Станок Харгривза, если судить по иллюстрациям, не представляет собой ничего особенного: всего лишь десять катушек на раме и колесо для того, чтобы их вращать. Однако это приспособление способствовало промышленному росту Британии. К сожалению, оно также привело к использованию детского труда, поскольку дети, которые проворнее и меньше ростом, чем взрослые, умели лучше всех управляться с прядильной машиной.
До этого изобретения надомные рабочие пряли вручную по 500 тысяч фунтов хлопка в год. К 1785 году, благодаря станку Харгривза и последовавшим вслед за ним усовершенствованным моделям, эта цифра достигла 16 миллионов фунтов. Однако Харгривз не разбогател на своем изобретении — по большей части из-за махинаций некоего Ричарда Аркрайта, менее привлекательного и менее одаренного, зато самого успешного из всех деятелей раннего периода промышленной революции.
Как Кей и Харгривз, Аркрайт был выходцем из Ланкашира (как знать, случилась бы промышленная революция без ланкаширцев?). Он родился в Престоне в 1732 году, был на одиннадцать лет моложе Харгривза и почти на тридцать лет моложе Кея. Следует помнить, что промышленная революция свершилась не в одночасье и представляла собой постепенные усовершенствования в разных областях на протяжении многих лет. Прежде чем заняться индустрией, Аркрайт был трактирщиком, парикмахером и брадобреем-хирургом, в обязанности которого входило вырывать зубы и отворять кровь.
Он заинтересовался текстильной промышленностью благодаря дружбе с Джоном Кеем (другим Джоном Кеем — часовщиком и полным тезкой изобретателя ткацкого челнока). С его помощью Аркрайт начал собирать станки и компоненты, необходимые для механического производства тканей. Будучи человеком бессовестным, Аркрайт без колебаний украл у Харгривза отдельные элементы его Дженни (естественно, не выплачивая никаких компенсаций), мошенничал в делах и предавал друзей и партнеров ради собственной выгоды.
У него, без сомнения, были определенные познания в механике, но, что важнее, он был отличным дельцом-организатором. Тяжкий труд, удача, гибкость и жестокость сделали Аркрайта в кратчайшие сроки фактически монополистом в области производства хлопка в Англии.
Люди, чьи рабочие места были уничтожены станками Аркрайта, не просто были расстроены — они впали в отчаяние. Предвидя такой поворот событий, Аркрайт построил свою фабрику в отдаленном уголке такого же отдаленного графства Дербишир как настоящую крепость, оснастив ее пушками и копьями (в количестве пятисот штук). Он стал монополистом на рынке механического производства тканей и в результате стал баснословно богат. На момент смерти Аркрайта в 1792 году на него работало пять тысяч человек, а его состояние насчитывало полмиллиона фунтов стерлингов — гигантская сумма для кого угодно, не говоря уж о бывшем брадобрее.
На самом деле промышленная революция стала по-настоящему эпохальной во многом благодаря одному человеку — преподобному Эдмунду Картрайту (1743–1823). Картрайт вышел из обеспеченной и по местным меркам влиятельной семьи из Ноттингемшира; он очень хотел стать поэтом, но в результате стал приходским священником в Лестершире. В 1785 году, после случайного знакомства с одним текстильным фабрикантом, он разработал — кажется, без всякой предварительной подготовки — мощный ткацкий станок.
Станки Картрайта полностью изменили мировую экономику и сделали Британию по-настоящему богатым государством. К моменту открытия «Великой выставки» 1851 года в Англии работали 250 000 мощных ткацких станков, и число их росло в среднем на 100 000 в десятилетие, пока их не стало 805 000 в 1913 году; к этому же времени по всему миру разошлось около 3 000 000 станков.
Если бы Картрайт получил адекватную компенсацию за свое изобретение, он стал бы богатейшим человеком своего времени, как в разные эпохи становились Джон Рокфеллер или Билл Гейтс, но этого не случилось. Напротив, он залез в долги, пытаясь защитить и внедрить свои патенты. В 1809 году парламент наградил его премией в 10 000 фунтов стерлингов — это было ничто по сравнению с аркрайтовским полумиллионом, — но Картрайту этого хватило, чтобы прожить свои оставшиеся дни в комфорте.
У Картрайта была настоящая страсть к изобретательству, и он предложил также станки для производства веревок и чесания шерсти (оба они оказались очень успешными), а также новые виды печатных машин, паровых двигателей, новые типы кровельной черепицы и кирпичей. Последним изобретением Картрайта, запатентованным незадолго до его смерти в 1823 году, стал экипаж, управляемый мускульной силой человека и «способный передвигаться без лошадей». В патенте было заявлено, что для управления таким экипажем требуется два человека; если они будут постоянно, но не особенно напрягаясь, нажимать на педали, то экипаж пройдет 27 миль в день даже по сильно пересеченной местности.
С ткацкими станками производство хлопка уж точно должно было бы резко пойти в гору, но не тут-то было: фабрики нуждались в гораздо большем количестве хлопка, чем могли обеспечить поставщики. Самым подходящим районом для выращивания хлопка оказался юг Соединенных Штатов. Климат, слишком жаркий и сухой для многих других сельскохозяйственных культур, как раз подходил для хлопка. Однако наладить прибыльное хозяйство долго не удавалось из-за трудностей сбора. Каждая семенная коробочка хлопчатника набита клейкими семенами (три фунта семян на каждый фунт хлопкового волокна), которые приходилось отделять вручную, одно за другим. Эта операция была крайне трудоемка и экономически невыгодна даже с использованием рабского труда. Стоимость еды и одежды рабов, пусть и ничтожная, все равно намного превосходила стоимость получаемого в итоге хлопка.
Эту проблему решил человек, выросший вдали от плантаций. Его звали Эли Уитни, он был родом из Уэстборо, штат Массачусетс, и, если источники не врут (а мы скоро увидим, что источникам никогда не следует чрезмерно доверять), прославился Уитни благодаря невероятно счастливому случаю.
Согласно общепринятой версии, он окончил Йельский университет в 1793 году и нанялся домашним учителем в семью из Южной Каролины. Однако, приехав туда, Уитни обнаружил, что ему платят лишь половину от обещанного жалованья. Оскорбившись, он отказался от места, потешив таким образом свое самолюбие, но оставшись без копейки денег вдали от дома.
Он отправился еще дальше на юг и по дороге познакомился с жизнерадостной молодой женщиной по имени Катарина Грин; это была вдова покойного генерала Натаниела Грина, героя американской революции. Грин поддерживал Джорджа Вашингтона в самое тяжелое военное время, и благодарное правительство наградило его плантацией в Джорджии. К сожалению, Грин, уроженец Новой Англии, не вынес жаркого климата Джорджии и в первое же лето умер от солнечного удара. Уитни обратился к его вдове.
К тому времени миссис Грин открыто жила с другим выпускником Йельского университета, управляющим на ее плантациях, по имени Финеас Миллер; они с радостью пригласили Уитни к себе в качестве работника. Там Уитни и узнал о проблеме хлопковых семян. Осмотрев семенную коробочку, он тут же придумал решение, пошел в мастерскую и изготовил простой вращающийся барабан с гвоздями, которые отделяли хлопковые волокна от семян. Его новое устройство было таким эффективным, что могло заменить работу пятидесяти рабов. Уитни запатентовал свою хлопкоочистительную машину, или волокноотделитель (по-английски — gin, сокращенно от engine, двигатель), и приготовился загребать деньги лопатой.
Это традиционное изложение событий, но во многом оно похоже на выдумку. Скорее всего, Уитни уже был знаком с Миллером (недаром же они окончили один и тот же университет), заранее знал о проблемах выращивания хлопка на американской почве, ехал на юг уже по приглашению Миллера, и задачей его было именно изобретение хлопкоочистительной машины. И потом, даже опытную модель такой машины не сколотишь за пару часов в сарае на плантации; Уитни наверняка работал над своим станком в течение недель или даже месяцев в мастерской Уэстборо.
Каковы бы ни были обстоятельства ее изобретения, машина получилась чудесная. Уитни и Миллер стали партнерами и рассчитывали разбогатеть, но оказались никудышными бизнесменами. За право пользоваться своей машиной они запрашивали одну треть урожая вне зависимости от его размеров — плантаторы и законодатели Юга сочли такие условия откровенно грабительскими.
То, что Уитни и Миллер оба были северянами-янки, не добавило им популярности. Они упрямо отказывались изменить свои требования, убежденные, что южане-плантаторы не устоят перед лицом такого эффективного технологического новшества. В этом они были правы, но им не пришло в голову, что их агрегат можно запросто скопировать, что любой мало-мальски приличный плотник смастерит копию их машины за пару часов.