Татьяна ПОЛЯКОВА
ТОНКАЯ ШТУЧКА
* * *
Вечер ничего не обещал. Несколько минут я разглядывала телефон: очень хотелось позвонить сыну. Однако частые звонки могут быть восприняты свекровью как недоверие с моей стороны, да и мальчику не помешает некоторая самостоятельность. Позвоню в субботу, как договорились. Я поставила на плиту чайник и отправилась в ванную, постояла под душем, накинула махровый халат и вернулась в кухню. Заварила чай, нарезала лимон толстыми дольками и с подносом в руках прошла в комнату. Устроилась в кресле, блаженно прихлебывала чай и прислушивалась к детским голосам во дворе. Потом взяла том Шекспира в английском издании и погрузилась в чтение.
Погружение было основательным: Шекспира я любила, и роковые страсти леди Макбет меня необычайно волновали. Когда я подняла голову, часы показывали половину одиннадцатого. Детские голоса за окном стихли, Вера Петровна из восьмой зычно крикнула: «Ленька, быстро домой!» — и стало почти тихо. Я сладко потянулась, косясь на лимон, и решила, что не грех выпить еще чайку. Вот тут и раздался звонок в дверь.
В самом факте, что в дверь звонят в это время, не было ничего необычного, но звонок неожиданно внес беспокойство в мою умиротворенную душу: резкий, не прекращающийся, он вызывал тревогу. Бегом я кинулась к двери, с перепугу забыв спросить «кто?», повернула замок, и тут дверь под чьей-то тяжестью распахнулась так, что я едва успела отскочить в сторону, и в прихожую, странно согнувшись, вошел человек. Вскинул голову с землисто-бледным лицом, сказал отчетливо: «Помоги» — и рухнул на пол. Я слабо охнула. Человек на полу не шевелился.
— Мамочка моя, — взвизгнула я, опасливо выглянула за дверь и торопливо ее захлопнула. А потом затопталась рядом с гостем. — Послушайте, — вконец растерявшись, шептала я. — Вам плохо? Может быть, вы встанете? — Нет, вставать он не собирался. Лежал, подобрав под себя руки, совершенно неподвижно и очень страшно. Я опять тихонько взвизгнула и, замирая от страха, присела рядом. — Вы меня слышите?
Я потянула его за плечо. Это оказалось довольно трудным делом: мужчина был крупный. С третьей попытки мне удалось повернуть его на спину, кожаная куртка распахнулась, на груди, на светло-голубой шелковой рубашке, расползлось огромное кровавое пятно.
— Боже мой, — прошептала я и увидела его лицо: он смотрел на меня широко распахнутыми мертвыми глазами. Вот тут я заорала по-настоящему. В дверь звонили и стучали: «Юля, Юля, что случилось?» — звала Вера Петровна, а я, заходясь в истерике, топала ногами, вопила: «Помогите, вытащите меня отсюда» — и только минут через пять сообразила отпереть замок.
Выскочив из квартиры, я хлопнулась на чьи-то руки, а в себя пришла уже на диване, от боли. Мне делали укол в вену, врач, молоденькая женщина, что-то говорила ласково, а по комнате расхаживали два милиционера. Я пожалела, что очнулась.
* * *
— Вы утверждаете, что никогда его не видели раньше?
— Утверждаю, — кивнула я и потянулась к чаю. Руки противно дрожали, а чай казался безвкусным.
— Значит, не видели. Так. А почему он, по-вашему, пришел именно к вам?
— Потому что у меня первая квартира. Первый этаж, первый подъезд. Все идут. Алкаши за стаканом, электрики за табуреткой, а те, кто номер квартиры любимой девушки запамятовал, — за сведениями.
Бывший муж, он сидел в кресле, криво усмехнулся и кивнул.
— Рядом с подъездом мы обнаружили его машину, пока точно не установлено, где совершено нападение и сколько времени после этого он находился за рулем, но ясно одно: он куда-то хотел доехать, и оказался у вас. Как вы это объясните?
— Никак, — ответила я. Вопросы мне изрядно надоели, в них не было смысла, потому что ответов я не знала.
— Значит, никак?
— Не дави на нее, — вмешался бывший муж. Лейтенант откашлялся и опять обратился ко мне:
— Может быть, вы встречались раньше, подумайте. Может быть, общие знакомые, может быть, он бывал у вас с подругой? Успокойтесь, подумайте.
— Нечего мне думать, — покачала я головой. — Я его никогда не видела, никогда, и понятия не имею, почему он пришел именно ко мне.
Тут зазвонил телефон. Молоденький бойкий милиционер схватил трубку и передал ее лейтенанту.
— Слушаю, — гаркнул тот. Потом пошли «да», «ясно», после чего он поджал губы и с видимым облегчением передал трубку моему бывшему мужу:
— Валерий Николаевич, паренек этот хорошо в Москве известен и по твоему ведомству проходит.
Тут бывший муж гаркнул:
— Что там? — нахмурился, несколько раз бросил «да» почти с равными промежутками, потом повесил трубку и сказал, глядя на меня:
— Да как же это его черт занес в твою квартиру?
Я пожала плечами и заревела.
* * *
Мои отношения с милицией последний год были прохладными, точнее, их не было вовсе. Теперь, с моей точки зрения, они стали чересчур обременительными. У меня было ощущение, что я имею дело со слабоумными: и раздражать опасно, и надоедливы очень, потому следовало набраться терпения и в сотый раз на вопрос «почему?» отвечать «не знаю». Между прочим, тот же вопрос задавала себе я. В самом деле, почему? Проблема была в том, что ответа я не знала…
В конце концов в милиции все-таки утомились и оставили меня в покое. Но покоя в мою душу это не внесло. Изо всех сил я пыталась отнестись к происшедшему философски, утешаясь тем, что время пройдет и все забудется. В четверг мои надежды рухнули, как карточный домик. Я даже не удивилась, что все началось со звонка в дверь.
Я выскочила во двор с мусорным ведром, а вернувшись, увидела в подъезде возле своей двери бритого детину зверского вида, который давил на кнопку моего звонка. Первым побуждением было пройти мимо, и я почти прошла, но он обернулся, взглянул на меня, и под этим взглядом я вдруг брякнула:
— Здрасьте, вы ко мне?
Он внимательно оглядел меня с ног до головы, а я спрятала ведро за спину и по-дурацки улыбнулась.
— Зовут как? — спросил он.
— Юлия Михайловна, — ответила я, напряженно выжидая: хлопнется бритый в мой коридор или на ногах устоит? Как выяснилось, на ногах он стоял крепко, кивнул и сказал:
— Поговорить надо.
Дрожащей рукой я открыла дверь и прошла в кухню, бритый за мной. Вел он себя нахально, заглянул в комнаты, сунул нос в ванную и даже в туалет, потом сказал, стоя спиной ко мне: «Порядок».
— Что? — не поняла я, ответить он забыл. — Послушайте, вы вообще кто? — разозлилась я и замолчала: в квартире появились еще трое.
«Что ж это я на море не уехала, ведь отпуск у меня», — пронеслось в голове. Я разглядывала гостей, а они меня. С моей точки зрения, зрелище было удручающим. Хоть телефон и находится под рукой, но позвонить я вряд ли сумею. Поэтому попыток пошевелиться я не делала, сидела на стуле и их разглядывала.
Все четверо были одеты в джинсы и шелковые рубашки. Тот, что ближе ко мне, сверкал бриллиантом на пальце и цепью на шее. У второго цепь была витой. У третьего толщиной в палец и с крестом граммов пятнадцать весом. У четвертого цепь, как у дворовой собаки, так что странно было, как он голову может держать, а крест украшен бриллиантами — из чего я заключила, что он здесь главный. Как оказалось, я ошиблась: главным был обладатель витой цепочки без креста. Он сел, устроившись с возможными удобствами, на моем диване, закурил и сказал как-то лениво:
— Ну, что, расскажи нам, как все было.
— Что? — с трудом сглотнув слюну, спросила я. Он молчал, и остальные молчали, меня надолго не хватило, я спросила опять:
— Это про покойника, что ли? — кашлянула и сказала обреченно:
— Я уже сто раз рассказывала.
— Расскажи в сто первый, — усмехнулся бритый. Тот, что с витой цепочкой, кивнул типу с бриллиантовым крестом:
— Присмотри, — и тот исчез. Я с томлением посмотрела на все четыре угла моей кухни и вздохнула. Пауза затянулась, никого, кроме меня, это, как видно, не волновало. Я поежилась и спросила:
— А вы кто?
— Гиви, — позвал сидящий напротив меня тип, не вынимая сигареты изо рта. Бритый сделал шаг, схватил меня за шею и ткнул лицом в стол. Я взвыла, он разжал руки, а я стала вытирать кровь из разбитого носа, схватив полотенце, и, не удержавшись, брякнула:
— Псих.
Удар последовал мгновенно, слезы брызнули из глаз, я опять схватила полотенце и уткнулась в него лицом. Спрашивать, кто они, охоты больше не было. Гиви приткнулся возле стола рядом со мной, скрестив на груди здоровенные ручищи. Я поежилась и сказала жалобно:
— Бить меня не обязательно.
Все трое разом усмехнулись.
— Ну? — открыл рот Гиви.
— Что «ну»? — спросила я и торопливо дернулась в сторону. — Не знаю я ничего. Он позвонил в дверь, я открыла, он упал в коридор. Я испугалась, стала звать на помощь. Приехали «скорая» и милиция. Он уже умер. — Я поежилась и добавила:
— Все.
— Все? — спросил тип напротив, глядя мне в глаза, и под этим взглядом я вдруг поняла, что жизнь моя не стоит и копейки. В его глазах я была ничто, даже меньше, чем ничто. Ему ничего не стоило раздавить меня, как таракана или пачку из-под сигарет. Это было так страшно, так чудовищно страшно, что какое-то мгновение я была близка к обмороку. Выдержать его взгляд было почти невозможно, но необходимо, если я хотела жить. Собрав всю волю, я по-собачьи уставилась в его глаза, то и дело моргая. Он перевел взгляд на Гиви, я опасливо на него покосилась и опять уставилась прямо перед собой с максимальной честностью в глазах.