Таня Гусарова
(Gusarova)
Верный пламени
1. Вместо пролога. Печальная история Виллантов и Брекси
Эдвард скрутил листок в трубочку и зачарованно поднёс к камину. Резвое пламя благодарно перескочило на бумагу и принялось точить её на глазах у Эллы. Эдварда стоило остановить, но Элла снова не смогла ему препятствовать — настолько инфернально прекрасным он выглядел, когда любовался пламенем, настолько ярко горели его чёрные и беспокойные глаза.
— Ты знаешь, Элли, на это чудо можно смотреть вечно. Огню не пристало быть прикованным к каминной решётке. У меня руки чешутся выпустить его на свободу и дать бушевать… пока хватит топлива. Он будто шепчет мне — вызволи, вызволи. Но я слишком слаб, чтобы подчиниться ему, а не правилам этого дома.
Несмотря на жаркие забавы, Эллу вдруг проморозило до костей. Она поплотнее закуталась в шаль. Порой Эдвард говорил весьма странные и пугающие вещи. Двоюродный кузен, с которым они по воле родителей помолвились чуть ли не с пелёнок, был ей дороже всего на свете. Гостить в их чудесном доме на Кругодни Элла считала величайшей радостью, но вот эти бесконечные игры с огнём… Эдвард постоянно ходил с волдырями на пальцах, и в поместье, определённо, не было ни одного уголка, где бы он не устроил кострища.
— Огонь мой друг, — чуть смущаясь, объяснял свои причуды Эдвард. — Мне он серьёзного вреда не нанесёт.
Они любили играть вместе, и поэтому волей-неволей Элла тоже становилась преступником-поджигателем. Отчитывали их, не разбираясь, кто чиркнул спичкой, достаточно было самого факта поджога.
— Вы потомки двух влиятельнейших родов королевства! Неужели вам не понятно, насколько это компрометирующие действия! Вам нужно, чтобы в высшем обществе поползли слухи, что дети Виллантов и Брекси с головой не дружат?
Элла понимала. Но Эдвард был её пламенем, которое очаровывало не меньше, чем его — настоящее. Через год родители официально объявили публике об их помолвке. А следующим днём Эдвард Виллант устроил поджог, который в течение ночи не могли потушить все пожарные службы Верреборга. Его родители погибли в том пожаре, и Эдвард остался единственным малолетним владельцем всего состояния Виллантов. Брекси, разумеется, не могли вверить ребёнка воле судеб. Поскольку других близких родственников у Эдварда не было, им пришлось до совершеннолетия стать его опекунами. Элла и скорбела, и радовалась. А Эдвард больше не брал в руки спичек и не подходил к камину. Кажется, он поругался с огнём, ведь тот забрал его родителей…
Элле шел семнадцатый год, и Брекси вовсю готовились к свадьбе. Это были благословенные дни после крушений, и Элла впервые за годы чувствовала себя счастливой, как в детстве. Эдвард теперь был выше неё на голову и шире в плечах — многократно!
«Истинный Виллант! — вздыхали на балах, — безупречные манеры! Какая они прелестная пара!» — и эти слова кружили Элле голову. Она готовилась стать женой не только человека респектабельного, но и возлюбленного! Эдвард же сиял гордостью и был галантен, как никогда. Он вступал в права наследования земель своей фамилии.
Вечер накануне свадьбы вопреки традициям и суевериям они провели вместе. Вспоминали детство и их приключения. Элла деликатно обходила тему гибели родителей Эдварда, а тот будто бы наконец оправился от потери. Он шутил и выглядел таким безмятежным и близким, что, казалось, ближе уже невозможно, но завтра их с Эллой судьбы окончательно соединятся. И они станут самой счастливой четой на свете!
— Элли, а как тебе идея поиграть немного? — предложил Эдвард, беря невесту за руку. Дом уже спал, и лишь они, как двое неразлучных горлиц, всё ворковали у большого окна. — Помнишь, как когда-то? «Иди и найди»!
— Ты имеешь в виду твои шарады со спрятанными предметами? — Она с энтузиазмом подхватила идею.
— Я беру эту вазочку и прячу её, а ты не подглядываешь и идёшь искать! — Эдвард снял фарфоровую безделушку с полки.
— Давай!
По его шагам Элла примерно представляла, куда он отнёс вазочку. Наверняка в подвал или винный погреб, его любимые места для пряток в детстве! Хорошо, что она так хорошо знает Эдварда! Эта задача будет ей на зубок!
— Всё, я спрятал. Иди и найди!
— Иду и найду!
Ради шутки и игры Элла начала смотреть совсем не там, где нужно.
— Так. Пойду-ка я в крыло прислуги…
— Холодно.
— А если ближе к спальне папы и мамы? — Мороз кусает за нос!
Элла рассмеялась. Хитрая улыбка Эдварда сводила её с ума.
— А если спуститься в холл?
— Теплее.
— В растопочную?
— Холоднее.
— А что, если кухня?
— Горячее.
— Может быть, вниз по лестнице?
— Ещё горячее.
— Неужели, погреб?
— Проверь!
Он подал ей светильник. Элла зажгла лампадку и шагнула в темень. Грубый толчок меж лопаток лишил её равновесия. Она поскользнулась и покатилась вниз по лестнице. Лампадка выпала из её рук и, соприкоснувшись с полом, моментально вспыхнула лютым, яростным пожаром. Всё вокруг заполыхало, точно Эллу поглотила преисподняя. Она не смогла понять, почему так быстро схватился огонь. Она сама была объята пламенем и металась по погребу, жутко вереща, пока огонь пожирал её платье и волосы, а затем и кожу. Хлопнула и закрылась дверь, ведущая наружу.
Эдвард Виллант испустил вздох облегчения. Никто в доме не услышал крика Эллы. Потому, что они все были мертвы. Праздничный благодарственный ужин для слуг с нотками подсыпанного яда. И заколотые во сне Брекси. Драгоценное перинденсовое масло он разлил в погребе заранее. Он так долго ждал этого дня. Дня избавления от каминной решётки. Теперь он принадлежал огню, а огонь — ему, и никто в целом мире не мог их остановить.
Эдвард неспешно застегнул дорожный плащ, прихватил спички и ушёл, не оборачиваясь.
2. Об охоте Зальтена на казарок и Люси
Мать говорила, чтобы найти поспевшую казарку, надо обнаружить под кипарисом разбитые яйца…
Огромная пустая корзинка болталась с одного боку, котомка, полная камней, с другого. Люси терпеть не могла добывать дичь, но что же делать, раз к королевскому столу заказали именно жареных на вертеле казарок! Не препираться же с матерью. Один кипарис, другой… и вот, ура, в корнях самого раскидистого — высохшие на солнце, облепленные мухами желтки!
Казарки уже начали нестись, а значит, поспели. Люси вскинула голову, прикрыла ребром ладони глаза, чтобы разглядеть добычу. Да, казарки висели на ветвях и ерошили перья — зрелые и вполне подходящие[1]. Ещё пара дней, отцепят клювы и поминай, как звали! Одна из них потрясла хвостом, и крупное рыжеватое яйцо почти испачкало ржаные волосы Люси, да Иветта успела поймать. Проказница пролетела мимо хозяйки, довольно чавкая — яйца были её слабостью.
— Ив-ви, м-мы сюд-да не д-для т-т… — начала было попытку воззвать к порядку Люси, но бросила это гиблое занятие. Близкие её понимали и без слов. Научились за двадцать-то лет!
Пёстрый якл Иветта расправила хохолок, приземлившись, и склонила морду набок. Облизнула выпуклые глаза чёрным раздвоенным язычком. Люси приложила палец ко рту, вытянула из-за пояса рогатку. Не очень-то радостно, когда на тебя с верхотуры сыплются сбитые птицы, но мамино задание есть задание. Пришлось целиться получше. С дребезжанием кожаной тесьмы Люси выпустила камень, и тот смачно стукнулся о жирное тело висящей на кипарисе казарки. Птица лишь закачалась и выпустила очередное яйцо, обрадовавшее Иви. Люси прикусила губу. Спелая. Надо целиться ближе к клюву, которым дичь держится за ветку. Чуть точнее, совсем немножечко…
— О! Клетчатый Передник! Неужто охотиться вздумала!
— Т-твою!
Зальтен!
Его привычка следить, красться и заставать врасплох непередаваемо бесила! Рыжеватая, вечно всклокоченная башка из кустов и здоровая улыбка, на которой аж солнце бликом отыграло! Люси выставила плечо перед лихацким видом лучшего друга. Бросила камень в котомку. Зальтен отряхнул платье от иголок и приблизился, а точнее, подтанцевал к Люси и приветственно прихватил край остроугольной шляпы.