Ксения Власова
Избушка на костях
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Ксения Власова, 2024
© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024
* * *
Маме,
с любовью.
Я не всегда понимала и принимала те жертвы, на которые ты шла ради меня, но я искренне благодарна за каждую вещь, что ты сделала для моего будущего.
Твоя любовь освещала мне путь даже в кромешной темноте
Пролог
Я знал, что день нашей встречи станет началом моего конца. Каждый час, проведенный с тобой, лишь приближал меня к той черте, за которой нет ничего – только пустота и тьма. И все же, впервые увидев тебя, там, на берегу реки, я сделал решительный шаг навстречу. Меня тянуло к тебе с пугающей силой. Эта сила обожгла огнем легкие, так что дыхание сбилось. Все потеряло смысл, чтобы через мгновение засиять новыми, еще более яркими красками.
Настанет день, и я сгорю в твоем огне, исчезну, не оставив даже пепла. Но до этого мига я буду рядом. Я хочу держать тебя за руку, смотреть в твои глаза, считывать биение твоего сердца, отчаянно рвущегося из груди. Я хочу всей кожей ощущать теплоту твоего дыхания, когда ты склоняешься к моему уху, чтобы прошептать какую-то дерзость. Я хочу слышать твой смех, пугающий птиц на сосновых ветках, разносящийся по густому лесу и оседающий где-то в безоблачной синеве неба.
Я буду рядом, когда ты, подхватив юбки сарафана, решишь перейти измельчавшую после засухи реку. Ее холодные воды будут обжигать твои босые ноги, заставляя шагать быстрее. Я протяну ладонь, чтобы ты ухватилась за нее, когда поскользнешься на гладкой гальке с острыми, обточенными быстрым течением краями.
Я буду рядом, когда ты измажешь губы сладкой земляникой, собранной на полянке за околицей деревни. Я дотронусь до твоего лица и осторожно уберу красный сок, чтобы позже, украдкой, облизать пальцы, еще хранящие тепло твоих губ.
Я буду рядом, когда ты заплутаешь в овраге, покрытом молодой жгучей крапивой, и сорвешь голос, пытаясь докричаться до подружек с лукошками грибов.
Слезы, смех, отчаяние, злость – я все разделю с тобой.
До того момента, пока однажды ты не поймешь, что мое время закончилось.
День моей смерти станет началом твоей жизни.
* * *
В день, когда умерла мама, я встретила его. Тогда я не знала, сколько обжигающей, как раскаленное олово, боли принесет наша встреча. Не догадывалась о том клейме, что останется на душе. Но даже если бы знала, не стала бы ничего менять. Да и не смогла бы. Есть вещи неотвратимые, как солнцеворот.
Матушка, расчесывая мои волосы тяжелым деревянным гребнем, часто говорила, что где-то далеко, за синим горизонтом, и где-то очень близко, буквально на груди за нательной рубашкой, есть то, что понять сложно. А можно лишь принять.
Ее мелодичный голос, похожий на журчание воды в чистом ручье, мягкие руки, пахнущие травами – горечью полыни, холодом мяты, сладостью ромашки, пряностью душицы и чабреца, – нежные, ласковые, как теплый летний ветер, ее касания, когда она вплетала в мою темную косу красную ленту… Все это осталось в памяти отражением в неспокойной воде: за рябью едва угадывались предметы. Смутные образы, далекий шепот прошлого, пахнущая травами темнота.
Но кое-что сохранилось. Куколка из дерева, размером с указательный палец. Перед тем как испустить последний вздох, мама подозвала меня к себе – к печи, на которой она, давясь кашлем, лежала последнюю седмицу.
– Возьми, – тихо сказала матушка. В ее ладони покоилась деревянная куколка. – Носи рядом с сердцем, под рубашкой. Никому не показывай. Береги куколку как зеницу ока, а она сбережет тебя. Раз уж я не смогу…
Кашель – громкий, отчаянный, выворачивающий нутро наизнанку – заставил меня испуганно отпрянуть, а затем заплакать и потянуться к матушке. На ее бледном, покрывшемся испариной лице не было румянца. Ярким пятном выделялись лишь огромные глаза – зеленые, как у меня. Цвет листвы, как говорила матушка. Цвет колдовства – шепотом вторили в деревне.
– Мама, – позвала я, прижавшись к ее плечу, и, не получив ответа, окликнула уже громче: – Мама, матушка!
Тогда дыхание смерти впервые коснулось меня. Мимолетно, лениво, ведь она пришла не за мной. Мне почудился шум крыльев, в приоткрытую дверь залетел ветерок, бросил в лицо горстку листьев и исчез, унося с собой душу мамы.
Боль вгрызлась в сердце, как голодная собака в кость. Перед глазами все поплыло, я рухнула на пол, едва не налетев спиной на лавку у стола. Плохо помню, что было дальше. Вроде вышла во двор, кликнула отца, но вместо него показалась соседка. Наверное, она все поняла по моему лицу, потому что всплеснула руками и что-то крикнула. Я не услышала ни слова: мир звучал глухо, как бывает, когда с разбега прыгаешь в озеро и оказываешься под водой. Меня затопило то же ощущение потерянности и беспомощности: куда двигаться, в какую сторону грести? Что-то внутри меня, до этого лишь разгорающееся, полыхнуло, потребовало выхода, и я вдруг сорвалась с места.
Бежать, пока не начну задыхаться. Бежать, пока ноги еще могут с силой отбивать шаги, словно удары. Бежать, пока ветер не иссушит слезы. Бежать, бежать, бежать!
Я очнулась у реки. Матушка любила это место. На левом берегу она часто собирала травы – от кашля, от ломоты, от дурного сна. На правом стирала одежду. А еще часто бродила между тонкими березами, негромко напевая. И песнь ее напоминала беседу с природой – с деревом, с птицей, свившей гнездо, с промелькнувшим в кустах зайцем. У кустов я, зацепившись подолом за торчавший корень, и упала. Распласталась по земле, ударилась лицом, расцарапала щеку. Но напугало меня другое – легкий треск в районе груди. Там, где под рубашкой покоилась деревянная куколка, подаренная матушкой.
Я, замерев от ужаса, подрагивающей рукой нащупала толстую бечевку, а уже после – подвязанную к ней куколку. Та не раскололась, но чуть треснула. Подтянув колени к груди, я обхватила их и принялась беззвучно выть. Ни один крик не смог бы выплеснуть ту боль, что сейчас, как лютый зверь, терзала меня.
В тот миг я увидела его. Он шагнул на берег, ступая по примятой мною траве.
Я помню тот миг, когда наши взгляды встретились. Мой – потухший, затуманенный слезами, и его – яркий, чуть задумчивый. В глазах темного меда на свету сверкнули желтые искорки. Рыжие, коротко обрубленные волосы отливали медью. На бледном лице с острыми скулами – ни намека на веснушки. Солнце никогда не отмечало его кожу своими поцелуями, словно опасаясь к нему приближаться.
Мне еще предстояло узнать, что не только солнце. Его вид, его манера двигаться, говорить пугали всех, с кем ему доводилось сталкиваться. Он словно нес за пазухой холодок, забирающийся под кожу каждому, кто попадался ему по пути. Но парня это не заботило. Я не сразу поняла: его не интересовал мир вокруг. Для него имело значение лишь одно – я.
Тогда он, заприметив меня – беззвучно плачущую, в разодранном сарафане, с расцарапанной щекой, – лишь склонил голову, будто приветствуя, и двинулся дальше. Но далеко не ушел. Остановился в паре шагов от меня и нагнулся, чтобы собрать мелкие камни. Я знала, что ребятня в деревне меня не любит, а потому сжалась. Он был чужаком, но мог уже прознать про то, как меня кликали ведьминой дочкой. Его семья перебралась к нам недавно, а сам он сегодня впервые вышел из избы: мор, напавший на деревню, не обошел и его. Поговаривали, что он слишком худ, потому не выживет. Я даже имени его не знала, а теперь смотрела на то, как он катает в руке камешки – мелкие, острые, опасные. Я знала, что камни, пущенные в лицо, оставляют самые болезненные следы, долго сходящие царапины, но не стала прикрываться ладонями. Почему-то впервые меня не страшила боль. Возможно, в тот день ее было уже слишком много.
Тишину нарушил глухой плеск воды. Парень стоял на берегу и бросал камешки в реку. Те, громко шлепая по глади, оставляли после себя расходящиеся все дальше по воде круги.
– Твой отец вернулся с поля, – не оборачиваясь, сказал он. – Тебя кличет.
Я кивнула, но губ не разжала. Отца я почти не знала: летом он работал от зари
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/4/4/0/6/8/5/440685.jpg)