Наталья Камбур
Новая партия
Новая партия
– Ну, а если мы создадим для него эти условия?
Тога Главного развевалась на ветру, словно парус. Мысль тяжелым камнем тянула за собой череду других, глубокая морщина разделила переносицу надвое.
Битый час они стояли над обрывом: он, Главный, и его юный собеседник с наивными светлыми глазами и золотистыми кудрями.
Задача никак не решалась. Что бы они не предпринимали, каждый раз все заканчивалось одинаково.
Сначала все шло как по маслу: человечество с радостью принимало перемены и менялось само – росло, развивалось, познавало, открывало. Но потом интерес к жизни постепенно и незаметно угасал. Человечество, несмотря на старания Свыше, будто намерено заносило в другую сторону. И вот уже точно с такой же страстью, с которой оно раньше стремилось к расцвету, люди переключались на самоуничтожение.
"Странно, очень странно, – думал Главный. – Все, что нужно для развития, под рукой: библиотеки с огромными пластами знаний, новые технологии, способности – какие хочешь, было бы желание их наработать. Все дано изначально. Задано. Остается только обеспечить. А развития нет. Что же им еще нужно?"
– Ты никогда не задумывался, почему они ведут себя так иррационально? – переспросил он у своего собеседника. – Отчего они так недальновидны и предпочитают эгоизм? Думают, что могут перехитрить всех и получить больше ложек счастья. Готовы захлебнуться в этом счастье. При этом тщательно следят за его границами, оберегают его от других – кто в коробочках, кто за большими заборами. И никак не поймут, что мешает им оставаться счастливым в одиночку. Счастье – оно-то хоть и бывает личным, частным, но зависит от общего. Один за всех и все за одного.
– Может, мы мудрим, и это путает их? – неуверенно предположил златокудрый юнец.
– Мы? – усмехнулся Главный, – Чтобы запутаться, человечеству мы не нужны. Люди прекрасно справляются сами. У них скоро ничего не останется, кроме собственной пыли.
– И все же, – в запале начал юнец, но сразу осекся, – все же я верю… Верю в них. Они смогут. Возможно, им нужно еще попрактиковаться. Почувствовать глубину своего животного начала, уткнуться лбами в нее, как в стену, и понять, что это тупик. И выход нужно искать совсем не там, и не такими способами.
– А ты жестче, чем я думал, – повернулся вполоборота Главный к своему собеседнику. – Мы проверим твою версию. Заберем у них все, чего они достигли, но оставим тонкий след в памяти о первоначальной причине, о том, что им было доступно когда-то и что они потеряли из-за своих иллюзий.
Юноша недоверчиво посмотрел на Главного. "Все" – это значит все. Апелляции не подлежит.
– А если они не смогут вспомнить об этом?
– Смогут. Не все, конечно, но особо чувствительные обязательно смогут. По ночам спать не будут, забудут про еду и другие земные радости, дышать полной грудью не дадут себе, пока будут игнорировать это воспоминание. Кто-то из них обязательно вспомнит и другим расскажет.
– Но… – робко попытался вмешаться юноша.
– Или ты хочешь закончить игру?
– Нет.
– Что ж, так тому и быть! – утвердил Главный. – К тому же, им повезло. Ведь у них есть союзник – ты. Ты же в них веришь, малыш? Не так ли?
"Так ли – так ли", – вторили словам Главного горы.
Они стояли на вершине. Перед ними открывался великолепный вид – бескрайний захватывающий дух горизонт и тлеющая надежда где-то там, за ним.
"Так ли", – хрустальным переливом журчала внизу река. Ее еле слышный голос приободрил юнца.
– Кидай, – приказал Главный, указывая взглядом на игральные кости. – Начнем новую партию.
Друг для Софи
1
Тишина. Блаженная. Чистая. Пронзительная. Тонкая и беспредельная. Нечеловеческая. Там, где есть человек, сегодня такой тишины не найти. На всем побережье Софи знает только два таких места. Но это – особенное. Теплое, как дедушкин свитер. Это было ее секретное место.
Все, кто мог о нем знать, ушли в город еще до Информационной войны. Так говорил дедушка. Софи не знала, так ли это на самом деле. Да это было и неважно: в 6 лет счастлив, когда можешь просто обнять того, кого любишь. Софи очень любила дедушку, хоть тот и был редкостным ворчуном.
Она любила прибегать сюда в свободное время. Получить порцию своего тайного счастья, непознанного для большинства, живущих после Информационной войны. Софи не помнит, но дед ей рассказывал, что люди перестали ощущать и замечать, как прекрасен бывает мир. Звуки – громкие, шумные и похожие на раскат грома, или глухие и бесконечно тоскливые – заменили тишину.
Сегодня уже можно было не молчать в общественных местах, но запрет на разговоры, введенный в конце Информационной войны, вошел в привычку.
– Проклятье! Я задал простой вопрос, неужели нельзя ответить? Чего он боится? Что мы с ним сблизимся и начнем мило улыбаться друг другу, здороваться и ходить друг к другу в гости? Не-е-ет, человека не переделать! Он кичится тем, что победил Информационную войну и восстановил справедливость. Чушь! Был человеком со всем человеческим мусором в голове, с ним и умрешь! Это в крови, – ворчал по вечерам дед.
Софи молча обнимала его за плечи.
– А ты чего молчишь? Тоже вздумала играть в эти игры?
2
Нет, она не играла в эти игры. Она слушала.
В их поселке поселилось одиночество. Никто не жил поодиночке, но каждый был одинок, молчалив и мрачен. И это тяжелое молчание издавало странный гул.
Софи казалось, что этот гул всасывал в себя все слова, которые ей хотелось произнести. И только здесь она чувствовала себя самой собой. Плакала, когда хотелось плакать. Кричала, когда хотелось кричать. Смеялась, когда блики солнца были особо приветливы. Грустила, рассказывала закатам о дедушке, о людях, которые молча, словно тени, передвигались по поселку. Мечтала, что однажды она на очередной вопрос деда сможет ему улыбнуться и ответить.
А потом, когда диск солнца начинал краснеть, будто извиняясь за то, что ему приходится оставить ее наедине с миром, Софи садилась у воды и долго-долго смотрела вдаль. Ей нравилось наполняться тишиной.
3
Сегодня было, как всегда. Разве что немного прохладнее, чем обычно. И – немного грустнее. Краски дня таяли, ей пора было возвращаться. И вдруг за спиной она услышала шорох.
– Привет!
Откуда он взялся? Сзади стоял мальчик. Он улыбался во весь рот. Софи насторожилась: мальчик точно был не