Тереза Тотен
Взрослые игры
Кену, снова и всегда
* * *
Не заглянете ли в гости? – муху приглашал паук.
Мэри Хауитт
22 марта, вторник
Кейт и Оливия
Обе девушки застыли в неподвижности. Юная блондинка на кровати не шевелилась, потому что не могла, а блондинка в кресле – потому что… ну, кажется, она тоже не могла.
Нарушив тишину, в палату быстрым шагом вошли два врача, сестра и санитар. Взявшись за простыню, они приподняли тело над кроватью, поменяли белье, проверили пульс и частоту сердечных сокращений. Они прослушивали, трогали и светили в невидящие глаза. Потом вытащили длинную цилиндрическую трубку, закрепленную во рту девушки. Зрелище было ужасное.
Тело напряглось, выгнулось, содрогнулось.
Потом палата снова опустела, и девушка в кресле продолжила свое бдение. Она уже перестала ощущать вонь аммиака и латекса. Врачи ничего не говорили ей, и она перестала спрашивать. Девушка, прикованная к постели, была подключена к спутанному клубку трубок и проводов. Они тянулись от ее разбитого тела к нескольким мониторам и стойке для капельниц, походившей на стальное дерево, расцветшее пузырями с жидкостями для внутривенного вливания. Все пикало и гудело, но они обе не слышали этого. За проведенные здесь сорок восемь часов девушка в кресле прерывала свое дежурство, только чтобы сделать несколько шагов, поспать или сходить в туалет. Ее обычно безупречно уложенные светлые волосы теперь слиплись и потемнели от пота, грязи и засохшей крови.
Она сидела у мониторов, завороженная мерцанием разноцветных точек, загадочными графиками и особенно – колебаниями зеленой линии. Зеленая линия была важна. Девушка все это время почти ни разу не пошевелилась, пока детектив Акимото, появившись в дверях, не кашлянул, обращая на себя внимание. Она с трудом подняла на него взгляд.
– Прошу прощения, но мне нужно, чтобы вы на минуту вышли к нам.
Девушка обернулась к подруге: в тех местах, где вытаскивали трубку, губы, казалось, опухли и содранная кожа воспалилась.
Детектив открыл маленький черный блокнот. Несколько раз щелкнул ручкой.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он. Снаружи толклись еще люди. Копы.
– У нас есть несколько вопросов о вашей подруге и о… мистере Маркусе Редкине.
Марк.
Она медленно встала. Комната покачнулась.
– Да, сэр. – Она бросила еще один взгляд на волнистую зеленую линию.
Девушка в постели пришла в себя, по крайней мере – отчасти. Но никто этого не видел. Слова падали из открытого рта, бесшумно скатываясь по простыне на пол.
Но их никто не слышал.
17 сентября, четверг
Кейт
Я не патологическая лгунья и не лгу для того, чтобы поразвлечься. Я лгу лишь потому, что вынуждена. Точнее, я лгала всегда – потому, что всегда была вынуждена. Груз моей лжи не угнетает меня. Так что я в порядке. Вот и все, что можно сказать об этом. Ну, еще и то, что я хочу лучшей жизни. Хотя, постойте, это ложь. Я хочу великолепной жизни.
И вот еще что – меня любят собаки и маленькие дети, так что все как в дурацкой старой поговорке. Чокнутым богатым девчонкам я тоже нравлюсь. Я тот самый друг. Тот, которому говорят: «Как я раньше жила без тебя?» Или: «С тобой так весело и круто». Друг, которому можно поплакаться в жилетку. Я как спасательный круг, но за него приходится платить. Однако я отвлеклась. Люблю это слово: «отвлеклась». Оно звучит довольно пафосно, и его не так просто ввернуть в разговор, как кажется.
Я долго наблюдала за ней.
Первые дни, пока шла охота, я пыталась не ошибиться. До головокружения знакомый ад: куда идти, кто есть кто, как не облажаться в новой школе – и так далее, и тому подобное. Но я умею сосредотачиваться и так, как не каждому по силам. Множество девчонок были изучены и отвергнуты. Слишком правильные, слишком обыкновенные, слишком сдружившиеся или будто отмеченные «поцелуем смерти»[1] – отвергнутые всеми, хотя на первый взгляд они ничем не отличались от прочих. Я чувствую разницу. Прежде чем попасть сюда, я обработала большую часть старших классов в самых лучших частных школах для девочек. Я была стипендиаткой, пансионеркой. Девочкой, которую, уговорив родителей, приглашают домой на выходные и каникулы. У меня было где практиковаться.
Видите, я знаю, какие они на самом деле, девчонки, скрывающиеся под броней из «рендж роверов» и лубутенов. Они должны выделяться. Мой счастливый билет где-то здесь, в этом классе.
И вот в начале второй недели появилась она – натуральная блондинка, богатая и уже достаточно испорченная. Красивая, друзей особо нет, провонявшая лексапро, или паксилом, или еще каким-нибудь антидепрессантом. То же самое можно было сказать о половине школы. Но эта – высший класс. Определенно, нечто. Оливия Мишель Самнер – если здесь не пахнет деньгами, то я не знаю, где пахнет. С ног до головы в шмотках из лучших универмагов Нью-Йорка, стильная и дорогая. Остальные девушки держали дистанцию, даже когда визжали: «С возвращением, Оливия!», «Ты вернулась!», «Вау! Рада тебя видеть!». Но они не были ей подругами. Это было совершенно ясно. Оливия скользила мимо, словно ею кто-то управлял. Здесь определенно что-то скрывалось. Превосходно. У нас с Оливией Самнер был всего один общий урок – углубленный английский – но и этого оказалось достаточно.
Полюбуйся на меня. Смотри внимательно. Выживает сильнейший, детка.
18 сентября, пятница
Оливия
Покачивая головой, Оливия прижимала к уху телефон.
– Нет, папа. Все хорошо. Более чем хорошо, правда. Совсем как ты говорил.
Она расхаживала по модному, утопленному в пол, пространству гостиной. Когда это перестало успокаивать, поднялась в столовую, обошла стол из нержавеющей стали, свернула к библиотеке и, в конце концов, заглянула в каждую из четырех спален, все это время стараясь держаться подальше от кухни, где Анка гремела кастрюлями и проклинала кухонную технику от «Квизинарт».[2]
– За всю неделю ничего не случилось. Правильно, что мы решили не переводиться. – Оливия снова вернулась в гостиную. – Нет, учителя не стали поднимать шум и в лучших традициях Вэйверли дали понять, что сделают все, что будет нужно.
Девушка уже совсем было собралась устроиться в плюшевом низком кресле, как вдруг выпрямилась и опять принялась расхаживать по комнате.
– Ну, как я и предполагала, с углубленным английским будет напряженно, потому что у меня опять мисс Хорнбэк. Слава богу, я уже прочла пьесу Олби и Кормака Маккарти. Но, возможно, мне понадобится репетитор, чтобы закрепиться на уровне заслуженных стипендиатов… Ты не против?
Где же эта книга Маккарти? Девушка вошла к себе в комнату, однако сразу забыла зачем, и снова вышла.
– Нет, на математике и физике я могу отвечать не задумываясь, ты же знаешь. – Теперь она находилась в спальне отца. Гладкий темный дуб и шерстяная обивка разных оттенков серого и бежевого дарили ощущение покоя. Ей это нравилось. Она любила эту комнату. У набросков Модильяни и Караваджо, разместившихся на темно-серых, обтянутых тканью стенах, сияла мягкая маслянисто-золотая подсветка, согревая комнату и создавая ауру безопасности – вроде той, что исходит от ее отца.
– Нет, никуда. Я уже с головой в работе. Понадобятся все выходные, чтобы это разгрести. Да. – Оливия кивнула. – Надо разогнаться.
В остальной части пентхауса главенствовало непостижимое современное бразильское искусство в сочетании с древними китайскими скульптурами. Создавалось впечатление, будто эту коллекцию тщательно собирали, и так оно, конечно, и было. Это сделала жена номер два. Но здесь, в этом раю, ее отец более всего вернулся к искусству традиционному и к самому себе.
– Нет, просто теперь каждую среду. Я говорила тебе вчера. – Девушка почти застонала. – Да, по-прежнему в пять пятнадцать. Слушай, это было предложение доктора Тэмблина. Он настроен более чем оптимистично. – Оливия поймала свое отражение в зеркале и отвернулась. – Конечно, да. Ты в любой момент можешь спросить у него. Я больше не стану отказываться от лекарств. Урок вполне усвоен. – Она стиснула телефон так крепко, что на ладони остался глубокий след. – Обещаю, никогда. Может, хватит об этом? У меня все хорошо, у нас все хорошо. Кроме того, здесь Анка, и она следит за мной как коршун. Так что давай, просто заверши все эти крупные международные сделки, чтобы нам хватило на оплату электричества в нашем дворце. – Оливия улыбалась, но чувствовала, как груз его беспокойства давит на нее.
– Знаешь, – она опустилась на безупречную кровать, но сразу же встала, – все были милы со мной.
Который сейчас час? В животе заурчало. Ни Модильяни, ни вся эта серая обивка больше не успокаивали. Оливия снова принялась расхаживать по дому. В гостиную, потом к окнам от пола до потолка, тянувшимся вдоль всего пентхауса. Вид из окон завораживал: простор Центрального парка и манящие огни далекой «Дакоты»[3] – Нью-Йорк у ее ног. Девушка почувствовала, как тревога постепенно отступает.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/7/4/3/3/7/174337.jpg)