Клиффорд Саймак
Врачеватель вселенной
Он очнулся и очутился в месте, которого никогда прежде не видел. Собственно, мест было два: одно бесплотное, которое то вспыхивало, то снова затухало, другое сумеречное, где из мрака еле уловимо выступали более темные фигуры. Два белых лица вспыхивали вместе с этим местом, и он ощущал запах, который был ему незнаком: затхлый темный дух, какой исходит от глубокой черной воды, слишком застоявшейся и не колеблемой ни единой свежей струей.
А потом это место исчезло, и он снова вернулся в то, другое место, наполненное ослепительным светом, и что-то большое и мраморное высилось перед ним, и виднелась голова мужчины, который сидел чуть выше и позади этого большого и мраморного, так что приходилось задирать голову, чтобы разглядеть его далеко снизу. Как будто человек был очень высоко, а он — очень низко, как будто человек был великан, а он — жалкий карлик.
Губы, расположенные в центре лица человека, шевелились, и он силился уловить хотя бы слово, но слышал лишь тишину, жуткую, звенящую тишину, которая не пускала в это ослепительное место, которая заставляла его чувствовать себя совершенно одиноким, маленьким и ничтожным — слишком жалким и ничтожным, чтобы внимать словам, которые произносил великан. Хотя, похоже, он знал эти слова, знал, что великан не может сказать никаких иных слов, что он должен сказать их, потому что, несмотря на всю свою высоту и все свое величие, он угодил в ту же самую ловушку, что и маленькое ничтожное существо, которое стояло и смотрело на него снизу вверх. Слова были, просто они скрывались за каким-то непостижимым барьером, и если бы он мог проникнуть за этот барьер, то понял бы, что это за слова, даже не слыша их. А понять их было очень важно, ибо они напрямую касались его — по сути, эти слова были о нем, и они определяли всю его жизнь.
Его сознание принялось ощупью искать барьер, чтобы отделить его от слов, и в тот самый миг, когда ему это удалось, ослепительный свет померк, и он снова очутился в колышущемся сумраке.
Белые лица все еще склонялись над ним, только одно из них теперь приблизилось и как будто парило в воздухе — одинокий маленький белый воздушный шар. В темноте тело существа оставалось неразличимым. Если оно вообще было.
— Вы выкарабкаетесь, — произнесло белое лицо. — Вы уже идете на поправку.
— Ну разумеется, выкарабкаюсь, — брюзгливо откликнулся Альден Стрит.
Потому что он был зол на слова, зол на то, что здесь он их слышит, а там, в ослепительном месте — нет; а ведь важны именно те слова, тогда как слова, которые он услышал здесь, не больше чем шелуха.
— Кто сказал, что я не выкарабкаюсь? — спросил Альден Стрит.
Это он был Альденом Стритом, но не только, ибо являл собой не просто имя. Каждый человек, подумал он, это не просто имя. Это много всего сразу.
Он был Альденом Стритом и одновременно чудаковатым сумрачным одиночкой, обитателем большого, высокого, сумрачного дома, который стоял на отшибе над деревней и выходил на болотистую пустошь, протянувшуюся далеко на юг — дальше, много дальше, чем достигал человеческий взгляд. Подлинные размеры болота можно было определить только по карте.
Перед домом располагался просторный двор, а позади простирался сад, на краю которого росло исполинское дерево. Осенью его на несколько быстротечных часов охватывал золотистый пожар, и дерево это хранило в себе нечто неимоверно важное, а он, Альден Стрит, имел какое-то отношение к этой важности.
Он отчаянно попытался вспомнить, в чем заключалась эта неимоверная важность, но не мог — все тонуло в тумане. Когда-то он знал, он помнил это, он жил с этим всю жизнь, с самого детства, но теперь знания больше не было. Оно куда-то подевалось.
Альден яростно цеплялся за него, потому что никак не мог его потерять, снова и снова погружался за ним в темные глубины своего мозга. И, рыская в этих потемках, он вновь вспомнит вкус, тот горький вкус, который ощутил, когда осушил фиал и бросил его об пол.
Он тыкался в темные закоулки своего сознания, разыскивая утраченное, не помня, что это, не имея ни малейшего понятия о том, чем бы это могло быть, но твердо уверенный, что узнает его, как только найдет.
Он искал и не находил. Ибо внезапно очутился не во мраке своей памяти, а опять в том ослепительном месте. И разозлился, что его поиски прервали.
Великан в вышине молчал, хотя Альден видел, что он готов вот-вот заговорить. И самое странное, он был совершенно уверен, что уже видел все это раньше и слышал все то, что великан собирался сказать. Однако, хоть убей, не мог вспомнить ни слова. Он уже был здесь прежде, он знал это, и не один раз, а целых два. Он видел все это, точно снятое на пленку — прошлое повторялось вновь.
— Альден Стрит, — послышался в неизмеримой вышине голос человека,
— встаньте и посмотрите на меня.
Что за глупость, подумал Альден, он ведь и так уже стоит и смотрит на этого человека.
— Вы слышали свидетельские показания, прозвучавшие в этом зале, — сказал человек.
— Слышал, — согласился Альден.
— И что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего.
— То есть вы ничего не отрицаете?
— Я не отрицаю, что все так и было. Но у меня имелись смягчающие обстоятельства.
— Я уверен, что они были, но суд не может их принять.
— Значит, я не могу рассказать…
— Ну конечно можете. Но это ничего не изменит. Закон принимает во внимание лишь совершение преступления. Никаких оправданий быть не может.
— Тогда, полагаю, — подытожил Альден Стрит, — мне нечего вам сказать. Ваша честь, я не стану попусту тратить ваше время.
— Я рад, — сказал судья, — что вы трезво смотрите на вещи. Это все упрощает. Дело закрыто.
— Но вы должны понять, — продолжал Альден Стрит, — что меня нельзя выслать. У меня масса крайне важной работы, и мне необходимо к ней вернуться.
— Вы признаете, — сказал высокий крупный мужчина, — что в течение двадцати четырех часов были больны и самым гнусным образом утаили факт своего заболевания?
— Да, — произнес Альден Стрит.
— Вы признаете, что так и не обратились за лечением, а были задержаны контролером?
Альден не отвечал. Обвинение росло как снежный ком, и отвечать толку не было. Он отчетливо понимал, что это ничего не принесет.
— Кроме того, вы признаете, что не являлись на медосмотр уже восемнадцать месяцев.
— Я был слишком занят.
— Слишком заняты, несмотря на закон, который весьма недвусмысленно гласит, что вы должны проходить медосмотр через каждые шесть месяцев?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)