Герои рассказов Юрия Максимова – с разных планет, из разных стран и времён, это храбрецы и трусы, борцы и предатели, ищущие Бога и отрицающие Его. Мир «Христианского квартала» непредсказуем, динамичен, опасен, но не хаотичен, потому что Творец, создавший Вселенную, помнит о каждом творении Своём и освещает его светом Своей благодати.
Юрий Валерьевич Максимов
ХРИСТИАНСКИЙ КВАРТАЛ
фантастические рассказы
Содержание
Христианский квартал
Больше, чем…
Двадцать минут
Мата
Небо всё видит
Пустяки
Псогос Валена
Рядовой
Символ
И поднялось терние...
Узник
Ветер перемен
Дерзновение пред лицом Божиим
Смерть атеиста
Бд-6: Дервиш
Девушка и фантаст
Герой, который остался дома
О путешествии наставника Ма и двух просветлённых
Лесоболотный массив
Бд-9: У самого синего моря...
Рубикон (термоядерная сказка)
Тот, кто думает о нас
Бд-7: Трон в крови
Сложноструктурированные органические объекты
Помощник
Сельский вечер
Микросхемы
Продаётся Америка
14:42 по Марсу
Христианский квартал
Сразу после завтрака Юнус отправил старшего сына на базар, вместо себя. Ильяс - парень смышлёный, подменять отца в лавке не в новинку.
Затем умылся, разгладил жёсткую бороду, накинул риду на плечи. Покивал с усмешкой на слова жены - та приметила, как Мария передавала надкусанное яблоко соседскому Кусте. И откуда только узнала этот знак багдадских девиц? Да, теперь такой возраст - глаз да глаз нужен.
Отстранив полог, хозяин вышел во дворик. Солнце уже высушило росу с листочков изогнутой маслины. В тени колодца разлёгся Тим-бездельник. Какие уж ему мыши, только и знает, что валяться, да шерсть свою вылизывать. Из хлева недовольно всхрапывает Огонёк - видно, так и не привык за ночь к соседству с чужим мулом.
А вот и Мати в незаправленной рубашечке выглянул из-за полога.
- Папа-а-папа!
- Да, сынок!
- А отец Хиостом правда в Иесалим идёт?
- Правда.
- И я хочу в Иесалим!
- Вот подрастёшь и поедешь.
- А я с собой Дато возьму... - показывает сшитую из тряпок коняшку.
- Возьми. Отчего бы не взять?
Наконец показался сам постоялец. Вытянутое бледное лицо, борода с проседью, густые брови, старая скуфья, да потрёпанная ряса до земли.
- Как спалось, авва, с дороги-то?
- Спасибо, Иона, на славу. - улыбается.
- Ну что, к епископу теперь?
- Конечно.
Скрипнула створка ворот, хозяин и монах ступили наружу, в переплетение узких улочек христианского квартала. Утреннее солнце вошло в силу, обжигая бледно-рыжие камни стенной кладки и тёмную брусчатку под сандалиями. Ноздрей коснулся запах пыли и конского навоза. Зашагали по затенённой стороне.
- Это дома христиан?
- Да, авва.
- И те, что мы прошли - тоже?
- Истинно так, авва.
- Богатые дома. - с удивлением покачал головой монах, - Я на прошлом переходе был в Тиннисе. Никогда не видывал я такой нужды, как среди тамошних христиан. Они говорили, что это из-за податей, которыми облагают их неверные, взимая по пяти динаров с головы. Как же вы умудрились избежать этого зла? Или с вас не взимают?
- Отчего же, взимают, и джизью и харадж, подушный и поземельный налог. Такой порядок везде, авва.
- Но вы не бедствуете, а против жителей Тинниса - сущие богачи! Как такое удаётся?
- Господь хранит. - ответил Юнус, отвернувшись, будто разглядывая стены, - Кроме нашего епископа никто из нас даже не видел лица сборщика податей.
- Видно, ваш епископ - святой человек. Хорошо, что повидаюсь с ним.
Юнус промолчал, раздумывая над тем, почему на улицах никого нет. Не бегают дети, не везут тележки хозяева, не идут женщины с кувшинами, покупать воду... Голые камни, еле слышный отзади шум базара, наглухо запертые двери. Нет, скрипнула одна, отворилась - Сержис, троюродный брат, выкатился, пыхтя и подхватывая пузо.
- Сержис!
- Юнус!
Обнялись. Юнус представил:
- Авва Хризостом. Из обители Каллистрата, что в Константинополе. Идёт на богомолье ко Гробу Господню. В Тиннисе отстал от группы. Теперь догоняет. Оказал мне милость, остановившись в нашем доме на ночлег. Веду знакомить с владыкой Михаилом.
- Ох ты, радость какая, батюшка, поведайте, как там в Царь-граде людям живётся? Что нового?
- Всё старое. Хлеб дорожает. Импертор дряхлеет. Слава Богу за всё.
- И то верно, батюшка, сказано. Помолитесь и о нас, грешных, во Святом Граде.
- Постараюсь.
Сержис повернулся к брату:
- Копты третьего дня в городе.
- Видел. Вчера ко мне шёлк смотреть приходили.
- Но приехали-то они не за шёлком.
- Знаю, зачем они приезжают.
- Да, утром караван из Ракки пришёл. Вот надумал я сходить, глянуть. Может, спасу хоть одного. И мне помощник давно в доме нужен.
- Сходи, сходи. Святое дело.
- А ты не хочешь пойти?
- Да у меня ж гость.
- И правда! Пустая моя башка, сам уже не знаю, что болтаю. А ты что к церкви авву по улице ведёшь, через ряды-то разве не короче выйдет?
- Давно ж ты у меня, Сержис, не был, если не помнишь, как от моего дома идти. - рассмеялся Юнус, обнажив белые зубы.
- И то верно. Прости, брат. Ну, Бог в помощь, пойду я. Авва, благослови.
И разошлись, Сержис засеменил вверх, к рядам и базару, а Юнус с монахом - вниз по улице.
- Что тебе Сергий предлагал купить? - переспросил отец Хризостом, по привычке произнося имена на ромейский манер.
- Сегодня на рынке партию мальчишек будут торговать. С Кипра все, ромеи. Мустафа захватил при набеге, ещё месяца три назад, ты, авва, не слышал разве?
- Дурные вести быстро доходят. - кивнул монах.
- Пленных ещё не всех распродали. К нам детей завезли. Здесь их копты скупают.
- Чтобы спасти от неверных?
- Ох, - Юнус невольно усмехнулся, - да ты, отец, я смотрю, совсем таких дел не знаешь. Оно, впрочем, может и ни к чему. Ремесло у коптов такое. Евнухов делают. Скупают мальчишек-рабов и кастрируют. Многие при этом умирают, но зато выжившие потом идут в двадцать раз дороже, чем были куплены. Спрос большой. Нынешний халиф так помешался на кастратах, что скупает их повсюду и держит возле себя днём и ночью. Белых называет своей саранчой, а чёрных - воронами. А за правителем и знать не отстаёт. Да, неверным это не в новинку. Их поэты чаще воспевают страсть к юношам, чем к девушкам, их законоведы изыскивают оправдание для разврата со своим рабом, а в кабаке всего за два дирхема постояльцу предложат девушку или мальчика на ночь.
- Господи, помилуй! - монах перекрестился и покачал головой.
- Поосторожнее бы ты, отец, с крестным знамением. - нахмурился Юнус, озирая пустую улицу, стиснутую по обе стороны домами, - Не в Царь-граде ведь. Запрещено здесь. Хоть по своему кварталу идём, а мало ли кто на пути встретится? У нас ещё не так строго, а в другом месте неверные не поглядят, что ты паломник.
- Да здесь, вроде, нет никого. - примиряюще заметил монах.
Юнус ещё раз мысленно подивился тому, как безлюдно нынче утром. Квартал словно вымер. Куда все подевались?
Они обогнули угол дома вдовы Ханна, поворот и - Юнус заморгал, замедлив шаг.
Ему бы сразу юркнуть обратно, за угол и - домой со всех ног. Даже Хризостома бросить, - тому всё равно ничего не грозит, чужеземец ведь. Можно, можно было успеть. Пока не повернулись в их сторону. Одно лишь мгновение - но ведь было оно!
А Юнус потратил его на то, чтобы растерянно моргать и пялиться на тощего араба в белоснежной риде, окружённого сахибами с длинными табарзинами на поясах. И епископ тут же, рядом, трясёт бородой в угодливом полупоклоне. На губах - вежливая улыбка, в глазах - усталость.
Поздно. Коснулось сердце гортани, мир потемнел в глазах. Когда Юнус сообразил, сборщик уже смотрел на него.
Вот, значит, какое у него лицо. Обрюзгшее, будто сморщенное, неподвижные чёрные глаза, кожа темнее, чем у здешних арабов, - видно, из кахланитов, с юга.
Ноги слабеют. Приходится их волочить, одна за другой, всё ближе.
- Там епископ? Кто с ним?
Но Юнус не отвечает отцу Хризостому, словно не слышит. Теперь уже ни до чего. Только шаркать сандалиями по острой брусчатке, силясь опомниться, осмыслить... Неужели это в самом деле?
И вот - дошёл, за четыре шага, как положено, остановился - на светлой стороне. Солнце жжёт затылок. Теперь - поклониться, коснувшись пальцами горячих камней, выдавить на арабском:
- Мир вам, господин.
- Имя. - сухой, низкий голос.
- Юнус ибн Хунайн, господин.
- Чем промышляешь?
- Тканями торгую, господин.
- Готов уплатить положенное?
- Конечно, господин.
- Кто с тобой?
Юнус, чуть разогнувшись, обернулся на отца Хризостома, словно только что вспомнил. Тот спокойно стоял рядом, пропуская мимо себя речи на непонятном языке. Даже головы не догадался склонить перед арабом.