Виктор Соснора
Лист
"Над Ладогой вечерний звон"…
Над Ладогой вечерний звон.Перемещенье водных глыб.Бездонное свеченье волн.Космические блики рыб.
У туч прозрачный облик скал.Под ними красная кайма.Вне звона различимо, какпоет комар,поет комар!
Мои уключины — аккорджелеза и весла-меча.Плыву и слушаю: какойвечерний звон,вечерний час!
Озерной влаги виражи,и музыкальная капель.Чего жалеть?Я жил, как жил.Я плыл, как плыл.Я пел, как пел.
И не приобретал синиц,небесных журавлей не знал.Афористичность этих птицсмешна.А слава не нужна.
Не нужен юг чужих держав,когда на ветках — в форме цифр,как слезы светлые, дрожатслегка пернатые птенцы.
Когда над Ладогой лучимногообразны, как Сибирь…Когда над родиной звучитвечерний звон моей судьбы.
"Уже не слышит ухо эха"…
Уже не слышит ухо эхапотусторонних песен птиц.И вороны и воробьии улетели и уснули.Уже большие звезды небаиллюминировали ели.Как новогодние игрушкиони висели на ветвях.А маленькие звезды леса,а светлячки за светлячкамимигали, как огни огромныхи вымышленных государств,гдев темноте, как циферблаты,фосфоресцировали очиобыкновенной птицы филин,гдегусеницы, как легенды,распространялись по деревьям,гдена фундаментах стояликапитолийские деревья,как статуи из серебра,гдебабочки на белых крыльяхиграли, как на белых арфах,гдев молодых созвездьях ягодежеминутно развивалисьмолекулы живых существ,гдебелокаменные храмыгрибов стояли с куполамииз драгоценного металла,гдетак мультипликационношли на вечернюю молитвумалюсенькие муравьи,гденад молитвой муравьинойсмеялся спичечный кузнечик,но голос у него был мал,увы,совсем не музыкален.
"Тише, тише"…
Тише, тише,мысли-мыши,кот на крыше —кыш! кыш!Кот-мяукаловит муху —цокотуху,мой малыш!
Тише, тише,мысли-мыши…Кто на крыше?Кыш! кыш!Это бесыплачут в бедныхколыбелях,мой малыш!
Тише, тише,мысли-мыши,боги слышат,мой малыш!Боги этитоже дети,а на светелишь тишь..
"Ты уходишь".
Ты уходишь,как уходят в небо звезды,заблудившиесядети рассвета,ты уходишь,как уходят в небона кораблики похожие птицы.
Что вам в небе?Наша мгла сильнее снега.Наше солнценавсегда слабее сердца.А корабликжуравля на самом деле —небольшоептичье перышко, не больше.
Ты уходишь.Отпускаю, потому чтоопустелисентябри моими журавлями.До свиданья.До бессонных сновидении,до рассвета,заблудившегося в мире.
"Когда на больших бастилиях"…
Когда на больших бастилияхподводного государствамигают, как колебанья,вечерние колокола,когда потемнеет воздух,тогда расставляет моребеспалые перепонкитишины.
И всякая тварь — твореньенебес, океана, суши —тогда, затаив дыханье,опускает птенцов в гнездо.Темнеет корабль корсара,—он гасит огни живые,и парус, как беглый ангел,на перышках убегает.
Что птица? — небесное тельце.Что рыба? — чертеж лекалом.Что звери пустынь? — пушинки.Корабль со своим бушпритом —комарик с невредным жалом,Луна — это капля в море,ни больше ни меньше — каплятишины.
Когда замигает бронзойвечерний колокол моряи восемь веселых лунрасставят свои зеркала —обманывайся, товарищ! —тогда накануне страхаопущенными парусамиразвлекается тишина.
Осень в Михайловском
1
Где готические ели,цепи храбрые хвои,путешествуют по елямдятлы в мантиях Востока.
Там живут живые шишкив деревянных париках,размышляет о дождебелый гриб — Сократ.
Саблезубые собакибегают и лают.Поднимаются у зайцевцарские усы.
По холмам — холодным храмам,как монахини, воронымеханические ходяти вздыхают…
И когда замерзла клюква,и тогда взлетели листья.О Летучие Голландцы,распугали птиц!
Разворачивают парусжуравли — матросы неба,улетают, улетаютна воздушных кораблях.
2
Улетели птицы и листья.Небеса — водяные знаки.По стеклянной теплице ходитцапля в белом, как дева в белом.
Однозвучен огонь. Мигаютмногоглазые канделябры.Ты один. В деревянном домедеревянная тишина.
Улетели пчелы и утки.В небесах — невидимки-бесы.А вчера уползли улиткив сердцевину земного шара.
Ты один в деревянном мире.Черной молнией по бумагепробегает перо воронье,и чернеют черновики.
Пчелы в ульях, улитки в недрах.И у птиц опадают крылья.Перелетные птицы, где вы?Опустели улицы неба.
За стеклянной решеткой ходитцапля в белых, как бал, одеждах,чертит клювом на мглистых стеклахводяные знаки свои.
"И древний диск луны потух"…
И древний диск луны потух.И дискантом поет петух.
Петух — восточный барабан,иерихонская труба.
Я знаю: медленен и нем,рассвет маячит в тишине,большие контуры поэм,я знаю, —в нем, а не во мне.
Я лишь фонарик на корме,я — моментальный инструмент.
Но раз рассвет — не на бедуноет космический петух.
Петух с навозом заодноклюет жемчужное зерно.
В огромном мире, как в порту,корабль зари — поет петух!
"Когда от грохота над морем"…
Когда от грохота над морембледнеют пальцы и лицо,греби, товарищ,— в мире молнийнеобходимо быть гребцом!
Из очарованных песчинокнадежный не забрезжит мыс.Знай: над разнузданной пучинойнадежды нет — и не молись.
Не убедить молитвой море,не выйти из воды сухим.Греби, товарищ, в мире молнийбесстрашный труженик стихий!
"В твоих очах, в твоих снегах"…
В твоих очах, в твоих снегахя, путник бедный, замерзаю.Нет, не напутал я, — солгал.В твоих снегах я твой Сусанин.
В твоих отчаянных снегахгитары белое бренчанье.Я твой солдат, по не слуга,слагатель светлого прощанья.
— Нас океаны зла зальют…О, не грози мне, не грози мне!Я твой солдат, я твой салюточей, как небо, негасимых.
— Каких там, к дьяволу, услад!Мы лишь мелодию сложилипро то, как молодость ушла,которой, может быть, служили.
"Гори, звезда моя, гори!"…