Дмитрий Агалаков
Волжский рубеж
© Агалков Д.В., 2013
© ООО «Издательство «Вече», 2014
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2014
Сайт издательства www.veche.ru
Глава первая
Балканы и Крым
«…Солдаты русские и без особых объяснений ротных командиров могли понять, что такую уйму земли, как в России, могли добыть с бою только войска, которые непобедимы. География учила их истории и вере в себя…»
Сергей Сергеев-Ценский. Севастопольская страда
1
Он помнил сверкающий паркет, сложенный из зеркальных половиц. Никогда он не видел его таким! Стоило полуденному солнцу коснуться его, и пол Петербургского коммерческого училища начинал пылать, хоть закрывай глаза. А все потому, что день был особенный. Еще вчера они, юные пансионеры, с раскрасневшимися лицами натирали щетками эти полы, драили их до седьмого пота, а старший преподаватель Мордвинов, которого они за придирчивость терпеть не могли и за спиной строили ему рожи, стоял над душой и монотонно говорил: «Трите лучше, господа бездельники, лучше трите. – В черном кителе, заложив руки за спину, он грозно посверкивал очочками. – Это вам не экономику учить. Нет-с! Экономику с вас государь император не спросит, нужна она ему сто лет, а вот за полы с господина Дынникова, нашего уважаемого директора, спросит, а он с меня, вашего учителя, ответа потребует. – Мордвинов так и прохаживался надзирателем, пока юноши работали и сопели. – Так что если с меня шкура поползет, то и с вас, господа ученики, тоже шкура поползет. А потому трите лучше, с огоньком, задором, но без сердца. Голова должна быть холодной, как в бою. И не сопеть, не сопеть, господа Курников и Алабин! Не поможет!..» В этот день все коммерческое училище точно перетряхнули, выколотили из него весь хлам и мусор, вычистили щетками и вылизали начисто. Разве что не языками! И потому полы училища, самые обыкновенные паркетные полы, в обычные дни – зашарканные и сероватые, нынче, 10 марта 1840 года, стали зеркальными! А через стекла коридоров и кабинетов так и совсем пролететь можно было – под весеннее солнышко и морозец. И точно так же, целехоньким, возвратиться обратно. Без царапинки!
Да, денек был знаменательный. В училище приехал император Николай Первый, окруженный пышной свитой. Он ходил важно, высоко подняв голову, и смотрел будто бы вверх. Словно трещинки на потолках считал. А на самом деле все видел! По крайней мере так им, пансионерам, казалось. Потому что вроде и глядит вверх, а потом внезапно укажет пальцем на что-нибудь и спросит: «А это откуда? Что такое?» И вот уже кланяется их директор, господин Дынников, и с ангельской улыбкой объясняет: так мол и так, то-то и се-то, оттуда-с и отсюда-с, ваше величество! «Ну-ну», – милостиво кивает всезоркий император Николай Павлович Романов.
«Не может он меня не увидеть! – судорожно думал шестнадцатилетний Петр Алабин. – Никак не может! Такой человек все видит! Всех, насквозь!»
И вот делегация ходила-ходила, и вдруг император точно нарочно взял и поотстал от своих, разглядывая портреты на стенах. А его временного десятисекундного отсутствия тем же чудесным образом не заметили. Бывает такое. Редко, но случается. И вот тут, поняв свою фортуну, Петр и бросился к царю, да так бросился, что даже не дошел, а почти проехал до него по тем самым половицам, которые драил накануне. Подъехал и замер в метре перед императором по стойке смирно, стрункой вытянувшись и высоко подняв подбородок.
А царь, высоченный, с бакенбардами, посмотрел так, как, верно, только с облаков можно смотреть на всех смертных. Одно слово: император! Третьего Рима повелитель! Нахмурился и спросил:
– Кто таков, юноша?
Никто бы из пансионеров и никогда не посмел бы вот так подлететь к царственной особе. Хочешь спросить, попроси педагога, коли он сочтет нужным, то заговорит о том с директором. Ну а директор скажет: «Вон подите оба с вашими глупостями». За такое самовольство можно и выпоротым остаться, и вылететь из училища. Одна только причина могла быть такому самовольству, знал государь: жалоба на вышестоящих. А вот жалобщиков, надо сказать, Николай Первый не жаловал. Не любил он их по природе своей. «Терпение и труд – все перетрут, – считал он. – Молчи и слушай, а коли порют, то разумей, за что». Он и сам не жаловался тятеньке Павлу Петровичу, когда воспитатель, бравый солдафон Ламсдорф, поколачивал его время от времени за тугоумие или непослушание. Это он говорил: «Разумей, пехота!» И маленький Николай, пытаясь вывернуться, укусить того и удрать, да все тщетно, как правило, разумел. Но и в голову не приходило идти плакаться к отцу! Тот бы заставил добавить – за слабодушие и подлость. Оттого и не любил император самовольства и нюнь жалобщиков-учеников.
– Ну? – переспросил он, уже готовый дать отпор.
– Пансионер третьего курса Петр Алабин! – выпалил юноша. – Ваше величество, прошу после окончания Коммерческого училища зачислить меня на службу в Тульский лейб-гвардии полк, – он запнулся, проглотил слюну, – в котором служил мой отец и дошел в составе этого полка до города Парижа в тысяча восемьсот четырнадцатом году! – У него уже и в глазах потемнело от волнения. – Прошу вас, ваше величество, зачислить нижним офицерским чином. Родине хочу служить!..
А глаза Николая Павловича, только что собиравшие грозу, оттаяли и потеплели. Вокруг них уже кучилась императорская свита, так оплошно потерявшая коронованную особу. Все немного плыло перед взором юноши. Совсем рядом, точно качаясь среди других настороженных учителей, грозил ему пальцем бледно-зеленый лицом директор училища, господин Дынников, и старший педагог Мордвинов смотрел через очки так ровно и так серьезно, точно собирался отправиться на кухню училища за самым длинным и зверским столовым ножом, чтобы после отъезда императора исполнить-таки свое обещание насчет шкуры.
– Похвально, Петр Алабин, похвально, – кивнул император и потрепал юношу по темным волосам. – Хороших ребят готовите, господин директор! – не оборачиваясь на того, сказал он. – Нам такие нужны!
Отвернулся и двинулся прочь, а за ним потекла и вся его свита с директором училища и прочими педагогами. Обернулся один только старший педагог Мордвинов, поглядел с лукавым прищуром через стеклышки, кивнул и тоже заторопился. Кажется, на кухню он идти более не собирался. А Петра все трясло и трясло от волнения, колени дрожали.
Но ничего, уже справлялся.
Его не наказали, даже не выругали. Кажется, выходка сошла с рук. Верно, понравилась она императору. Сам Петр уже думал о ней как о том, что произошло и не с ним вовсе, а с кем-то другим, когда в училище пришло письмо с высочайшим повелением: «Исполнить по окончанию курса и в качестве исключения просьбу пансионера Петра Алабина, учитывая воинские заслуги его отца, офицера Тульского полка в кампанию 1812 года, и зачислить его унтер-офицером в означенный полк на военную службу. Император Николай Первый».
Мордвинов встретил его на следующий день в том самом коридоре, где Петр нарочно столкнулся с императором.
– Ну ты и сукин сын, – сверкнув очками, одобрительно покачал головой старший педагог. – Далеко пойдешь, пансионер Петр Алабин!
И двинулся своей дорогой, все так же заложив руки за спину.
А Петр все смотрел и смотрел на эти горящие полы, которые еще не успели затоптать другие ученики, и счастье переполняло его. «Не забыл император! – бешено колотилось его юношеское сердце. – Не забыл!..»
– Поручик Алабин, к полковнику Разумовскому! Перестроиться в цепь! Поручик Гриднев, к полковнику Лешину, с тем же приказом! – Этот крик мгновенно вырвал его из воспоминаний: забылся на секунды – едва успел сделать несколько глотков из фляги и вернуть ее товарищу. А ревел налитый кровью лицом полковник штаба Добромыслов. – И тотчас же обратно! Передать: приказ генерала Павлова! Идти на расстоянии в сажень друг от друга, не ближе!
Но голос полковника уже перекрыл тяжелый и раскатистый гром, а за ним устрашающий, ничего хорошего не предвещавший свист. Так металл, стремительно приближаясь, режет воздух! Форт давно обескровлен, так что это?! Как и другие офицеры, Петр оглянулся. На том берегу Дуная, на плато, ветер уже подхватил десятки белых облачков и потянул их от жерл пушек в сторону.
– Откуда?! – оторвав флягу от губ, завертел головой Павел Гриднев. – Петька?!
– Из-за Дуная бьют! – кивнул тот на близкую реку.
Перелетев мобильный штаб генерала Павлова, ядра ударили в поле, по которому сейчас под барабанный бой топала русская пехота. Земля, металл, кости и кровь густо взлетели в воздух. Так начинался бесперебойный артиллерийский обстрел русских позиций на подступах к Ольтеницкому форту, занять который они думали уже в ближайшие часы! А все так удачно к тому шло – и форт был на грани сдачи: его артиллерия почти замолчала. И тут – новый прилив сил! Раскатисто и упрямо палили турецкие батареи с того берега Дуная и били крепко! С тяжелым грохотом взорвал небо очередной залп, встряхнув балканскую землю, и совсем рядом, над головой, прокатился град ядер, вновь резанув по русским позициям… Небо показалось черно-багровым. Но пора было выполнять приказ!
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/6/0/4/1/186041.jpg)