Талмуд и интернет
Путешествие между мирами
Роберту и Норме Розен, моим родителям и учителям
Эта книга начинается как элегическое повествование, посвященное памяти моей бабушки, которая скончалась три года назад и которую не интересовали ни Талмуд, ни Интернет. Тем не менее ее жизнь и смерть разбудили во мне нечто заставившее меня обратить свой взор и на темное талмудическое прошлое, и на смутное будущее современных технологий. Работая над этой книгой, я отдавал себе отчет в том, что движет мною именно интерес к сочетанию противоположностей: древней традиции и современного хаоса, сомнения и веры, живого и мертвого, трагедии и надежды. По природе я больше тяготею к литературе, нежели к технике, поэтому моя книга — это, скорее, поэтика Интернета, а не научное исследование. На беседы о Талмуде у меня уходит больше времени, чем на работу в Интернете, но, несмотря на то что мои знания и того и другого, весьма неглубоки, я считаю себя их общим ребенком и в качестве такового записал несколько историй — древних и современных, частных и коллективных, — которые позволяют мне лучше понять унаследованные мною миры.
Глава I
Листайте его, листайте, ибов нем есть все…
Вавилонский Талмуд
Прошло немного времени после смерти моей бабушки, и у меня сломался компьютер, из-за чего я лишился дневника, в котором записывал, как проходили ее последние дни. Я успел переписать на дискеты все остальное — черновики романа, бесчисленные рецензии и эссе, сотни статей, — но дневника у меня не осталось ни в распечатке, ни в виде резервных копий. В этом дневнике, несомненно, отразилась моя неуверенность в том, зачем я его пишу: я фиксировал в нем не только свои ощущения, но и конкретные подробности ее смерти. Я писал, например, как розовел ее указательный палец с приклеенным к нему крохотным датчиком, как через ее волосы с шипением выходил туман из кислородного воротника, как набухало ее лицо, оставаясь морщинистым, словно печеное яблоко, а кожа при этом сохраняла удивительную мягкость. Как мы напевали ей ее любимые песни Гершвина, хотя она уже не могла их слышать. Как появились перебои с дыханием, как ее не стало и как появились медсестры и подвязали ее челюсть кусочком бинта.
Мне было стыдно доверять словам интимную сторону смерти, поэтому я находил утешение в том, что мой дневник как бы существовал и одновременно не существовал. Он находился где-то в пограничной области, подобно моей бабушке, долго лежавшей без сознания. Дневник превратился в то, что в Талмуде называется госес: тело между жизнью и смертью, которое уже не на земле, но еще не на небесах. Но вот мой компьютер сломался, и мне захотелось вернуть свои слова. Теперь я стал скорбеть и по своему дневнику, и по покойной бабушке. Повторная — кибернетическая — потеря напомнила мне о первой и сделала ее окончательной в моем сознании. Подробности ее умирания перестали существовать и в тихой виртуальной реальности — моих слов не стало.
Но так ли это? Друзья, которые разбираются в компьютерах, сказали мне, что в них ничего не исчезает бесследно. Если мне очень нужно вернуть мой дневник, то я могу передать неисправный компьютер специалистам и те восстановят все, что я когда-либо в нем писал. Это осуществимо, хотя и обойдется в немалую сумму.
Мысль о том, что в компьютерах ничто не исчезает бесследно, повторяется довольно часто. Например, мой справочник по Интернету гласит: «Все операции, осуществляемые с помощью цифровых технологий, автоматически документируются, чтобы другие люди или компьютерные системы могли это отыскать». В таком заявлении есть нечто зловещее, но и успокаивающее одновременно.
«Все человечество создано одним автором и составляет один том, — написал однажды Джон Донн в одном из своих самых замечательных произведений. — Когда умирает человек, одна из глав не вырывается из этой книги, а переводится на более совершенный язык. И такая судьба ожидает все главы». Когда моя бабушка умерла, я вспомнил об этих словах и попытался найти их в своем старом, университетских времен, издании Донна, но не смог. Поэтому мне пришлось довольствоваться словами утешения из Псалма 120 —более суровыми, но и более уместными для случая моей бабушки. Однако я не прекращал поиски цитаты из Донна, и она не обманула моих ожиданий:
Господь использует несколько переводчиков: какие-то части книги переводит возраст, какие-то — болезнь, иные — война и даже правосудие. Но в каждомпереводе присутствует рука Господа, и Его же рукавновь переплетет наши рассеянные листы для тойбиблиотеки, где каждый том будет открыт для всех.
В тот момент у меня были только смутные воспоминания о словах Донна, и я решил, что при первой возможности найду этот отрывок в Интернете. До этого я редко пользовался Интернетом, если не считать электронной почты, но я уже знал, что университеты имеют целые коллекции книг на электронных носителях и что любой человек, у которого есть модем, может «скачать» нужный ему текст. Хотя я нередко высказывался о Всемирной паутине довольно цинично, во мне все же жила тайная надежда, что однажды она превратится в виртуальный аналог рая, описанного Джоном Донном.
Был еще один отрывок, который я хотел отыскать, — но не в Интернете, а в Талмуде, который, как и Интернет, представлялся мне земным вариантом божественной библиотеки Джона Донна, тем местом, где можно найти все, если только знаешь, как и где именно искать. Я многократно вспоминал цитату из Талмуда, на которую уже ссылался ранее, — где встречается слово госес — душа, которая ни жива, ни мертва. Мне не давало покоя решение отключить мою бабушку от дыхательного аппарата, несмотря на ее «завещание о жизни»[1] и безнадежность ситуации, поэтому я старался вспомнить беседу законоучителей эпохи Талмуда о том, какими путями дозволено (или не дозволено) идти к смерти обреченному человеку.
В Талмуде есть рассказ о великом рабби, который умирал и превратился в госес, но не мог умереть, потому что вокруг собрались ученики, возносившие молитвы за его здравие, и это отвлекало его душу. Его служанка забралась на крышу дома, в котором умирал рабби, и сбросила на землю глиняный сосуд. Звук разбившегося сосуда отвлек учеников, они на какое-то мгновение перестали молиться, рабби умер, и его душа отправилась в рай. Талмуд утверждает, что и служанке было уготовано хорошее место после смерти.
Мораль этой истории, говорящей о том, что дать человеку спокойно умереть — это благое дело, была для меня утешительной, хотя я знал, что Талмуд не высказывает окончательных суждений касательно завершения жизненного пути, приводя, как обычно, аргументы и контраргументы, а также истории с противоположными выводами. Не говоря уже о том, что Талмуд окончательно сложился в начале шестого века, то есть задолго до того, как появились технические новшества, значительно усложнившие вопросы жизни и смерти. Кроме того, я не был уверен в том, что правильно воспроизводил по памяти эту историю. Не исключено, что я вспоминал ее в том виде, который давал мне утешение, а вовсе не такой, как она была записана в Талмуде. Я не считаю себя знатоком Талмуда и к тому же не доверяю своей памяти, но даже то обстоятельство, что рабби обсуждали этот вопрос, оказалось для меня весьма утешительным.
«Листай его и листай, ибо в нем есть все» — так заявлял мудрец в Талмуде. Мудрец с невероятным именем Бен Баг-Баг цитируется только раз во всем Талмуде, но его слова обрели мифическое звучание. Как древнегреческий змей Уробор заглатывает свой собственный хвост, так и слова Бена Баг-Бага появляются в Талмуде и ссылаются на Талмуд — своего рода самопоглощающееся наблюдение, которое подтверждает истину слов этого талмудического мудреца. Талмуд — это и книга, и не книга, и фраза этого рабби нашла дорогу в Талмуд, поскольку Талмуд в его письменной и устной традициях стремится вобрать в себя окружающий мир, даже объявляя себя неизменным словом Божьим.
Как бы святотатственно это ни звучало, но я не могу отделаться от чувства, что в некоторых отношениях Интернет имеет много общего с Талмудом. Рабби считают, что Талмуд — это ям, то есть море, и, хотя такое «море» не предназначено для поиска в сетевом значении этого слова, нечто большее, чем подобная водная метафора, сближает две эти вербальные вселенные, для которых определяющими факторами являются необъятность и невозможность классификации. Когда великий кодификатор и философ Средневековья Маймонид решил выделить из Талмуда различные истории, фольклор, вопросы права, антропологические рассуждения, толкования Библии и многовековые раввинистические споры по основным религиозным и юридическим проблемам, то тут же прослыл еретиком за то, что посягнул на хаос, который, в определенном смысле, стал символом изобилия, свойственного божественному творению. Со временем Маймонида простили, а его труд Мишне Тора используется как справочное издание для цитирования Талмуда. Получилось так, что Талмуд вобрал в себя то, что призвано было его заменить.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/0/1/7/0/2/201702.jpg)
![ВКОНТАКТЕ Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/uploads/1736508568_vk_compact.webp)