Дэвид Хэндлер
Человек, который умер смеясь
Диане, которая просит, чтобы все хорошо закончилось
Ночью и днем есть только ты, Единственный мой, под луной и под солнцем. Из песни Коула Портера
Знаете, я тут думал про этот «розовый бутон»[1], про который вы пытаетесь разузнать. Может, это что-то, что он потерял.
Мистер Бернстайн — репортеру, фильм «Гражданин Кейн»
ГЛАВА 1
Мне снилась Мерили, когда зазвонил телефон. Сон я не запомнил, но лицо горело, и было трудно дышать. Лулу опять устроилась спать у меня на голове — она завела себе такую привычку, когда домовладелец убавил отопление. Я спихнул ее и попытался сфокусировать взгляд на часах возле кровати. Это далось мне с трудом. Я пил бойлермейкеры[2] в «Даблин-Хаус» до половины третьего, а с тех пор прошло… ровно девять минут.
Я снял трубку. Голос на том конце был хрипловатый, с бруклинским выговором. Неужели Единственный?
— Ты круто пишешь, приятель. Очень круто.
Я прокашлялся.
— Вы что, прочли мою книгу?
— Мои ребята читали. Она произвела на них впечатление. Говорят, динамичная и, как там это, актуальная.
— «Ньюсуик» тоже так считает. Это фраза из их рецензии на задней стороне обложки.
— Нам надо поговорить, приятель.
— Охотно. Вот когда прочтете, тогда и поговорим. И больше никогда не звоните мне посреди ночи. Это невежливо.
— Слушай, ты вообще соображаешь, с кем разговариваешь? Я — Санни Дэй! Ты кем себя возомнил — мной?
Я повесил трубку и нырнул обратно под одеяло и Лулу. У меня не так-то много в жизни осталось — только Лулу и моя гордость. Уснул я мгновенно.
В следующий раз я проснулся оттого, что в дверь громко и настойчиво колотили. Сначала показалось, что это стук в висках, но звук шел от двери. Лулу залаяла. Я попытался ее заткнуть — для практически безногого существа лай у нее просто оглушительный, — но она спрыгнула с кровати и вразвалку направилась к двери, не переставая лаять. Я снова всмотрелся в часы. Еще и девяти утра не было.
— Кто там?
— Санни Дэй! — послышалось из-за двери.
Я откопал в куче одежды на стуле шелковый халат.
— Как вам удалось проникнуть в здание?
— Вик умеет обращаться с замками!
— Кто такой Вик?
— Давай, Стюарт, открывай уже!
Я открыл, и за дверью действительно оказался Санни Дэй. Очень странное ощущение — увидеть вживую человека, знакомого еще с детсадовского возраста. Он выглядел в точности как на экране, только как бы усиленный — еще меньше ростом, еще толще, морщины на лбу глубже, черные брови гуще, нос больше. Санни уже перевалило за шестьдесят, но волосы он по-прежнему зачесывал назад и красил в черный цвет. Похоже, волосы на груди он тоже красил, в чем можно было убедиться воочию благодаря распахнутой шубе и расстегнутой до пупа красной шелковой рубашке. Загорелый и бодрый, он явно недавно побрился и пах одеколоном и тальком. Он протянул ухоженную руку. Я ее пожал. Рукопожатие оказалось чертовски крепкое, не то что у меня.
За его спиной возвышался блондин лет сорока в коротком приталенном пальто, с пробивающейся лысиной и длинным шрамом на подбородке. Ростом, наверное, метра два и весом за сотню килограммов.
— Это Вик Эрли, — сказал Санни.
Вик сухо кивнул.
— Вы вообще спите когда-нибудь? — поинтересовался я, стоя в дверях и дрожа от холода.
— Может, впустишь? — спросил Санни.
Я впустил их в квартиру, и в моей крошечной гостиной сразу стало очень тесно. Лулу залилась яростным лаем и тут же спряталась под письменный стол.
— Ну ты молодец, Лулу, — сказал я ей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Санни окинул взглядом скудную меблировку, ворохи газет, пыль, пивные бутылки, раковину со стопкой грязных тарелок и капающим краном, видневшуюся в проеме двери.
— Что здесь у нас, сцена «бедность не порок»?
Вик засмеялся.
Я пошел в кухню, разболтал в стакане с холодной водой две ложки растворимого кофе с горкой и влил в себя вместе с тремя таблетками обезболивающего. Потом я бодро улыбнулся.
— Начинайте день с плотного завтрака.
Санни оскалился в ответ, откопал в кармане коробочку мятных драже «Сен-сен» и сунул два в рот.
— Одевайся, — скомандовал он. — Вылетаем через час.
— Куца вылетаем?
— В Лос-Анджелес. У меня в поместье отдельный гостевой домик, живи там сколько хочешь.
— Погодите-ка…
— Ив темпе, а то…
— Стоп! О чем вообще разговор?
— Я тебя выбрал, — сказал он. — Ты подходишь.
Я плюхнулся на тахту и потер глаза.
— Сказал своим ребятам, они все сделают. Какие условия ты хочешь — такие и получишь. Дело сделано.
— По-моему, вы не поняли, — медленно произнес я. — Ничего не сделано. Я возьмусь за вашу книгу, если решу, что мне это интересно, а я пока не решил.
— Ну что я тебе говорил, Вик? — заулыбался Санни. — Ты парень дерзкий. И талантливый. И круто пишешь.
— Да неужели.
— Ужели. После того, как мы вчера поговорили, я взялся за твою книжку. Извини. Не привык работать с нью-йоркскими умниками. Вечно забываю, что вы, ребята, такие… как это сказать? Чувствительные. Ну, в общем, я всю ночь читал. Даже спать не хотелось, так меня захватило. Я с тобой не согласен, конечно, — ну то есть с выводами в конце. Но это ничего. Главное, что история интересная, и у тебя есть стиль, а не просто умные слова.
Даже и добавить нечего.
— Не пробовал продать права на экранизацию? Роль отца классная. Я б ее круто сыграл.
— «Орион» предлагал ее Полу Ньюмену.
— Ну, он тоже кое-что умеет, — весело отозвался Санни.
Вик засмеялся. Ему явно платили в том числе и за это.
— Надо нам с тобой как-нибудь поболтать о литературе, приятель. Я же бросил пить, времени теперь полно. Ты бегать любишь? Мы с Виком каждое утро пять миль пробегаем. Сегодня утром уже пробежались по Центральному парку. Вик когда-то играл в нападении за «Брюинс»[3].
Вик бесстрастно смотрел на меня сверху вниз, но я не трусил, твердо зная, что в честной драке продержусь против него не меньше двух десятых секунды.
Я повернулся к Санни.
— Мы можем поговорить наедине?
Он подергал золотую цепочку, затерявшуюся в зарослях на груди.
— Вик, подожди в лимузине.
Вик вышел. Лулу опять лихорадочно залаяла, не покидая своего убежища под столом.
Санни расчистил место на диванчике и уселся.
— Тебя как лучше называть? Стю?
— Хоги.
— Как Кармайкл?[4]
— Как сэндвич[5].
Он подозрительно прищурился.
— Шутишь?
— Нет.
— Тогда ладно. Никогда не шути с шутниками. Знаешь почему?
— Нет.
— Мы легкоранимые. В душе. Что тебя тревожит, Хоги? Что не так с моим предложением?
— Все так. Просто это как-то внезапно. Мне надо решить, действительно ли я хочу за это браться.
— А чем ты сейчас занят?
— В профессиональном смысле почти ничем. Но придется на несколько месяцев уехать из города, и…
— У тебя туг девушка?
— Сейчас нет.
— Ты, говорят, был женат на Мерили Нэш.
— Да.
Он покачал головой.
— Это тяжело, я знаю. У меня за спиной два распавшихся брака. В глубине души всегда считаешь, что сам виноват.
— Я сам виноват.
— Не будь так строг к себе, парень. Мне врачи в Бетти-Фордовском центре[6] сказали очень важную вещь, я ее накрепко запомнил: вину признай, а стыдом себя не терзай.