необъятной плотью в цветастом платье она заполнила одно из плетеных кресел; ее пластиковые пакеты с покупками заняли другое. Прижимая толстыми, в кольцах, пальцами кожаную сумочку к животу, она вперилась в девушку маленькими поросячьими глазками.
А эта молодая особа, казалось, не замечала их присутствия; она сидела в фокусе солнечного луча, проникавшего в приемную через высокое окно, и рассеянно листала журнал, при этом часто поглядывая то на свои часики, то на плотно закрытую дверь смотрового кабинета.
— Сам-то доктор в отпуску, — заметил старик.
— Да, знаю, — ответила девушка.
— А подменщик что-то больно медлительный.
— Да.
— Наверное, очень старательный попался. — Старческий смех походил на глухое кудахтанье.
Дама решила, что лед сломан, и сказала:
— Вы ведь дочка Рози Клемо.
Это был не вопрос, а почти обвинение.
— Да.
— Вы вчера бабушку схоронили?
— Да.
— Шикарные получились похороны. Я тоже ходила. Одних цветов сколько… Жаль ее. Хотя теперь-то она отмучилась. Сколько ей было? Восемьдесят или восемьдесят один?
— Восемьдесят.
— Для нее такой исход к лучшему. Столько страданий, прикована к постели… Я-то помню, Элинор преподавала в воскресной школе лет этак сорок тому назад. Мы с вашей несчастной матушкой были в ее классе.
Хильде все это ни о чем не говорило. Среди провинциальных сплетен она родилась и выросла, но они все равно навевали на нее скуку, были лишь безразличным фоном, сродни бормотанию радиоприемника, когда думаешь о чем-то своем. Вот как сейчас.
В окно она могла видеть гавань, блики света, пляшущие на воде. Туда легко можно было бы добросить камень, а кажется, словно это какой-то другой мир, от которого она теперь полностью отрезана.
Один из катеров уже вернулся и покачивался, пришвартованный у рыбачьей пристани. Это Питер Скобл. Он же ушел утром на промысел. Интересно, почему он уже здесь, мимолетно подумала она. Подобные мысли вместе с обрывками прочитанного в журнале скользили по поверхности ее сознания, а в глубине зияла пустота всепоглощающей тревоги. За этой дверью, на листке бумаги…
Дверь кабинета открылась, и из него вышел, зажав в руке рецепт, невысокий сухопарый мужчина в тельняшке. Он сдержанно поздоровался с очередью и удалился.
После этого ожидание стало и вовсе нестерпимым, но вот наконец прозвучало:
— Мисс Хильда Клемо! Заходите, пожалуйста.
Врач, молодой кудрявый блондин в белом халате, стоял на пороге.
Девушка проследовала в кабинет, дверь за ними закрылась.
— Вот ведь нахалка! — бросила вслед дама.
— Но прехорошенькая, — отозвался старик. — Прям не знаю, в кого она уродилась такая. Не в Клемо, это уж точно. Да и Рулы — тоже смотреть особо не на что.
Но женщина зациклилась на своем:
— Знаю, негоже плохо говорить о мертвых, но она вся в мать-покойницу. Та тоже больно нос задирала. И вообще, все Рулы такие, если уж на то пошло. Помню, их батюшка держал лавку на Чёрч-стрит. Деньги брал с покупателей, будто одолженье делал.
— Когда Джимми Клемо овдовел, я был уверен, что он скоро опять женится. В том смысле, что он тогда еще был хоть куда, а этой его дочурке едва четыре или пять исполнилось, — сказав это, старик закашлялся, потом достал смятый носовой платок и сплюнул в него. — Смех, да и только! Я всегда считал, что все женщины Клемо от природы на передок слабы.
— И Эстер тоже? — не без иронии поинтересовалась женщина.
— Эстер! — От изумления старик снова зашелся в кашле. — Скажете тоже, Эстер! Лично я охотнее положил бы с собой в постель мешок обглоданных костей. Да и набожна она слишком для таких дел. Католичка, понимаете ли… — он хихикнул. — Еще бы с такой внешностью не удариться в религию!
На какое-то время воцарилось молчание. Старик уставился невидящим взглядом в окно, а его собеседница принялась изучать плакаты о вреде курения, профилактике СПИДа и гриппа.
Женщина сказала спустя какое-то время:
— Джимми Клемо скоро разбогатеет на своем кемпинге. Говорят, это просто золотое дно.
— Да уж точно — получше будет, чем фермерствовать.
Женщина бросила взгляд на закрытую дверь.
— Однако долго он с ней возится…
— Он ее, извиняюсь за выражение, обследует. Я бы не отказался побыть сейчас на месте этого молодого доктора!
— Ну и развратный же вы старикашка, Вилли Проуз!
В конце концов дверь кабинета снова открылась. Хильда Клемо, не удостоив никого взглядом, прошла через приемную к выходу.
— Мистер Проуз, прошу вас! — провозгласил молодой человек в белом халате.
Портовые сплетницы пристроились рядком на одной из лавочек. Туристы и прочие отдыхающие бесцельно слонялись вокруг гавани, поедая мороженое и гадая, чем бы себя занять в этот день. В дальнем конце пристани она увидела Ральфа Мартина, задумалась на мгновение, потом решила пока с ним не встречаться и свернула в проулок, прежде чем он заметил ее.
Худоба делала ее выше, лицо казалось еще более загорелым в обрамлении волос соломенного оттенка. На ней были джинсы и облегающая сине-зеленая маечка без рукавов с надписью белыми буквами поперек груди: «Прогулочный баркас „Прибой“». Передвигалась она легкими, неспешными шагами молодой и сильной кошки.
Беременность… предродовой период… повивальная бабка… потуги… роды… кормление грудью… Или аборт. Она перебирала эти слова в уме и содрогалась. Даже подобные мысли вызывали отвращение.
Она пошла прочь от гавани через площадь, где располагались основные магазины их городка, а потом узенькой улочкой, где дома распахивали свои двери прямо на мостовую. Незнакомые прохожие оглядывались ей вслед, женщины не без зависти, мужчины с вожделением. Местные с ней здоровались, но она не отвечала на приветствия.
Ей живо припомнилась беременность сестры и рождение племянника: как тошнило Элис по утрам, как мучилась она несварением желудка, ее бочкообразная фигура и несносная раздражительность. Впрочем, не прошло и полгода после родов, а Элис уже вернулась к прежней жизни, бросив младенца на попечение Эстер. Та еще мамаша!.. Да если разобраться, что у Элис за жизнь? Лучше подохнуть, чем докатиться до такой жизни!
— Привет!
Это парень из ее школы, с которым она встречается на занятиях по некоторым предметам. Меньше чем через год им вместе сдавать экзамены за среднюю школу. Юнцу явно хотелось с ней потрепаться, но она отмахнулась от него. Господи, сейчас ли ей думать о глупых экзаменах!..
Она знала, как поступит, почти сразу странным образом смирившись с неизбежным. У нее даже было уже некое подобие плана. Первой, кому она сообщит новость, будет Элис: «Я беременна». Элис скажет Эстер, а уж Эстер придется взять на себя неприятную обязанность ошарашить батюшку. Сама же она расскажет Ральфу Мартину; не уйти от разговора с зятьком Берти; и еще от одного с…
По временам ее охватывало беспокойство, потому что, как ни хотелось ей избежать неприятных последствий, тоненький голосок внутри нашептывал: «Но если, несмотря ни на что, это все-таки случится…» И подсказывал ей голосок вовсе не покорность судьбе.
В одну из своих беспокойных ночей она поняла, что может предсказать, как будет реагировать каждый из них, даже что они будут ей говорить.
За городскими коттеджами располагались куда более внушительные дома с садами, а дальше, где дорога начинала взбираться в гору, с одной стороны тянулось поле, с другой — лес. Городок остался позади.
Неожиданно она поймала себя на том, что улыбается.
Затем меж деревьев открылась прогалина, и она вышла к высокой арке ворот, под верхней перекладиной которых болталась вывеска: «Трегвитенский парк отдыха и туризма. Кемпинг, стоянка для передвижных домиков, гольф, теннис, пляж». От ворот в глубь парка вела выложенная щебнем дорожка; она извивалась меж поросших травой холмов, склоны которых были изрезаны искусственными террасами для парковки домиков на колесах. Их белые крыши едва виднелись за деревьями и кустарником, которые прекрасно маскировали нахальное вторжение машин в естественный ландшафт. Неподалеку и чуть в стороне от въезда возвышался большой каменный дом с коньком на крыше и выступающими карнизами; дом, где она родилась, единственный, который знала она пока в своей жизни. С противоположной стороны от ворот располагалась постройка в стиле швейцарских шале с табличкой, гласившей: «Служба размещения, магазин и кафе. Все справки здесь». Рядом были расставлены столики для любителей поесть на свежем воздухе.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/6/7/1/0/6/167106.jpg)