Саваоф
Книга 1
Александр Мищенко
Автор сердечно благодарен за помощь в издании книги главе администрации Казанского района Т. А. Богдановой и руководителю фирмы «Маяк»
В. Л. Ташланову.
© Александр Мищенко, 2016
ISBN 978-5-4483-2069-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
О труде в литературе и искусстве
В качестве манифеста
Издал я книгу «Гаринский парень», главный персонаж ее предприниматель В. П. Федотов – трудогольный герой нашего времени в моей версии. Но подобных в отечественной литературе не бывало ни до революции, ни после нее. Прозвучало, правда, в прессе недавно, что вышел в центральной России роман «Сперматозоид». Забегались с ним гламурные дамочки и тусовочные мужички из писательской среды. Не могу я понять «во глубине сибирских руд» подобного ажиотажа. А вот над этим стал кумекать: Мэр Лондона Борис Джонсон во время интервью на радиостанции LBC обозвал вице-премьера Великобритании Ника Клегга «презервативом», как пишет газета Guardian. Но это ж совсем другое дело, как сказали б в Одессе… Такие шли на встречу с Путиным, подленько оглядываясь, как бы их, вольных художников слова, не уличили в ренегатстве, в заигрывании с властями. Но что есть вольный художник, господа пишущие? Если говорить о себе лично, то я чувствую в себе пушкинскую волю творить. «Пока свободою горим…» Кредо проросло из всего пережитого мною (Все из себя): я пишу по велению сердца, а сердце мое принадлежит Родине… Не знаю, кому оно принадлежит у автора «Сперматозоида». Что не Родине – однозначно! И пока правят бал в литературе такие писатели, злобой дня будет дышать всклик Н. А. Некрасова:
Когда же в книгах будем мы блистатьВсей русской мыслью, речью, даром…
Все начинается на земле с сева. Зерном моим, которым я засевал пространства своего романа «Дом под звездами», стали как раз огни св. Эльма, запечатленные в дневниках бессмертного путешествия Дарвина на корабле «Бигль». Не мог не начать я с «Моего Дарвина» и свое повествование. А что посеешь, то и пожнешь. Лукавые времена, когда много жнут и мало сеют, преходящи, вечны веки истинного сеятеля. А то ж зло одно с такой нивой. По притче Соломоновой: «Сеявай злая, пожнет злая». «А отчего?» – спросим себя и ответим: «Жатвы много, а делателей мало». Дефьсит в них и нужда непреходящи, как непреходяща жажда в пустыне, в какой водил соплеменников Моисей. Попомним из «Эклоги» Сумарокова: «Пшеница на овине без жатвы не дается». И вечен остается этот призыв: «Делатели, на жатву!» Сие есть жити, еже не себе жити токмо (Григорий Богослов).
Что же касается одного из таких делателей, «Героя нашего времени», то мне светила в исканиях эта мысль из проповеди «Перед пришествием»: «Кто сегодня ходит в наших кумирах? Кто герой нашего времени?.. Сегодня, когда нас окружают герои и дутые, и бутафорские, хочется перевести уставший от них взгляд на вещи реальные и истинные, которые есть высшая простота и ступень совершенства. На вершине и во главе пусть будут честность, искренность, понимание».
Если воспринимать героя модной книги чисто буквалистски и виртуально, то это вечный безвестник из копей любви. Хотя не возразишь против истины: трудоголик он выдающийся, пламенный и беззаветный. С фантастными энергиями и в жестокой конкуренции бьется за свой кус счастья. Другого героя, отвечающего чаяниям народа, ныне ну никак не найти… А определить, кстати, дарная книга или бездарная, не очень сложно. Я лично могу назвать собственными эти слова Станислава Лема: «Все-таки я ни в чём не уверен так безусловно, как в том, что могу отличить умницу от дурака, слепца от гения по нескольким взятым наудачу страницам. Это моя точка опоры…» Тыщу раз убеждался я в безусловной правоте великого фантаста. Желтая пресса, к сожалению, гоняется за клубничкой в литературе и в жизни. Много чего можно найти в СМИ «под развесистыми сучьями столетней клюквы».
Это, может быть, субъективизм – вырвать из контекста современной литературы опус этот – «Сперматозоид». Но вот современные «Повести Белкина», представленные в Интернете «литературной блохой», а в прошлой жизни твёрдым троечником семидесятых, как он себя подает, Алексеем Решенсковым, текст которого переправил мне по электронке друг мой, секретарь нашей тюменской писательской ячейки Леонид Иванов:
«Взяв сборник на подоконнике в святая-святых, храме культуры – Литературном институте им. Горького, рука тянется снять шляпу перед авторами его. Но, прочитав рассказ Олега Звонкова «Дар», как бы получаю первую пощечину. Очнись-очнись, я говорю себе. Ты в какое время живешь? Подумаешь, что здесь необычного, если автор рассказывает всем нам о своём даре видеть «пердаки». Идёт так Олег по улице со своей девушкой и вдруг видит нежный пук от милого создания. Я, как читатель, начинаю вглядываться в проходящих людей и хочу увидеть это явление, но с ужасом понимаю, что нет у меня такого таланта.
Сергей Куренёв порадовал меня. Здесь и образы, и ощущения – живо. Но вдруг пелена стала застилать мои глаза. Забилось бешено сердце, и капельки пота проступили на лбу.
«Пидорасы! Будут мне указывать, бл..дь. Пошли вы на х..й.»
Это что, влияние нашего времени? Отражение действительности? Или в этом и заключается смелость, нахальство, об отсутствии которого сожалеет Нина Шурупова? Дальше, из уважения к своему личному ЭГО текст был пропущен.
Прочитав Кирилла Тахтамышева «Долгие долги», почему-то не уловил ощущений любви, интриги, трагедии. В памяти остались только следы вопиющей жестокости.
«Я бил и бил, месил его и месил, тащил его и тащил на себя..». Если цель писателя пробудить в своих читателях чувство жестокости, то Кириллу это удалось.
Доклад профессора Казначеева «Архызские суки», прочитал в подавленном состоянии и ничего не понял. Что хотел сказать автор, осталось для меня загадкой. А главное, больше половины текста можно было и вовсе сократить, а суть осталась бы неизменной. Такое впечатление, что автор, как бы прощаясь с миром, напоследок решил выложить на бумагу всё, что он когда-то узнал. Тут и Братья Гримм, и Киреевские. И Екатерина Дранная и Неежпапа Александр, и баклажанного цвета гениталии. Мне представился рядовой инженер, который, придя после работы домой, взял томик Сергея Казначеева и, прочитав страницу, заснул. И право, не мудрено. Такие предложения, как – «Сумрачно-малахитовые снизу, синевато-серые посредине и серо-белёсовые наверху горы вплотную обступили узкую, пологую долину, по дну которой стремительно и бурливо катились волны верхнего притока Кубани-речки Псыш.» – вызывают у меня зевоту. Это тяжелый случай. Полнейшее отсутствие чувства поэзии текста, музыки, звучания слов».
«Если литинститут пропагандирует ТАКУЮ литературу, то «дальше плыть некуда». Среди тюменской филологической профессуры тоже есмь приверженцы подобной писанины. Одна из членов жюри, Дверцова говорила про наши с Николаем Коняевым книги, что это «совок», что это вчерашний день литературы, что теперь никто так не пишет, что это, как сказали бы её студенты, полный отстой. Дверцова за литературу признаёт то, что пишут НОВЫЕ сочинители текстов типа Фигли-Мигли, этакой снобистки, презирающей всех и вся, кроме той части, которая сама провозгласила себя современной элитой общества. В одном из интервью эта Фигля-Мигля сказала, что бывшая когда-то хранителем духовности и моральных ценностей деревня давно вся спилась, деградировала, стала самой безнравственной и бездуховной частью современного общества. Зато они – эта современная белая кость – это носители нравственности и морали (примечание моё). И ладно бы профессура эта просто наслаждались бы такого рода текстами, но ведь насаждает она свои приоритеты студентам. Тех же, кто пытается сохранять классический подход к своим произведениям, нарекают презрительными эпитетами, а их прозу – отстоем, совком, деревенщиной. Хотя, наверняка должны помнить, что именно деревенщиками были Белов, Распутин, Абрамов, Лихоносов, считавшиеся в своё время классиками. В своё время, пока не пришло другое – возносящее на литературный (хоть и не подходит это слово) Олимп всевозможную дребедень типа «Цветочного креста» и ему подобных творений, получающих высшие литературные премии страны, ещё в недалёком прошлом дававшей миру действительно шедевры. Увы! Вы ещё полистайте «Московский Парнас». Тоже те ещё «шедевры», а почти под каждым стоит подпись «член СПР или МОСПР».
Самое страшное, на мой взгляд, что подобного рода деятели от культуры становятся чиновниками. И в результате молодые таланты попадают под их влияние, под их зависимость. А несогласные рискуют стать писателями, работающими в стол».
Тако высказался мой задушевный друг Леонид Иванов. И добавишь тут, что только суки и стервы вроде бы окружают нас в жизни, в постелях одних протекает жизнь и ради утех явлено в Мироздании «человеческое вещество». Так это прозвучало у Велимира Хлебникова: «Я вижу конские свободы И равноправие коров». Хотя высокий строй души человека возможен и в постельной жизни. Как же целомудренно это, когда один может сказать другому: «Хорошо, что вы существуете в мире». Целомудрие ж – явление глубоко личностное и, конечно же, сословное. Разное оно в крестьянском доме, в семье докторской или учительской и в королевском дворце. Знакомлюсь с одной цитацией, советом королевы Виктории дочери в ее брачную ночь. Источник дает его отсветом, строчкою дневника леди Хиллингтон. Ждет она суженого Чарлза в спальне. Запись в дневнике: «И когда я слышу его шаги у своей двери, я ложусь на кровать, закрываю глаза, раздвигаю ноги и думаю об Англии». А что в нашей уныло-бескрылой жизни? Можно стремиться обрюхатить массу девочек, плодя страдание. И таких удальцов немало сейчас. И в веках прошлых. Печорин оставлял за собой по жизни шлейф страдающих женщин, слез и горя. Так вездеход на гусеничном ходу, просекая тундру, оставляет среди ее ягельников не заживающий многие годы шрам…